не приходится. Поэтому мы не забудем и не простим преступлений нацистов, но готовы простить концлагеря, организованные для американских японцев в Калифорнии, или бомбардировку Дрездена. История не может оправдать, но может простить…
Итак, цель не оправдывает средства, но до известной степени они могут быть частично оправданы историческим результатом. Однако здесь мы рискуем угодить в новую ловушку. Во-первых, оправдание через результат может быть только частичным (кто сказал, что та же цель не могла быть достигнута меньшей ценой?), а во-вторых, результат предъявит нам история в будущем, действовать же, принимать решения надо сейчас.
Приходится признать: честный ответ на подобные вопросы состоит в признании невозможности одного правильного ответа.
Мы остаемся перед необходимостью постоянного личного выбора, и никаких подсказок, готовых формул и применимых по шаблону «нравственных императивов» не существует. Вернее, они существуют, но пользы от них в реальных обстоятельствах, увы, немного…
Не обязательно выбор принимает трагическую форму, но даже в наше не героическое (к счастью) время груз моральной ответственности постоянно лежит на всяком, кто занимается политической деятельностью и, парадоксальным образом, особенно на том, кто пытается заниматься политикой в противостоянии системе. Ибо антисистемная деятельность требует отрицания не только принципов, но и средств, характерных для существующего порядка, тогда как эффективность борьбы предполагает, как минимум, возможность использования этих средств; радикальная критика требует бескомпромиссной стойкости, а успех в реальном мире невозможен без готовности идти на компромиссы, и это правило является общим, независимо от радикализма политических требований. Моральное осуждение системы не освобождает от необходимости жить в этой системе, а следовательно сообразовываться с ее условиями и правилами.
Пожалуй, самый лучший ответ на эти вопросы дала древнекитайская история о разочаровавшемся во власти мудреце. Изгнанный из столицы философ Цюй Юань пришел на берег реки и стал жаловаться рыбаку на порчу нравов и упадок добродетели. «Грязное болото - наш век, - говорил Цюй Юань. - Чистого больше нет. Власть в руках у безграмотных людей. Восхваляют доносчиков! А благородные мудрецы не имеют известности!»
Так он возмущался и сетовал, перечисляя пороки и преступления общества.
«Что ж, - ответил рыбак, - в грязной воде можно ноги мыть».
Философ не понял, и утопился.
А рыбак пошел по своим делам…
© 2007-2009 «Русская жизнь»
ДОБРЫЙ, ЗЛОЙ И НИКАКОЙ
Двуликость и двуглавость российской государственной политики является постоянной проблемой для аналитиков, пропагандистов и моралистов. И самый неприятный вопрос отнюдь не в том, чтобы понять, кто у нас главный - президент или премьер, и какая у нас, в конце концов, система: то ли сверх-президентская республика, то ли умеренно-конституционная монархия.
Основная трудность и соблазн комментаторов состоит в естественном желании обнаружить в двойственном облике государственного начальства некую интригу, скрывающую противостояние политических тенденций. Например, представить себе Путина в виде «злого полицейского», а Медведева - в виде «доброго». Или вообразить, что премьер, будучи сторонником государственного регулирования, потенциально не согласен с линией президента-рыночника. На худой конец, представить себе либерального президента в качестве «западника», поборника свободы, а премьера в роли «почвенника» и жесткого сторонника репрессий. Каждая из подобных точек зрения может быть обоснована с помощью тщательно подобранных цитат и примеров. Но вот беда. Несколько иной набор цитат и примеров продемонстрирует нам прямо противоположную картину. Допустим, если взять речь Путина в Давосе, то выглядит он в ней совершеннейшим либералом и в вопросах экономики крайним рыночником. А речи, статьи и интервью, обнародованные президентом Медведевым сразу же после грузинского конфликта, его высказывания по поводу ВТО и западного вмешательства в наши дела выдают активного государственника, скептически относящегося к рынку.
На самом деле, различий во взглядах нет, поскольку нет самих взглядов. Точнее, нет четкой, продуманной и непротиворечивой системы ценностей, которая бы лежала в основе как публичных речей, так и практических действий. Центристская идеология, кое-как склеенная кремлевскими пиарщиками, бессистемно включает в себя всего понемногу, на основе примитивного консерватизма, понимаемого как желание избежать каких-либо перемен в собственной жизни и жизни страны.
Идейных различий во взглядах нет, но есть определенный диапазон, амплитуда, в которой колеблются взгляды высшего начальства, начиная от премьера и президента, заканчивая менее известными чиновниками. Другое дело, что колеблются они не синхронно, причем по мере того, как будет развиваться кризис, колебания эти будут становиться ещё менее синхронными. Иными словами, в неопределенности собственной идеологии власти заложена потенциальная возможность раскола. Людям свойственно искать своим действиям идеологические объяснения. А если действия различных группировок внутри власти будут направлены в разные стороны, то и идеологические обоснования будут им даваться разные.
В конечном счете, впрочем, самоопределение тех или иных представителей власти будет зависеть от общественных событий, вынуждающих правящие круги реагировать. Вот, например, скандалы с браконьерской охотой или дело майора Евсюкова. Политическое значение этих событий, прежде всего, в том, что они требуют реакции на самом высоком уровне. И здесь уже играют роль не идеологические схемы, а личные качества тех или иных политиков. Например, Дмитрий Медведев явно выглядит человеком, стремящимся к укреплению нравственности. На системные требования он вряд ли будет реагировать, а вот возмутиться убийством беззащитных животных - запросто. Или наказать генерала Пронина, бросившегося защищать майора-убийцу. В ходе дискуссии о Едином государственном экзамене президент остался совершенно глух к общей критике этого проекта, к аргументам о том, что подход, избранный министерством, разрушает всю систему образования. Но зато разозлился, прочитав идиотские вопросы по истории, одобренные министерством в качестве тестов.
Министру образования и науки Андрею Фурсенко эти вопросы ещё припомнятся. Тысячи людей, которых он оскорбил, заявив, что в России очень плохие учителя, выступать и возмущаться не будут. Стерпят. Вызвать раздражение одного конкретного человека куда опаснее, если этот человек по случаю оказывается президентом России.
Политическая борьба, изгнанная в России с парадного крыльца, явно возвращается к нам с черного хода. Не в виде противоборства партий, электорального соревнования или дискуссии организованных идейных течений. Нет, она приходит к нам в виде взаимных обид чиновников, бюрократических склок, нестыковок между решениями отделов. Но так или иначе, она возвращается.
Специально для «Евразийского Дома»
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОГНОЗЫ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ БУДУЩЕЕ
Министерство экономического развития (МЭР) усиленно переписывает свой прежний макроэкономический прогноз на 2009-2012 годы. Действительность убедила чиновников, что прежние оптимистические показатели необходимо пересмотреть в сторону уменьшения. Недавний прогноз Международного валютного фонда сокращения ВВП России на 6 % в 2009 году признается реалистическим и российскими чиновниками. Прежде они упорно мечтали об экономическом росте, но теперь готовы согласиться на новое маленькое падение. В прежнем варианте своего прогноза они с неохотой признали в сокращение ВВП страны на 2,2% - теперь этой цифре предстоит возрасти, несмотря на то что падение ВВП,