и при любом раскладе уже ничего не терял. Но приказывать ему должны были они, и это была самая неприятная миссия директора. Он помнил взгляд своего заместителя, когда он впервые сообщил ему о подобном предложении. Он помнил глаза этого генерала. Впрочем, наверное, и остальные сотрудники реагировали не очень радостно. Он нервно дернул головой, снова пожевал губами.

Конечно, легко работать в Министерстве обороны или в Министерстве иностранных дел. Там за последние пять лет успели выбросить всех несогласных генералов и всех строптивых послов. Там легче можно укрыться за спину Президента. Это он решает, кому быть генералом, а кому послом. Кроме того, любой недовольный сразу на виду. Президент не побоялся отправить на пенсию даже такого любимого в народе генерала, как командующего Четырнадцатой армией, генерала Лебедя.

А в разведке положение совсем иное. Здесь артиллерийские залпы не всегда помогают. Он же не может бегать к Президенту и просить его менять каждый месяц всех резидентов на местах. Не говоря уже о собственных генералах и офицерах. Когда везде под предлогом борьбы с коммунистами выгоняли старые кадры, ему удалось сохранить почти всех. Благо в разведку неуклюжий Президент не стал влезать. Ему было тогда просто не до этого. Конечно, все эти люди блестящие специалисты, но… И вот тут заключалось главное противоречие. Все эти специалисты старой школы были в душе убежденными коммунистами. Никакие августы и октябри не могли их переделать. Они яростно ненавидели новую власть, но предпочитали выполнять свой воинский долг, презирая государственных чиновников и дорвавшуюся до власти жадную и глупую камарилью.

Единственное, в чем заключалось их преимущество, была относительная свобода действий. Разведка традиционно считалась закрытым учреждением, и сюда не заглядывали идеологические ревизоры, стремящиеся найти недовольных режимом во всех государственных организациях.

Директору СВР удалось даже почти невозможное. В эпоху бурных перемен, когда руководителей центральных ведомств меняли почти ежегодно, когда только в контрразведке за пять лет поменяли пять руководителей, а Генерального прокурора страны не могли утвердить целых три года, он по-прежнему оставался на своем месте, сумев плавно переплыть со своим ведомством из одной страны в другую и не растерять при этом своей команды. Теперь вместо благодарности эта команда проявляла недовольство, пытаясь проводить собственный курс. Он нахмурился. Нет, пока он здесь, этого не будет. Но, может, правы его офицеры, а не чиновники Президента?

Он снова сел в свое кресло и поднял трубку правительственного аппарата. Поколебавшись немного, он все-таки набрал пять цифр, позвонив министру иностранных дел. К счастью, тот оказался на месте.

— Здравствуйте, — сказал директор, — позвонил посоветоваться.

— Добрый день, — обрадовался министр. Он всегда симпатизировал директору внешней разведки. Это был единственный человек в высшем руководстве страны, который знал, чем Байрон отличается от барона и почему Америку не назвали Индией. У всех остальных дремучий уровень невежества вполне соответствовал их внешнему виду.

— Мы заканчиваем операцию, о которой договаривались, — осторожно начал директор, даже по правительственному телефону он не хотел говорить ничего лишнего, — тут возникли некоторые сомнения. Наши аналитики считают, что возможны серьезные осложнения. Особенно в период после изменения ситуации. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Конечно, понимаю, — у министра тоже был глухой голос, но с каким-то мягким акцентом, — но мы должны идти на неизбежные в таких случаях жертвы.

— Мы можем потерять там то, что имеем, — напомнил директор, — и тогда в этой части мира у нас не будет никаких станций.

— Мы же об этом говорили, — осторожно сказал министр, — пока никаких принципиальных изменений не будет. Мы достигли тогда договоренности по всем основным вопросам.

— Мои люди считают, что возможно непредсказуемое развитие событий, — снова попытался объяснить директор. Он старался говорить как можно мягче, зная, что министр может тут же позвонить Президенту и обвинить самого директора в излишнем консерватизме и срыве прежних договоренностей. А Президент не любил, когда кто-то начинал импровизировать.

Тяжело больной руководитель государства, находившийся всецело под контролем своего окружения, он не доверял своим министрам, осмеливающимся на независимые действия. В последние месяцы Президент даже разучился говорить самостоятельно, предпочитая читать по бумажке заранее написанный текст. Министр иностранных дел считался любимчиком Президента, и его побаивались даже всемогущие фавориты главы государства. И в разговоре с министром директор всегда подсознательно помнил об этом важном для себя моменте. Но министр в этот день был настроен благожелательно.

— Мы никак не можем менять наших договоренностей, — снова повторил он, — иначе нас не поймут. Раз уже было решено, пусть так и будет. В конце концов, мы получаем несравненно больше, чем отдаем. Думать нужно и о собственной стране.

— Конечно, — сразу согласился директор, невольно поморщившись. Бывший демократ и либерал, которого в мире называли господин «Да» за постоянную готовность услужить американцам, в последние годы заделался вдруг державником и патриотом. Это было смешно и глупо, но министр, кажется, не хотел признаваться даже самому себе в абсурдности подобной смены позиций.

Директор положил трубку, вздохнул. Подумал немного и позвонил своему заместителю.

— Операция должна идти строго по плану. Никаких неожиданностей, — строго сказал он.

В конце концов, подумал он, все эти генералы должны быть мне благодарны за то, что до сих пор сидят на службе, а не протирают штаны в городских парках на скамейках для пенсионеров.

Заместитель директора, положив трубку, также довольно долго молчал и только затем нажал кнопку селекторной связи.

— Передайте в Мексику для «Чиновника». Операцию проводить строго по плану. Даем подтверждение на сотрудничество.

Он отключился и раздраженно отвернулся от селектора. Потом вдруг, решив что-то для себя, позвонил снова.

— Всю группу Данченко снова ко мне. Да, с рабочим материалом. И передайте мою просьбу в технический отдел показать мне разработку их очередного шедевра. Я его до сих пор не видел. Пусть хоть покажут мне чертежи этой новинки генерала Чернова.

В этот день в Тампико состоялась своего рода историческая встреча. Не было произнесено приветственных речей, не играли военные оркестры, не проходили мимо участников встречи плотным строем солдаты почетного караула. Не было столь привычных и раздражающих журналистов. Но сама встреча состоялась. В небольшой мексиканской закусочной, перед которой за несколько часов до встречи уже начали кружить автомобили обеих сторон, пытаясь уяснить обстановку.

Первым явился полковник Пол Биксби. Это была своего рода легенда ЦРУ. Именно он долгие годы противостоял хитроумным шпионам с другой стороны «железного занавеса». Именно он помогал разоблачать в свое время знаменитых английских и немецких резидентов и осведомителей КГБ.

Следом за ним на встречу пришел генерал Чернов, тоже своего рода музей триумфов советской разведки. Долгие годы его люди весьма успешно действовали во многих странах мира, а его активные действия в странах «третьего мира» даже стали своеобразным учебным пособием для профессионалов всего мира.

Теперь они встретились и впервые с любопытством глядели друг на друга. Со стороны можно было подумать, что это обычная встреча двух стариков, двух старых друзей, давно не видевших друг друга и теперь негромко рассказывающих о своих маленьких радостях в той жизни, которая служит как бы гардеробом, куда вы сдаете постепенно свои вещи перед окончательным уходом из этого театра.

Они впервые видели друг друга, хотя противостояли друг другу уже более сорока лет. Чернов потягивал хорошее датское пиво, мягко улыбаясь, будто рождественский Санта-Клаус. А Биксби, предпочитавший легкое калифорнийское вино, казалось, был погружен в свои воспоминания, полностью