ведешь себя в постели?
– Почему странно?
– Каждая твоя ласка, каждое твое прикосновение наполнено каким-то непонятным загадочным смыслом. Словно ты прикасаешься в последний раз и твои пальцы касаются того, чего больше никогда не коснутся. Ты как будто знакомишься и прощаешься одновременно.
– Да, – согласился он, глядя ей в глаза, – это правда. Возможно, поэтому я так часто расстаюсь с женщинами, которых встречаю на своем пути.
– Тебе нужно жениться, – рассудительно сказала Елена, – для мужчины ты еще достаточно молод. Это мое время уже ушло. Я перегорела, мне уже рассчитывать не на что.
– Ты была замужем?
– Была. У меня даже есть ребенок. Но теперь при моей профессии и при моем испортившемся характере мне просто противопоказано жить с мужчиной. Да и к тому же не все они бывают столь предупредительны и внимательны в постели, как ты. Достаточно одного резкого движения, и я вспоминаю о тех ублюдках, которые пытались меня изнасиловать. И тогда у меня сразу все холодеет внутри.
– Я помнил об этом.
– Я это чувствовала. Спасибо.
Она докурила сигарету, погасила ее в маленькой пепельнице, привезенной Дронго из Парижа. Живущий на два дома, он привозил одинаковые сувениры в оба. На стеллажах стояли одинаковые книги, любимые им в детстве, в комнатах одинаковая мебель. Он становился старым брюзгой и меланхоликом, и отчасти это соответствовало его желанию, а отчасти обстоятельствам, сопутствующим его работе.
– Что ты думаешь делать?
– Для начала все-таки поговорить со Светланой Рожко. А потом увидеться с Графом, который считает, что можно посылать хорошо накачанных подонков для встречи со мной.
– Это может быть опасно, – предостерегающе заметила она, – судя по всему, им не нравится, что ты ввязался в эту игру. И они попытаются остановить тебя любым способом. Они уже знают, под какой фамилией ты действуешь.
– Из чего я делаю вывод, что один из тех троих, с которыми я встречался, рассказал им обо мне, назвав и мою фамилию.
– Кто? – быстро спросила она. – С кем ты встречался?
– Вдова убитого – Кира Леонидовна, его друг Сергей Монастырев и еще один его друг Аркадий Глинштейн. Один из них и сообщил Графу о моем интересе к убийству Миронова. Впрочем, не обязательно самому Графу. Сообщивший мог рассказать об этом кому-нибудь третьему, а уже затем по цепочке это известие пришло к Графу. Мне нужна будет полная информация об этом человеке.
– Я сделаю запрос через наш информационный центр, – кивнула она, – по-моему, я слышала такую кличку. А кто, как ты думаешь, мог рассказать о тебе?
– Не знаю. Пока не знаю. Но думаю, любой из троих. Каждый из них знает, кто мог оказаться заказчиком преступления. И каждый старается держаться подальше от этого дела, понимая, что может стать следующей жертвой. Не знаю. Может, это и Глинштейн. Он назвал мне одну фамилию в ресторане и, возможно, решил вести двойную игру, выдав и мою фамилию другой стороне. Возможно, это Монастырев, решивший таким образом застраховаться от подозрений в сотрудничестве с журналистом, расследующим обстоятельства гибели Миронова. Возможно, что Кира Леонидовна.
– Она тоже? – резко спросила Елена. – Ты считаешь, что и она могла сообщить твою фамилию?
– Думаю, могла. Больше того, я подозреваю ее в первую очередь. Дело в том, что любое расследование преступления, связанное с убийством ее мужа, все равно должно начинаться с нее. Монастырев и Глинштейн возможные, но не обязательные комбинации в этом розыгрыше. А она – обязательное и начальное звено при расследовании убийства. Значит, в первую очередь нужно заручиться ее поддержкой. Более того, я убежден, что, когда мы с ней говорили, она уже заранее знала о моем визите. То есть не конкретно о моем. Ее предупреждали, что в любой момент может появиться человек, который начнет расспрашивать про убитого мужа. И возможно, даже попросили сообщить о таком человеке в случае его появления. Когда я с ней беседовал, я почувствовал, что она ждала такого человека. Это было явственное ощущение ожидаемой и тревожной встречи.
– Ты хочешь сказать, что она замешана в убийстве собственного мужа?
– Нет, конечно. Но она наверняка заинтересована в расследовании. И возможно, действует из самых лучших побуждений, пытаясь помочь следователям или друзьям, рассказывая им обо всех посторонних людях, проявивших интерес к этой теме. Я не исключаю и такую возможность.
– Господи, – вздохнула Елена, доставая вторую сигарету, – у тебя голова как исправно работающий компьютер. Я теперь понимаю, почему про тебя ходят такие легенды. По-моему, ты получаешь удовольствие от своей работы. Тебе так не кажется?
– Да, – признался он, – получаю. И это единственный вид удовольствия, ради которого я еще живу.
Вечером Светлана возвращалась из театра. Спектакль получился удачным, публика дважды вызывала ее, гримерная была переполнена цветами. Выбрав самый красивый букет, она поехала домой в автомобиле, любезно предоставленном ей директором театра.
У дома рябила на ветру большая лужа, и она остановила машину почти рядом с подъездом. Светлана жила одна в двухкомнатной квартире, купленной полгода назад. Ее пятилетняя дочь жила у матери, в Твери, и никто не мешал артистке делать стремительную карьеру. Поговаривали даже, что ей скоро дадут почетное звание.
Она вышла из автомобиля, поблагодарив водителя, и шагнула в подъезд. Это был вовсе не элитный дом, здесь было темно и грязно. Она осторожно дошла до лифта, привычно нащупала кнопку. Кабина с дребезжанием остановилась на первом этаже. Двери раскрылись, и она вошла в кабину. Двери уже закрывались, когда их придержала чья-то нога.
– Извините, – сказал незнакомец, входя в кабину.
Она пожала плечами. Мужчина был высокого роста, широкоплечий, лысоватый. Она отвернулась. На ее поклонников он не похож. Наверно, пришел к кому-нибудь или живет в этом доме. Она еще не знала всех соседей в лицо. Лифт с кряхтением, словно раздумывая, поднимался наверх. В кабине тускло горела лампочка, и она, повернув голову, увидела, как он смотрит на нее. И забеспокоилась, нервно затоптавшись на месте. Газеты были полны сообщений о маньяках, способных нападать на женщин даже в кабинах лифтов.
Но незнакомец не проявлял никаких признаков возбуждения. Он вдруг спросил:
– Вы Светлана Рожко?
Все-таки поклонник, вздохнула она, уже с некоторым интересом поглядывая на него. Как будто хорошо одет. И пахнет дорогим одеколоном. Может, бизнесмен из «новых», интересующийся искусством. Здесь важно не упустить свой шанс. Маньяк не стал бы спрашивать ее имени. И у него какой-то знакомый голос. Наверно, она где-то его видела.
– Я вас не знаю, – немного кокетливо сказала она.
– Я большой поклонник вашего творчества, – признался незнакомец, и она улыбнулась. Ее узнают даже в кабинах лифта.
– Вы были на спектакле?
– Да, конечно. Мне очень понравилось. Я живу в соседнем доме, и здесь живет мой друг. Семен Алексеевич. Вы его не знаете?
– Я знаю еще не всех соседей, – снова улыбнулась она.
Незнакомец был галантным и солидным. С таким следовало познакомиться. Возможно, он может оказаться полезным. Лифт остановился, и он посторонился. Она вышла, еще раз улыбнувшись ему. Он улыбнулся ответно, и двери закрылись.
Вытащить ключи из сумочки оказалось нелегким делом. Она долго перекладывала цветы из руки в руку и наконец нашарила ключи. Вставила ключ в замок, открыла дверь, попыталась войти и услышала за спиной мягкие шаги. Она еще попыталась обернуться, но сильная рука втолкнула ее в квартиру и захлопнула дверь. У нее упало сердце. Она повернулась и увидела незнакомца из лифта. Из ее рук выпали цветы и сумочка.
– Что вам нужно? – дрожащим голосом спросила она. – Кто вы такой?
