– Нет-нет, сегодня я занята, – снова испуганно сказала артистка. Это ему совсем не понравилось.

– У меня важное дело, – настаивал он, – скажите, когда мы сможем с вами увидеться. Дело касается Алексея Миронова…

– Я понимаю, – быстро сказала она, – а разве нельзя отложить нашу встречу на завтра?

– Завтра я уезжаю, – сухо сказал Дронго.

– Понятно, – снова несколько нервно сказала она. – Я не знаю, когда освобожусь. Не знаю точно, когда именно.

– Если я подъеду прямо сейчас, вы еще будете на студии? – спросил Дронго. – У меня есть постоянный пропуск, и я могу войти в здание без предварительной заявки.

– Нет, – быстро сказала она, – я уезжаю. Меня не будет. Меня здесь не будет.

– Но вы ведь только что приехали на работу? – настаивал Дронго.

– Приехала, – она теперь чуть не плакала, – но я плохо себя чувствую. Очень плохо. Я сейчас уеду домой. Давайте созвонимся через несколько дней. – Она положила трубку.

«Непонятно, что там происходит, – с раздражением подумал Дронго, – но в любом случае нужно поехать на телевидение».

Через полчаса он уже был в здании телецентра, показывая свой пропуск. Дежурные внимательно изучили его удостоверение, проверили пропуск и лишь затем разрешили войти в здание. Он не мог видеть, что, когда он вошел в лифт, один из дежурных поднял трубку внутреннего телефона и негромко сообщил:

– Он пришел.

Дронго поднялся на этаж, где находился нужный ему отдел. На поиски ушло не так много времени. Он уже знал, где находится студия, на которой должны были снимать Светлану Рожко. Но в студии ее не было. Пожилая женщина, гример, с удовольствием объяснила любезному мужчине, что артистка неожиданно плохо себя почувствовала и отменила съемку, назначенную на сегодня. Она уехала домой, не успев даже разгримироваться, переживала словоохотливая старушка.

Он поблагодарил ее и решил, что ему здесь нечего больше делать. Позвонив Сусловой, он сообщил ей, что находится на телевидении и сейчас поедет домой.

– Я рядом, – ответила она, – подождите меня у входа. Я скоро подъеду.

Он помнил о том, что они должны встретиться, ведь еще предстояла важная встреча с Павлом Капустиным. И поэтому он не стал возражать Сусловой, а, попрощавшись, положил трубку. Когда он спустился вниз, один из дежурных, тот самый, что звонил, сообщая о его приезде, как-то странно посмотрел ему вслед. Дронго вышел на улицу. Из припарковавшегося у тротуара «Фиата» медленно и лениво вышли трое молодых людей.

Увидев их, он понял, что они ждали именно его. Понял и остановился, ожидая, когда они подойдут ближе.

– Здравствуй, – лениво сказал один из них, – ты Кузнецов?

– Кажется, да. – Теперь никаких сомнений не было – они ждали его. В глазах подошедшего парня ясно просматривались все его мысли.

– Зачем пришел? – спросил незнакомец. – Сидел бы у себя в Питере.

– Я собираю материал. А откуда вы знаете про меня? – Он тянул время. Нужно было сбить нападающих с толку, осмотреться. Но трудно сбить нацеленных на драку молодых людей. Они смотрели на него глазами охотников, видя в нем только потенциальную жертву. Один из этой троицы особенно опасен. Он был примерно такой же комплекции, как и Дронго, но приплюснутый нос и перебитые уши свидетельствовали о том, что этот тип профессионально занимался боксом. Справа маячил стремительный, гибкий молодой человек, такие бывают неистовы в драке, как дикие кошки. И наконец «центровой», тот, который разговаривал с Дронго. Он был спокоен, как бывают спокойны уверенные в себе, сильные люди, уже не сомневающиеся в своем успехе.

– Слышали мы про тебя, – сказал «центровой», отвечая на вопрос Дронго, – слишком ты шустрый парень. Как понос.

Дронго закусил губу. Оскорбление было слишком явным, но драться по-прежнему не хотелось.

– Ребята, – примирительным голосом сказал он, – может, не стоит? Я сейчас уеду и больше сюда не приеду.

Они заулыбались. Теперь они не сомневались в своей победе. Он трусит, а значит, уже проиграл. Они сделали еще несколько шагов, приближаясь к нему. Он почувствовал, как дрожит его левая нога. Черт возьми, неужели без этого нельзя обойтись, в который раз подумал он, оглядываясь вокруг. Но рассчитывать на чью-либо помощь не приходилось. Милиционеры, если даже они и были где-то поблизости, находились в здании телецентра. Место здесь относительно тихое и безлюдное. Только редкие прохожие нарушали эту идиллию. Он отступал, глядя на нападавших. И ничего нет в руках, с сожалением подумал он. Если не считать его собственных кулаков. Правда, это достаточно грозное оружие.

Он не любил драться. Не любил использовать физическую силу, всегда считая это своим поражением. Но стоявшие перед ним подонки явно не собирались вступать в мирные переговоры. Им было лет по двадцать—двадцать пять. Все трое, очевидно, были спортсмены. Их и отбирали с таким расчетом, чтобы они справились с Дронго.

– Ребята, – еще раз попытался остановить нападавших Дронго, уже поднимая руки, – давайте все-таки разойдемся по-доброму.

В этот момент стоявший справа молодой парень прыгнул на него, решив напасть первым. И сразу рухнул на землю, наткнувшись на кулак Дронго.

– Больше предупреждать не буду, – сурово сказал Дронго. Но в ответ на него ринулись двое остальных.

Ему было тридцать восемь лет. Он уже давно утратил боевую форму, погрубел, заматерел. Но навыки смертельной борьбы, полученные в свое время в молодости, сказались и сейчас. Он не умел драться, пытаясь победить. Он умел убивать, спасая собственную жизнь. И теперь был как раз такой момент. Второго из нападавших он встретил двойным ударом ноги, разворачиваясь вокруг своей оси. Удар тяжелого ботинка сорок шестого размера пришелся «центровому» прямо в лицо, и он упал, обливаясь кровью. Третий – тот самый «боксер» – вытащил из-под полы куртки тяжелую металлическую палку.

– А вот это нечестно, – сказал Дронго, – трое на одного, да еще с оружием.

«Боксер» взмахнул металлическим прутом. Дронго сделал шаг назад, но вовремя увидел, как к нему метнулся первый из нападавших. Он неловко изогнулся, и удар прута пришелся ему в плечо. И хотя удар прошел по касательной, левое плечо сразу мучительно заныло. Он с криком развернулся и, задержав рукой следующий удар прута, локтем другой руки ударил в лицо «боксера». Один раз, второй, третий. Выбил из его рук металлический прут и снова ударил.

Но уже поднимались двое других. «Центровой», изловчившись, схватил его за ноги, и Дронго вместе с ним покатился по асфальту. Он еще успел сгруппироваться, но кто-то из них сильно ударил его ногой по спине. Дронго понял, что может проиграть схватку. Нападавшие оказались слишком хорошо подготовлены. Но убегать, оставляя молодым негодяям поле боя, не хотелось. Он изо всех сил ударил лежавшего рядом с ним «центрового», схватил за ногу того самого гибкого юношу, резко сделал подсечку рукой и попытался подняться.

«Боксер», у которого он выбил металлический прут, бросился с разбитым лицом на него, издавая утробные крики, и, подмяв его, не дал подняться.

Чувствуя, что не может сбросить с себя тяжелую тушу, Дронго понял, что проигрывает.

– Стоять, негодяи! Стоять на месте и не двигаться!

Резкий женский крик словно раздался с небес. Нападавшие замерли. Дронго еще несколько раз по инерции ударил в скулу лежавшего рядом с ним «боксера» и, сбросив его с себя, попытался подняться. Юноша и «центровой» стояли, глядя на дуло пистолета, направленное прямо на них. В пяти метрах от места схватки застыла Суслова. На ней был обычный темный брючный костюм. Она держала пистолет двумя руками, и гневная гримаса искажала ее лицо.

– На землю, – крикнула она, – на землю, лицом вниз!

Парни замешкались, и она выстрелила между ними, точно рассчитав эффект. Оба сразу бросились на асфальт. Дронго потирал ушибленное левое плечо, сидя на асфальте.