специально, чтобы они не возвращались в республику. Поэтому никто меня здесь уже преследовать не будет. Можешь не беспокоиться.
— Но власти будут знать, где мы находимся?
— А они и без моего звонка узнают, где именно я нахожусь.
— Как узнают?
— Половина людей, которые сбежали в Москву из Баку, мечтают вернуться на свои теплые места, чтобы снова быть при должности и иметь большие деньги. Но это нужно заслужить. Поэтому каждый второй из сбежавших стучит в Баку на каждого первого. И, соответственно, наоборот. Все надеются вернуться обратно на хорошее место, заслужив благосклонность нынешних властей. В свою очередь, в Баку почти каждый ответственный государственный чиновник, каждый руководитель ведомства или министерства помнит о том, что ситуация может поменяться. И, соответственно, работает сразу на два фронта. С одной стороны, заявляет о своей горячей любви и верности нынешнему режиму, а с другой — тайно ищет контакты с оппозицией, изгнанной из республики. И все об этом знают.
— Бессовестные люди, — развел руками Ионидис, — я многое знаю, но такого…
— Какая совесть у негодяев? — подмигнул Гасанов. — Она ведь не может гарантировать спокойную жизнь. Её гарантируют только большие деньги. А пребывание на любой значительной должности в нашей республике — это большие деньги. Поэтому пачка долларов заменяет любую совесть.
— И я могу получить паспорт, сидя в Москве? — не поверил Ионидис.
— Разумеется. Если хочешь грузинский, то его можно сделать вообще за два дня. Если азербайджанский — за четыре-пять. Российский приготовят примерно за та кое же время.
— Вы уверены? — он все-таки не верил до конца.
— Если бы не был уверен, то не говорил бы. Какой паспорт ты хочешь?
— Тогда лучше российский, — подумав, ответил Ионидис.
— С греческой визой? — уточнил Гасанов.
— Ну, если и это возможно.
— У тебя деньги на счету?
— Да.
— Ты помнишь номер счета?
— В греческом банке помню. И во французском тоже.
— Проблем нет. Я позвоню, и тебе переведут деньги с твоего счета в Москву. Сколько тебе нужно?
— А сколько мне понадобится?
— Думаю, тысяч пятнадцать-двадцать.
— Так много?
— Разве это много? — изумился Гасанов. — Мы за наш побег знаешь сколько заплатили? Кроме надзирателей и дежурных офицеров, нужно было платить пограничникам с обеих сторон, водителям машин, другим уважаемым людям.
— Я согласен.
— Хорошо. А потом поедем в Петровский пассаж или ГУМ. Купим тебе рубашку, костюм, туфли. В общем все, что нужно. Я тебе деньги дам. У меня в Москве свое дело открыто, свой ресторан. Нельзя деньги хранить в одном кармане, любил говорить мой отец. Нельзя вкладывать в одно дело. Вот я и открывал рестораны в Москве и Баку, вкладывал в промышленные предприятия Украины и Азербайджана, открывал счета в банках Турции и Кипра.
— Предусмотрительно.
— А как ты думал? Иначе нельзя. Тогда ты очень от властей зависишь. Отнимут у тебя все, и тогда ты никто. Нуль. А с деньгами ты человек. Уважаемый человек. Ты думаешь, я с этими прошмандовками, что ночь провел, еще хоть раз увижусь? Конечно, нет. Просто вчера уставший, грязный, мятый был. А вот приду в себя и с такими девочками тебя познакомлю — у вас в Греции таких нет. Будешь меня всю жизнь благодарить.
— Вы удивительные люди, — сказал грек, — чем больше я с вами сталкиваюсь, тем больше удивляюсь. Вы не похожи на всех остальных. У вас какой-то свой способ постижения истины и свой способ развития. Вы движетесь не туда, куда все остальные страны, а в какую-то немыслимую, непонятную сторону. В сторону от всего остального цивилизованного мира. Но, может быть, так и должно быть, как ты считаешь?
— Константин, ты становишься моралистом, — захохотал Гасанов, — если учесть, что на тебе висят убийства и контрабанда, то в роли священника ты смотришься не очень естественно.
— Я это знаю, — Ионидис-Пападопулос вздохнул, — я считал себя исчадием ада, а попав к вам в тюрьму и встретив такое количество предателей и взяточников, понял, как я заблуждался. По сравнению со многими из них я просто девственница. До тебя у меня в камере сидел офицер, который специально начинал сражение за день до выплаты зарплаты солдатам, чтобы в его батальоне было как можно больше убитых, чью зарплату он мог спокойно прикарманить. Или сержант, который стрелял в спины своим товарищам, чтобы потом продавать их автоматы. Они ведь даже не предатели в обычном смысле этого слова. Они настоящие, как у вас говорят, ограши.[4]
— Не нужно об этом, — нахмурился Гасанов, — такие подлецы есть у каждого народа.
Он поднялся и, подойдя к телефону, хмуро спросил:
— Какой у тебя номер счета в Греции? — его все-таки обидели последние слова Ионидиса.
Уже позже, в такси, когда они ехали в банк, Гасанов, неожиданно наклонившись к своему бывшему сокамернику, прошептал:
— Я ведь сам знаю, какие невероятные сукины дети у нас иногда встречаются. Но ради Бога, ты не думай, что это только у нас. Бардак он и есть бардак по всей территории бывшего Союза. И никогда не говори мне больше об этом. Сам я знаю, но когда говорят другие, это достаточно больно и неприятно.
Ионидис кивнул в знак согласия.
В банке они были недолго, минут двадцать. Из здания банка оба бывших заключенных вышли уже состоятельными людьми. Теперь можно было заняться и собственными бытовыми проблемами. По предложению Гасанова они отправились в Петровский пассаж.
За полгода вынужденного отсутствия Гасанова этот торговый центр превратился в образцово- показательный центр достижений передовой капиталистической промышленности. Своего рода ВДНХ эпохи развитого капитализма. Лучшие мировые фирмы — технические новинки «Сони» и «Панасоника», «Филлипса» и JVS, сумки от «Айнберга», туфли от «Балли», парфюмерия «Кристиана Диора», галстуки «Нины Ричи», одежды известных итальянских, французских, немецких фирм делали это заведение привлекательным местом для расплодившихся миллионеров, заработавших свои деньги в массе своей на воровстве и перепродаже краденого.
Даже имея в карманах достаточно солидную сумму, они чувствовали себя не совсем приятно, когда покупали туфли «Балли» за пятьсот долларов, рубашки в «Боско де Чильедже» за семьдесят и костюмы фирмы «Хельд» За семьсот. Обед в ресторане «Бельфиори», расположенном на третьем этаже, обошелся им еще в три сотни долларов, и только после этого они покинули здание.
От выпитого вина немного кружилась голова. Держа большие пакеты в одной руке, Гасанов хватал другой рукой своего товарища, пытаясь удержаться на ногах. Именно в этот момент около них притормозил белый «фиат». Это было прямо напротив здания Государственного банка России.
От неожиданности Гасанов икнул, не понимая, почему эта машина не проезжает дальше. Он удивился, когда открылась дверь и кто-то, сидевший в автомобиле, громко сказал:
— Садитесь в машину.
Грек нахмурился. Он не любил неожиданных встреч.
— Садитесь в машину, — повторил незнакомый голос, — вас ждут.
Гасанов, моментально протрезвевший, испуганно огляделся по сторонам.
— Кто ждет? — спросил он, заглядывая внутрь автомобиля.
И в этот момент увидел направленное на него дуло пистолета.
— Садитесь, — в третий раз произнес незнакомец тоном, не терпящим возражений.