стимулирование кредитования через сниженные ставки позволило бы ускорить наступление оживления без потери эффективности. При этом можно достичь таких величин в предельной эффективности капитала, которые будут превышать ожидаемую доходность от валютных операций.
Иначе говоря, цель денежной политики заключается в том, чтобы преимущества внутреннего инвестирования в основной капитал «перебили» бы в ожиданиях эффект девальвации. Возможно ли это? Абсолютно возможно. Россия остается огромным выгодным рынком, тогда как будущее валютного рынка даже в перспективе одного года совершенно неопределенно. На него влияет расклад сил на рынке мировом: что будет с Китаем? проиграют ли США локально Европе? сможет ли Европа удержать свое сегодняшнее лидерство? - вопросов масса. А тут мы сами себе хозяева.
Сегодня процентные ставки очень высоки. И есть опасность, что этого никто не заметит, так как у нас принято измерять инфляцию год к году, а не текущую. Если же смотреть на текущие 8,1% годовых, то реальная банковская ставка сегодня составляет порядка 8-10% - это очень много. (До сих пор предельной величиной были реальные 3-4%.) И в любом случае процесс утрясания денежных параметров займет не менее нескольких месяцев, но при условии, что мы обойдемся без шока, он не должен занять и более нескольких месяцев.
Источники роста
При прогнозировании сроков выхода из кризиса самым лучшим инструментом является метод аналогий. Поскольку за последние десять лет мы пережили уже три кризиса - 1998, 2001 и 2004 годов, - мы можем позволить себе этот метод. Расчеты показывают, что типичная продолжительность стагнации или падения индекса промышленного производства составляет девять-десять месяцев. Наиболее любопытным в этом смысле является знаменитый кризис 1998 года. В общественном сознании он зафиксирован как кризис осени 1998 года, который завершился где-то в середине следующего года. На самом деле отрицательная динамика началась в начале 1998 года - с падением цен на нефть, - а дефолт лишь завершил этот процесс, и уже в октябре начался подъем промышленного производства.
Девять с половиной месяцев депрессии - этот прогноз не является нашим эксклюзивом. Одни ожидают, что к этому моменту завершится процесс девальвации и упадут банковские ставки, другие - что начнет оживать внешний рынок, третьи - что завершится технологическая пауза, когда в ответ на сжатие спроса предприятия снижают выпуск, тратя запасы, и предполагается, что эти запасы закончатся где-то в апреле-мае.
Наша логика помимо арифметики строится на поиске возможных зон оживления, которые начнут тянуть экономику вверх нынешним летом. Мы видим три зоны. Первая - это сельское хозяйство. Поскольку Россия объективно имеет преимущества в этой области и в то же время на пике кризиса как раз южные сельскохозяйственные районы чувствовали себя относительно хорошо, можно предполагать, что естественное сезонное оживление сельскохозяйственного сегмента, поддержанное субсидированием ставок, станет одним из тех импульсов, которые начнут оживлять наше хозяйство, - а здесь выстраиваются довольно длинные производственные цепочки.
Вторая зона - импортзамещение, особенно в секторе потребления. Мы склонны сильно недооценивать возможности этого рынка и слишком увлекаться либо ресурсной, либо инновационной экономикой. На самом деле хозяйство любой развитой (это надо подчеркнуть: развитой, а не колониальной) страны имеет в фундаменте своего производства отрасли, обслуживающие естественные потребности людей. Для сравнения можно сопоставить две цифры: доля потребления домашних хозяйств в ВВП обычно составляет примерно 65%, а доля экспорта у нас - примерно 30%, причем это много, это уже экспортозависимая страна. В цифрах один только сегмент потребления одежды, обуви, мебели, техники для дома - чего у нас в России совсем нет - составляет примерно 35% потребления домашних хозяйств развитой страны. В абсолютных цифрах это примерно 300 млрд долларов. Экспорт нефти и газа из России - примерно 150 млрд долларов.
Пусть российские компании не смогут занять весь потребительский рынок, но легко понять, что, развив его небольшую часть, мы легко сможем компенсировать потери от падения цен на нефть. Поэтому фактор оживления потребительского сегмента на фоне ухода импорта, безусловно, сыграет свою роль в общем оживлении хозяйства.
И наконец, третья зона - инфраструктурные проекты. Здесь масса неопределенностей, но государственная активность в этой сфере очевидна, и, скорее всего, первыми ласточками будут энергетические проекты, которые станут еще одной точкой оживления уже к лету.
Этот прогноз по срокам кажется очень оптимистичным, но тем не менее не видно причин, почему такой перелом не может наступить.
Регионы против вертикали
Жизнь нельзя переубедить. И мы будем играть в ту игру, которая сложится, а не в ту, в которую хочется. И все-таки надо сказать о том коренном переломе, который никак не происходит в нашей экономической политике. Будучи наследником СССР, Россия в лице ее власти никак не хочет расстаться с экономическими стратегиями советской супердержавы. Космос (сейчас - абстрактные инновации) и нефть - ее основы. И плевать, как там живет население: чего нет - все купим за границей.
Буржуазное рыночное хозяйство, которое никому ничего не доказывает, примитивнее, основательнее и в конечном итоге эффективнее. В рыночных условиях, только создав простую, как топор, мощную внутреннюю экономику, можно рассчитывать на расцвет образования, науки, здравоохранения, культуры и в конечном счете на настоящий расцвет тех самых желанных инноваций. Если не будет этого основания, все наши достижения в области прогресса, которые сегодня воспринимаются скорее как атрибут, без которого нельзя войти в приличное общество, так и останутся подвешенными в воздухе. Основательность этому может придать только многолетний труд по освоению собственной территории: безо всякого пафоса, никому ничего не доказывая, а просто так - ради себя и своих детей.
В этом смысле мы остаемся в зоне конфликта между желанием масс, в том числе бизнес-масс, обустроить свою жизнь внутри страны и желанием государства не потерять свою внешнюю силу. Этот конфликт не является неизбежным, между этими двумя задачами можно найти компромисс, но, пока этот конфликт есть, он ведет к очень жесткой конкуренции между государством и бизнесом за ресурсы, он же привел к политике сильного рубля, ограничению внутренней денежной массы, вложению свободных денег в западные рынки - всему тому, что усугубило этот кризис. Сегодня, по сути, он же ведет и к желанию повысить налоги, и к беспрецедентно жесткой для кризисных времен тарифной политике.
Между тем циклические кризисы для того и существуют, чтобы инициировать принципиальные изменения. Сегодня, в условиях кризиса и после пятнадцати лет рыночной жизни, когда в регионах так или иначе сформировалась бизнес-элита, они вполне могут сформировать программы развития кластеров на своих территориях, которые насытят внутренний рынок России. С точки зрения финансового управления это предполагает создание облигационного рынка региональных бумаг. Представляется, что в новой волне существенным игроком экономической политики должны стать региональные элиты, кровно заинтересованные в развитии своих регионов.
При подготовке статьи использованы работы М. И. Туган-Барановского, Джона Р. Хикса, Кнута Викселя, Йозефа Шумпетера, Г. фон Хаберлера, Э. П. М. Жамса, а также советы Владимира Громковского и Юрия Полунина, за что автор выражает всем им огромную признательность
Константин Илющенко, зам. главного редактора «D`»
Екатерина Михайлова, корреспондент «D`»
«D`» №1-2 (64-65)/26 января 2009
Ответы на вопросы о кризисе: «Кто виноват?», «Что делать?», «Когда это закончится?», «Какую роль выполняет теневая экономика Америки?», «Будет ли хуже?» и «Зачем нужны нанотехнологии?»
Однажды в телевизоре появился бледный как смерть министр финансов и заявил:
- Финансовый кризис нас не затронет. Потому что. Я вам точно говорю.
Население, знающее толк в заявлениях официальных лиц, выматерилось негромко и отправилось
