Обычно, когда корабль шел на собственной тяге, у всех членов экипажа поднималось настроение; особенно это чувствовалось в кают-компании, ибо можно было хоть за едой забыть о гордиевом узле, который все сильнее затягивался вокруг них. Уже то, что можно сесть за стол, на котором стоят блюда, что можно обычным способом наливать суп в тарелки, а пиво в стаканы, брать соль, класть сахар в чашку с кофе, означало освобождение от процедур, неизбежных в невесомости, которая, как уже тысячу раз говорилось, не только освобождала человека от оков гравитации, но и наделяла его такой специфической свободой, что не только его поведение, но и само его тело при каждом движении превращалось в посмешище. Рассеянный астронавт — это астронавт в синяках и шишках, обливающий себя и свою одежду любым напитком, гоняющийся по каюте за разлетевшимися от него бумагами, а если он окажется в просторном помещении без материалов для «реактивного движения», то станет существом, более беспомощным, чем новорожденный младенец, ибо невозможно выползти по воздуху из подвешенного положения; забывчивым приходилось в такой затруднительной ситуации использовать для спасения наручные часы, а если этого было недостаточно, то куртку или свитер, так как законы ньютоновской механики проявлялись неумолимо: если на тело в покое не действует никакая сила, то ничто не сдвинет его с места — в полном соответствии с законом действия и противодействия. Во времена, когда Гаррах был еще способен шутить, он сказал однажды, что идеальное убийство с легкостью можно совершить на орбите и сомнительно, чтобы какой бы то ни было суд мог осудить убийцу: достаточно уговорить жертву раздеться догола перед душем и чуть толкнуть ее так, чтобы она зависла посреди помещения и извивалась там, пока не умрет с голоду, а перед судом можно признаться, что пошел за полотенцем и забыл о нем. Непринесение полотенца не является преступлением, а, как известно, nullum crimen sine lege [нет закона — нет преступления (лат.)]: уголовное право не предвидело криминальных последствий невесомости.

После введения нового распорядка, названного Темпе «военным положением», настроение у людей нисколько не повысилось даже за ужином. Можно было подумать, что кают-компания — трапезная монастыря, где обязателен обет молчания. Все ели, не обращая особого внимания на то, что едят, возложив ответственность за результат на желудки, а переваривали главным образом то, что сообщил им накануне Стиргард. Он представил план операции, причем говорил так тихо, что едва можно было его расслышать. Тем, кто хорошо его знал, было известно, что так холодно спокоен он бывает в состоянии крайнего бешенства.

— Приглашение — это западня. Если я ошибаюсь — чего я бы очень желал, — состоится контакт. Однако не вижу никаких оснований для оптимизма. Присутствие на планете нейтрального государства после по меньшей мере столетней войны в стадии сферомахии возможно — но невозможно, чтобы космический гость был принят без согласия борющихся между собой держав. Из сообщения ясно, что они дали такое согласие. Попробуем повернуть ситуацию, представим, что мы — один из генеральных штабов Квинты, и попытаемся ответить на вопрос: как реагировать на призыв, направленный пришельцами ко всему населению. Штаб уже осведомлен о потенциале незваного гостя. Знает, что не может его ликвидировать в Космосе, потому что уже пытался это сделать доступными способами, хотя, может быть, еще не всеми. Знает, что пришельцы в действительности неагрессивны, хотя и пытались добиться контакта путем демонстрации силы, но объектом ее была безлюдная луна, и знает, что со значительно меньшим расходом сил они, несомненно, могут ударить по ледяному кольцу, которое и так скоро развалится. Знает, очевидно, что не он один, даже во временном союзе с противником, а вся Квинта является виновником гибели луны и катастрофических последствий этого; подчеркиваю, он знает это наверняка, поскольку нельзя вести военные действия в космическом масштабе, не опираясь на высококвалифицированных ученых. Дальнейшие сведения, которыми располагает штаб, можно вывести уже из косвенных улик. Задолго до овладения гравитацией познаются ее свойства вплоть до крайних типа коллапса черных дыр. Способ, которым мы отразили их ночную атаку, был для них неожиданностью. Но если у них есть стоящие физики, они поймут, что гравитационная защита на поверхности планеты так же самоубийственна для корабля, как и нападение. Из теории относительности нельзя вывести такую конфигурацию замкнутого поля тяготения, при которой корабль, излучающий это поле, не уничтожил бы себя вместе с планетой.

Я намерен послать два спускаемых аппарата в указанный район и допускаю, что они не обнаружат никакой опасности. Если квинтяне хотят заманить «Гермес» на планету, эти аппараты вернутся. Но они не должны вернуться ни с чем: там для них что-нибудь инсценируют, чтобы заинтересовать нас и вызвать доверие. Гостеприимные квинтяне покажут, что настоящий контакт — это встреча живых существ с живыми, а не с машинами. На это трудно возразить. И если события пойдут примерно таким образом, «Гермес» будет садиться и вопрос окончательно снимается. Встретив спускаемые аппараты, но не беря их на борт — потому что после всего, что произошло, я предпочитаю сто раз переосторожничать, чем один раз недосмотреть, — объявим о посадке.

Перехожу к подробностям операции. После выброса аппаратов средним ходом движемся от Квинты к Сексте. Для нас выгодно их взаимное расположение по обе стороны от солнца: наши зонды уже исследовали Сексту, и мы знаем, что это — лишенная воздуха планета с высокой сейсмической активностью, и поэтому она не подходит ни для колонизации, ни для устройства военных баз. Угроза, исходящая от планеты, была бы для них опаснее вражеской угрозы. Мы войдем в тень Сексты, а «Гермес», который из-за нее выйдет, издали будет неотличим от нашего корабля. Другое дело — вблизи, но я готов поручиться, что они не будут ему мешать вплоть до вхождения в атмосферу. С точки зрения сидеристики они могли бы атаковать его еще в ионосфере — но я не верю, что они так поступят. Корабль после мягкой, нормальной посадки — гораздо более ценная добыча, чем разбитый остов, и он гораздо меньше защищен от воздействия, чем корабль в процессе посадки, который идет вниз кормой на струе огня и поэтому имеет шанс маневра или бегства.

Этот «Гермес» будет способен передавать и принимать сигналы, будет снабжен силовой установкой, обеспечивающей посадку, правда, лишь одноразовую. Никакой непосредственной связи с нами он поддерживать не сможет. И наконец, в зависимости от того, как его примут, мы им ответим.

— Содом и Гоморра? — спросил тогда Араго.

Стиргард с минуту смотрел на монаха, прежде чем ответил с нескрываемым раздражением:

— Мы не отступим от Священного писания, ваше преподобие, но обратимся к первому его изданию. Новое потеряло для нас актуальность, потому что мы уже неоднократно подставляли щеку. Дальнейших дискуссий не будет. Они бесполезны, поскольку не мы сделаем выбор между Ветхим и Новым заветом, а они. Солазер уже перенастроен?

Эль Салам кивнул.

— А GOD работает по СГ? Хорошо. Тогда приступим к переговорам о посадочных аппаратах. Этим займутся коллеги Ротмонт и Накамура. Но после обеда.

Никто не видел старта аппаратов. Выпущенные в полночь в автоматическом режиме, они помчались к Квинте. «Гермес» повернулся к ним кормой и до утра разгонялся: чтобы достигнуть Сексты, удаленной на 70 миллионов километров, требовалось неполных семьдесят часов при гиперболической скорости. В электронных лабораториях уже началось производство не использовавшихся до сих пор при разведке «диспертов» — «дисперсивных диверсантов», называемых также «пчелиными глазами». Эти миллионные рои микроскопических кристалликов, рассеянные в миллионе кубических миль Космоса около Сексты, должны были обеспечить зрение «Гермесу». Рассыпаемые по следу корабля, они создавали в отдалении от него невидимые глаза. На Земле они служили для апикографии; каждый кристаллик, сам меньше песчинки, прозрачная иголка, соответствовал одной омматидии, столбику пчелиного глаза, рассредоточенного на тысячу миль. «Гермес» тянул за собой этот наблюдающий хвост для того, чтобы, зайдя за Сексту, следить оттуда за судьбой своих компьютерных послов. Одновременно на соответствующем отрезке траектории корабль выпустил телевизионные зонды с ясно видимым огнем реактивной тяги — свои «официальные глаза», которые могли и даже должны были быть замечены квинтянами. В рубке управления дежурил Темпе. Гаррах пришел к нему со старой газетой, которая вывела его из себя; он развернул ее перед коллегой. Газета была того времени, когда на Земле шли жаркие баталии по поводу участия женщин в