сразу поднялась к себе, ожидая такого мужчину, как вы. А вместо этого она вошла к Монбрену и убила его. И только затем поднялась к себе, обеспечив с вашей помощью абсолютное алиби.
Я вспомнил про экстаз Патриции и подумал, что он мог быть частично вызван этим убийством, и вынужден был согласиться.
— Потом, — безжалостно продолжила Миронова, — вы рассказали ей, что Кнебель видел ее в прошлом году. Сначала она отрицала, но потом согласилась, поняв выгоду такого вторичного появления. Но в баре за столом Кнебель при мне вдруг сказал ей, что он, наверно, ошибся. И она никогда здесь не бывала раньше. Эти слова оказались роковыми для бедняги. Она ведь сидела рядом с ним.
Я молчал. Миронова умела думать. А я умел убивать. Это были, очевидно, разные вещи, и поэтому нас послали вместе.
— Теперь я знаю, «кто есть кто», — спокойно произнесла Миронова. — Убираем экзальтированную пару итальянцев, отбрасываем бабника Мелендеса и его пышную любовницу Мойру. Остаются двое — Самюэль Мтчелл и Давид Келли. Один из них — герр Халлер, а другой — сотрудник ЦРУ. По-моему, все ясно.
— А где посредник? — пробормотал я, ничего не соображая.
— Это же очевидно, — улыбнулась Миронова, — первым должне был умереть посредник. Видимо, пославшие Патрицию люди знали, кто будет посредником. И участь Гектора Монбрена была решена задолго до приезда сюда. Я думаю, мы уже можем позвонить Халлеру и пригласить его к нам.
— Кому? — я все еще ничего не понимал.
— Монбрен всегда был рядом с Давидом Келли. И в последний день его жизни они гуляли вместе. Я сомневалась, думала, что Келли — сотрудник ЦРУ. Но когда Джина закричала, что ее послал Митчелл, все стало ясно. Самюэль Митчелл пошел к ней и сообщил, где находится ее муж, чтобы помешать нашей возможной встрече. Он боялся, что Халлером окажется один из нас, и хотел дать нам возможность встретиться с ним.
— Это слова, — сказал я недовольно, — какие доказательства.
Миронова улыбнулась.
— Все мужчины одинаковы, — сказала она с явным сожалением. — Я как-то читала такую притчу. Если жена звонит и спрашивает у друга мужа, был ли ее муж у него сегодня вечером, то приятель восторженно кричит, что он только что от них вышел, защищая своего друга. В ответ жена замечает, что муж уже три часа сидит дома.
— Ну и что?
— А когда звонит муж и спрашивает у подруги жены, где она находится его подруга, та, удивляясь, говорит, что уже год не видела своей подруги, хотя жена в это время сидит у нее на кухне.
— Я ничего не понимаю. При чем тут это?
— Я согласна, что женщины стервы, — улыбнулась Миронова, — но мужчины — неисправимые индюки. Из-за своей глупой солидарности они всегда готовы прикрыть друг друга. Если бы Джине сообщила о нашей встрече женщина, я бы все поняла, но когда к ней поспешил Митчелл… Вам нужно другое доказательство?
— И что я должен делать?
— Звонить мистеру Келли. Он же герр Халлер. Кстати, настоящее его имя Гюнтер Оверат.
Я так и сделал. И она оказалась права. Герр Оверат провел в нашем номере почти всю ночь. К рассвету мы знали, что задание выполнено, списки агентуры будут куплены нашей разведкой. Самюэль Митчелл опоздал. Впрочем, так ему и надо. Нельзя мешать другому мужчине, обо всем рассказывая его жене. Это совсем не по-мужски.