— Это тоже неизвестно.
Пока они обменивались репликами, Стиргард оттолкнулся от свода. Летя к зелено-красным огням над криотейнером Герберта, он успел увидеть в зеркале сквозь дверной проем ванной свой мускулистый торс, блестящий от онакса, который еще вытекал из перевязанной пуповины, как у огромного обмываемого новорожденного.
— Что случилось? — спросил он. Зафиксировал босые ноги под контейнером доктора, приложил руку к его груди.
Сердце мерно билось. На полуоткрытых губах спящего липко белел онакс.
— GOD, сообщи то, что тебе ясно, — проговорил Стиргард.
Одновременно он надавил лежащему большими пальцами под нижней челюстью, посмотрел в горло, почувствовал тепло дыхания, всунул палец между зубов и осторожно тронул небо. Герберт вздрогнул и открыл глаза. Они были полны слез, светлых и чистых, как вода. Стиргард с молчаливым удовлетворением отметил успех такого простого приема. Герберт не очнулся, потому что зажим на его пуповине был отсоединен не полностью. Стиргард зажал катетер, тот отскочил, брызгая белой жидкостью. Пупок затянулся сам. Обеими руками Стиргард нажимал на грудь лежащего, чувствуя, как она прилипает к ладоням. Герберт смотрел ему в лицо широко открытыми глазами, словно застыв в изумлении.
— Все в порядке, — сказал Стиргард.
Пациент, казалось, не слышал его.
— GOD!
— Слушаю.
— Что случилось? «Эвридика» или Квинта?
— Изменения на Квинте.
— Суммируй данные.
— Сумма неопределенных есть неопределенная.
— Говори, что знаешь.
— Перед погружением были отмечены быстропеременные скачки альбедо, радиоизлучение достигло трехсот гигаватт белого шума. На луне дрожит белая точка, которую сочли плазмой в магнитной ловушке.
— Какие рекомендации?
— Осторожность и соблюдение камуфляжа.
— Конкретные?
— Действовать по собственному усмотрению.
— Расстояние до Квинты?
— Миллиард триста миллионов миль по прямой.
— Камуфляж?
— Сделан.
— Микс?
— Да.
— Программа изменена?
— Только сближение. Корабль сейчас в тени Юноны.
— Исправность корабля полная?
— Полная. Реанимировать экипаж?
— Нет. Наблюдал Квинту?
— Нет. Погасил космическую в термосфере Юноны.
— Хорошо. Теперь молчи и жди.
— Молчу и жду.
«Интересное начало», — подумал Стиргард, все еще массируя грудь врача.
Тот вздохнул и пошевелился.
— Видишь меня? — спросил нагой командир. — Не говори. Моргни.
Герберт заморгал и улыбнулся. Стиргард был в поту, но все еще массировал.
— Diadochokynesis?.. [способность быстро совершать симметричные движения (греч.)] — предложил Стиргард.
Лежащий закрыл глаза и неверной рукой тронул кончик своего носа. Они смотрели друг на друга и улыбались. Врач согнул колени.
— Хочешь встать? Не торопись.
Не отвечал, Герберт ухватился руками за края своего ложа и поднялся. Вместо того чтобы сесть, стремительно взлетел в воздух.
— Смотри, тяготение нулевое, — напомнил Стиргард. — Потихоньку…
Герберт оглядел эмбрионарий — уже сознательно.
— Как остальные? — спросил он, откидывая волосы, прилипшие ко лбу.
— Реанимация идет.
— Нужна помощь, доктор Герберт? — спросил GOD.
— Не нужна, — бросил врач.
Он сам проверил поочередно индикаторы над саркофагами. Касался груди, смотрел глазные яблоки, проверял рефлексы конъюнктивы. До него донесся шум воды из ванной. Стиргард принимал душ. Прежде чем врач дошел до последнего, Накамуры, командир, уже в шортах и черной трикотажной рубахе, вернулся из своей каюты.
— Как люди? — спросил он.
— Все здоровы. У Ротмонта следы аритмии.
— Побудь с ними. Я займусь почтой…
— Есть известия?
— Пятилетней давности.
— Хорошие или плохие?
— Непонятные. Бар Хораб советует изменить программу. Они перед погружением что-то заметили на Квинте. И на луне.
— Что это значит?
Стиргард стоял у входа. Врач помогал встать Ротмонту. Трое мылись. Остальные плавали в воздухе, здоровались, разглядывали себя в зеркале, говорили наперебой.
— Дай мне знать, когда они придут в себя. Времени у нас хватает.
С этими словами командир оттолкнулся от крышки люка, пролетел между обнаженными телами, как под водой среди белых рыб, и исчез в проходе к рубке.
Обдумав ситуацию, Стиргард поднял корабль над плоскостью эклиптики на самой слабой тяге, вышел из полосы тени, чтобы провести первые наблюдения Квинты. Ее серп был виден недалеко от солнца. Все окутано тучами. Ее шум усилился до четырехсот гигаватт. Анализаторы Фурье не отмечали никаких модуляций. «Гермес» окружил себя оболочкой, поглощающей нетермическое излучение, чтобы его нельзя было обнаружить радиолокаторами. Стиргард предпочитал риску чрезмерную осторожность. Техническая цивилизация означала астрономию, астрономия — чувствительные болометры, так что даже астероид, более теплый, чем вакуум, мог привлечь к себе внимание. Поэтому к водяному пару, употребляемому сейчас для маневрирования, он добавил немного сульфидов, какими изобилуют сейсмические газы. Правда, действующие вулканические астероиды — редкость, особенно с такой малой массой, как масса разведчика, но предусмотрительный командир выслал в пространство зонды и направил их на себя, чтобы убедиться, что необходимое для дальнейшей коррекции полета применение небольших паровых двигателей останется незамеченным даже при направленном спуске к Квинте. Он хотел приблизиться со стороны луны, чтобы рассмотреть все как следует.
Все уже собрались в рубке; тяготение отсутствовало. Рубка была похожа на внутренность большого глобуса — с конусообразным выступом, оканчивающимся стеной мониторов, с креслами, покрытыми липучей обивкой. Достаточно было взяться за подлокотники и прижаться телом к сиденью, чтобы прилипнуть к этой ткани. Чтобы встать, хватало одного сильного рывка. Это было проще и лучше ремней.
