советских людей на немецкие каторжные работы около семи миллионов человек», включая, стало быть, и военных, и гражданских лиц. В последующем эта цифра не раз еще резко повышалась по пропагандистским мотивам. Так, общее число погибших военных и гражданских лиц в СССР, увеличенное в 1965 г. членом Политбюро [Президиума ЦК] и сталинским партийным доктринером Сусловым уже до 20 миллионов и официально закрепленное в брежневскую эпоху, было повышено советским президентом Горбачевым 9 мая 1990 г. до 27 миллионов. 8668000 из них принадлежали к вооруженным силам, включая военнослужащих внутренних войск, пограничных войск и органов госбезопасности. Год спустя, в преддверии юбилейных торжеств, 21 июня 1991 г. советский историк, профессор д-р Козлов даже решился утверждать: «СССР расплатился 54 миллионами погибших в годы войны». Дискуссия с использованием явных спекуляций едва ли приведет к надежному результату. И, кроме того, как верно заметил австрийский военный историк, университетский доцент д-р Магенгеймер, «можно предположить, что основную часть погибших среди гражданских лиц следует приписать репрессиям, ликвидациям и депортациям сталинской системы, не в последнюю очередь — насильственным репатриациям в конце войны и после ее завершения в 1945 г., которые последовали по настоятельному желанию Сталина».
Лично Сталин и потребовал после завершения войны, в приказе командующим войсками 1-го, 2-го Белорусских, 1-го, 2, 3, 4-го Украинских фронтов, а также «тов. Берия, тов. Меркулову, тов. Абакумову, тов. Голикову, тов. Хрулеву, тов. Голубеву» сформировать гигантские лагеря НКВД-НКГБ на миллион человек для «бывших военнопленных и репатриируемых советских граждан». Что же касается конкретно числа погибших среди военных, то следует напомнить, что Советский Союз воевал не только с Германским рейхом, но с 1939 по 1945 гг. также находился в состоянии войны со следующими государствами (или напал на них силой оружия): Польша, Финляндия, Италия, Румыния, Венгрия, Словакия, Хорватия, Иран, Болгария и Япония. Если уже генерал-полковник Волкогонов оценивает советские потери вдвое-втрое выше, чем у противника, но они в действительности только в зимней войне с Финляндией, «по осторожной оценке», впятеро превосходили потери противника и это соотношение с 1941 по 1945 гг., видимо, еще более ухудшилось, то причины этого следует искать прежде всего на советской стороне.
Советский Союз не признал Гаагские конвенции о законах и обычаях войны и не ратифицировал Женевскую конвенцию о военнопленных, желая воспрепятствовать, чтобы советские солдаты искали спасения в плену противника. Военнопленные принципиально считались «изменниками родины» и «дезертирами», которых надлежало уничтожать всеми средствами на земле и с воздуха, и в лагерях они подвергались советской авиацией целенаправленным бомбовым атакам. Итак, ответственность за потери среди военнопленных — таково было и мнение Международного комитета Красного Креста — изначально несло само советское руководство, что, однако, может снять вину с немцев лишь в той мере, в которой их обращение с ними диктовалось не бездушием и злой волей, а властью обстоятельств. Далее, обычные в Красной Армии на протяжении всей войны отдельные и массовые расстрелы вызвали среди солдат потери, которые трудно определить, но которые в целом должны были быть огромны. И, наконец, варварство советских методов наступления обошлось во множество человеческих жизней. Этими наступательными бойнями, которые бездушно включались в расчет советским руководством, Красная Армия отличалась от армий всех других стран, включая и немецкую. Стоит напомнить лишь о том, насколько серьезно, например, еще до Первой мировой войны в германской императорской армии шла борьба вокруг теории ведения по возможности бескровных пехотных наступлений и что слепые атаки напропалую на готового к обороне противника уже тогда считались фактически запретными.
Вопреки всем контрмерам к концу 1941 г. сдались немцам более 3,8 миллионов, а в целом за время войны — 5,245 миллионов советских солдат, согласно официальному определению — «изменников родины» и «дезертиров». Два миллиона из них погибли от голода и эпидемий, преимущественно — в первую военную зиму. Большое количество было расстреляно в полном ослеплении и органами охранной полиции и СД. Однако миллион советских солдат добровольно перешли на военную службу к немцам и были вооружены немецкой стороной для борьбы против советского режима. При таких обстоятельствах возникает и вопрос о том, как можно всерьез говорить о «Великой Отечественной войне Советского Союза». Кроме того, какое оправдание имеют стереотипные фразы о мнимом «массовом героизме» и «советском патриотизме» советских солдат, если требовалось использовать самые недостойные насильственные средства, чтобы погнать красноармейцев в бой? «Повторяю, что военное поражение явилось результатом нежелания армии воевать», — писал в отношении 1941 года бывший лейтенант Олег Красовский из 16-й стрелковой дивизии имени Киквидзе, позднее — адъютант генерал-майора РОА Благовещенского и вплоть до своей смерти в 1993 г. главный редактор альманаха «Вече», издаваемого Русским национальным объединением. Согласно генерал-лейтенанту профессору Павленко, вопросы советско-германской войны «беззастенчиво фальсифицировались» советской историографией. И представляется, что к этим фальсификациям в первую очередь принадлежали именно те раздутые пропагандистские формулы, которые наполняют историческую литературу о советско-германской войне вплоть до наших дней.
Глава 6.
«Великая Отечественная война».
Советская пропаганда и ее орудия
22-е июня 1941 г. в корне изменило международное положение Советского Союза и одним махом избавило его от пятна прежнего партнерства с Германией. Ведь «в высшей степени аморальным и преступным договором» от 23 августа 1939 г. Сталин, по выражению Дашичева, превратил себя в «соучастника фашистской агрессии». «Германско-советский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г., — как было вне всякого сомнения уже для социалиста Росси, — являлся пактом о нападении на Польшу… Секретное соглашение доказало… на юридическом уровне, что это преступление было совершено вдвоем, а именно Германией и Россией… Германско-советские соглашения от августа-сентября 1939 г. имели своей основой раздел Восточной Европы.»[111] С первого дня германско- польской войны, 1 сентября, Советский Союз непосредственно оказывал военную помощь с целью разгрома Республики Польша, с готовностью откликнувшись на просьбу начальника Генерального штаба германских Люфтваффе и подавая по радиопередатчику в Минске пеленгационные сигналы немецким бомбардировщикам, действующим в Польше. 3 сентября 1939 г. советское правительство выразило свое «безусловное» согласие на овладение «сферой интересов», предоставленной ему в Москве, с 10 сентября согласовало с германским послом в Москве графом фон дер Шуленбургом соответствующие технические процедуры и 17 сентября начало неспровоцированную и вероломную наступательную войну в спину Польше, сражавшейся за свое существование.
Советско-германские военные переговоры 20 сентября 1939 г. в Москве увенчались протоколом, в котором германский Вермахт обязался принять «необходимые меры», чтобы воспрепятствовать «каким- либо провокациям и актам саботажа польских банд и т. п.» в городах и населенных пунктах, подлежавших передаче Красной Армии. Красная Армия, со своей стороны, обязалась предоставить «необходимые силы для уничтожения польских частей и банд» на путях отхода немецких войск. «Однако оказалось достаточным короткого удара по Польше, — говорил народный комиссар [председатель Совнаркома] Молотов, ответственный руководитель советской политики, выступая 31 октября 1939 г. перед Верховным Советом, — со стороны сперва германской армии, а затем — Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора, жившего за счет угнетения непольских национальностей.» Согласно настоятельному пожеланию Сталина, который в телеграмме рейхсминистру иностранных дел фон Риббентропу от 27 декабря 1939 г. говорил о «дружбе между народами Советского Союза и Германии, скрепленной кровью», не должно было остаться даже следов государственного существования Польши и любое проявление национального сопротивления поляков надлежало задушить уже в корне, по взаимной дружеской договоренности. Советско-германский договор о дружбе и границе от 28 сентября 1939 г., заключенный за счет Польши и других суверенных государств, скрепил общественно опасное
