— Куда? — рискует спросить Мартин.

— Куда надо.

Мы едем по тому же проселку, теперь уже в сопровождении вооруженных всадников. По бокам у меня — верзила в сомбреро и обыскивавший нас крепыш-коротышка. Мартин едет сзади с таким же «эскортом». Верзила вдруг останавливается, снимает платок с лица и закуривает.

— Узнал меня, стрелок?

— По голосу.

— Метко стреляешь. Если бы не хозяин, мы бы еще пощелкали. А то мне даже пришлось за разбитую бутылку платить.

— Могу отдать, друг Пасква.

— Запомнил, значит? И я запомнил.

— Тем лучше, — говорю я, — пригодится на будущее.

Куда и зачем нас везут? Ограбить? У нас ничего ценного с собой нет, кроме нескольких сот франков наличными. Отнять их они могли бы и на полянке у костра. Убить? Но и убить можно было там же, ведь лесная дорога темна и пустынна. После того, как я узнал верзилу из «Веселого петуха» в Сильвервилле, все больше убеждаюсь, что мы нужны не ему. Похоже, его хозяин Тур Мердок где-то поблизости…

На развилке поворачиваем влево. Еще полчаса — и мы останавливаемся у ворот забора, уходящего в глубину леса. В сутках здесь восемнадцать часов, и ночь, недавно начавшаяся, уже тает в предрассветном тумане. Забор отлично виден: высокий, из толстых, почти четырехметровых, бревен, совсем как у Стила пятьдесят лет назад. Тяжелые ворота нудно скрипят. По мощенной камнем дороге мы подъезжаем к небольшой бревенчатой даче, покрытой толстым слоем спрессованного и высушенного тростника. Нас никто не встречает. Пасква, толкнув незапертую дверь, пропускает меня и Мартина вперед в сени, а затем в комнату с огромным камином, в котором горят целые бревна. Этот огонь и является единственным освещением комнаты, где несколько человек за непокрытым деревянным столом играют в карты.

Пасква проходит в дверь, едва заметную в глубине комнаты, и тотчас же возвращается.

— Ано может войти, а Мартин пока останется здесь.

— Мсье Ано, — говорю я ему, — и твердо запомните это на будущее.

Пасква не отвечает, а Мартин садится на скамью подальше от камина — ему и так жарко от верховой езды. Я вхожу в другую комнату, бревенчатую, без обоев, но хорошо меблированную, с большим мягким ковром на полу. В комнате светло, хотя и освещает ее только десяток толстых свечей в грубых деревянных подсвечниках. Встречает меня сам Тур Мердок.

— Садитесь, мсье Ано. — Приветливая улыбка играет на его темных губах, и тонкие, почти женские руки указывают на одно из двух обитых красным бархатом кресел. — Рад видеть вас в моей летней берлоге.

Я начинаю злиться.

— Приглашение с вооруженным эскортом?

— А вы бы приехали иначе?

— Возможно.

— Мне нужно было наверняка. Я знал, что вы поедете верхом, знал и когда вы поедете.

— Откуда?

— Это мой маленький секрет, мсье Ано, но, чтобы вы не мучились над его разгадкой, скажу вам, что у меня есть кое-кто в сенаторском окружении. Я даже знаю о вашем назначении. И самое главное — вы мне нужны. Тем более, что мы договорились обо всем еще в Сильвервилле.

Решаю, как говорится, брать быка за рога.

— Так что же вы предлагаете, мистер Мердок, и что требуется от меня?

— Предлагаю вам десять тысяч франков. Первую половину вы получите по приезде в Город от моего банковского агента. Остаток — по окончании дела.

Я не спрашиваю — какого дела, пусть сам расскажет.

— Крупно играете, Мердок, — намеренно опускаю «мистер».

Мердок принимает вызов.

— Чем крупнее игра, Ано, тем интереснее игрокам.

Моя ставка в этой игре — десять тысяч. Ваша — голос сенатора Стила, поданный за легализацию моей партии.

— Какую цену может иметь один голос Стила?

— Огромную. Вслед за ним проголосуют все аграрии и цеховые старосты. «Джентльмены» воздержатся, а трудовики останутся в меньшинстве.

— Цеховые старосты — это лидеры профессиональных союзов? — спрашиваю я, не замечая, что прибегаю уже к чисто земной терминологии.

Но Мердок замечает.

— Странный жаргон у вас, — кривится он, — мы так не говорим. Сразу ясно, что вы далеки от политики.

— Даже не знаю, кто такие трудовики.

— Доновановское крыло популистов. Несколько старых мечтателей и мальчишки, вообразившие себя взрослыми.

— Вот видите, — говорю я, — с моим ничтожным опытом в политике трудно согласиться на вашу игру. Предлагаю другие условия.

— Какие?

— Никаких авансов. Выйдет — хорошо, не выйдет — не взыщите.

— Значит, все-таки допускаете, что можно убедить Стила?

— Можно попытаться его убедить.

— Так почему же отказываться от пяти тысяч? Не понимаю ваших мотивов.

— Элементарная честность, Мердок. Я никогда не беру денег взаймы, если не уверен, что смогу их отдать.

— Но в игру входите?

— Рискну.

— Может быть, подключить и Дональда Мартина?

— У меня есть другое предложение о Мартине. Устройте его репортером в вашу газету.

— Но газета не моя, а Тинкросса.

— Не будем начинать с обмана, Мердок. Я знаю, кто истинный хозяин и вдохновитель этой газеты. А Мартину она нравится, и он просто мечтает стать журналистом.

Мердок молчит. Смущен или недоволен? Бесцеремонно открываю дверь и кричу:

— Мартин, войди!

Мартин входит с искательной улыбкой — готовый к своей новой роли.

— Вы никогда не работали в газете, Мартин?

— Нет, мистер Мердок.

— А что вы делали раньше?

— Путешествовал вместе с Ано, мистер Мердок. Скитались в прерии, в северо-восточных лесах, у истоков Реки.

— Вот и попробуйте написать об этом в газете. Читателям будет интересно узнать об еще не освоенных землях.

— Я хотел бы работать в отделе хроники, мистер Мердок. Городской хроники.

— Хорошо. Но о путешествиях тоже напишите. Я дам вам записку к редактору «Брэд энд баттер». Знаете эту газету?

— Я восхищен ею, мистер Мердок.

— Там сильный политический отдел. Последовательная критика махинаций в сенате. Что же касается городской хроники…

— Мне нравится ее подход к событиям, мистер Мердок, — осмеливается перебить Мартин, — опередить полицию, проникнуть в тайну случившегося раньше нее, раскрыть скандал в благородном семействе или сомнительную репутацию какого-нибудь безгрешного деятеля…