победами, вновь вышел на ковер и обнаружил, что ему предстоит бороться с одним своим давним соперником, которого он, по каким-то личным мотивам, сильно недолюбливал. И Волков решил показать класс. Сделав отвлекающую подсечку, он своим коронным броском подкинул противника высоко вверх и оглянулся, чтобы проследить за его падением. Думая, что он потерял ориентировку, Волков резко развернулся влево, затем вправо, повернулся вокруг своей оси… Но на ковре стоял он один. Противник словно растворился в воздухе. Под дикий хохот трибун он поднял глаза вверх и остолбенел при виде своего последнего подвига. Очередная жертва Волкова тихо покачивалась под потолком, зацепившись за крюк от люстры поясом кимоно. Его лицо покраснело от удушья. Он висел, растопырив руки и ноги, похожий на потрепанное чучело орла.
— Лестницу! Принесите лестницу! — захрипел судья, изо всех сил пытаясь подавить душивший его смех.
Несколько зрителей сорвались с места и приволокли лестницу, но это оказалась не стремянка, а обычная лестница, которую нельзя было использовать без опоры. В пылу спасательных работ какой-то умник догадался прислонить ее к телу висящего дзюдоиста, чем намертво стянул узел пояса и чуть окончательно не доконал бедного парня. Лестницу убрали. Спортсмены из команды пострадавшего образовали несколько пирамид. Мухачи забрались на плечи более тяжелых товарищей, и руками приподнимали вверх подвешенного друга, чтобы дать ему возможность дышать.
Наконец, отыскали стремянку. Ножа ни у кого не оказалось, но кто-то принес старую ножовку, и, чудом никого не поранив, пояс умудрились перепилить, завершив таким образом спасательную операцию.
Зрители, воплями, улюлюканьем и соответствующими телодвижениями оказывавшие моральную поддержку спасателям, раскачали-таки скамейки третьего ряда, и шаткая конструкция обрушилась вперед, столкнув второй ряд скамеек на первый. Подгнивший пол не выдержал перегрузки, и доски проломились. С грохотом и криками часть скамеек и зрителей исчезли под сценой.
Не веря своим глазам, я впитывал все подробности этих невероятных событий. Говорят, что молодые живут надеждами, а старики — воспоминаниями. Я подумал, что когда я стану старым, мне найдется, что вспомнить. Кроме того, мою душу согревала радость победы. В своей весовой категории я получил первое место.
Воспоминания так увлекли меня, что я совершенно забыл о том, что Славик, хотя и вяло, но продолжает выполнять свои обязанности, отвлекая меня болезненными воздействиями. Недовольное лицо Учителя свидетельствовало о том, что я справился с заданием. Ли пребывал в том особом настроении, когда им настолько овладевало желание продвигать нас вперед к недостижимому совершенству, что он делал это с вдохновением старухи Шапокляк, изобретающей все более хитроумные подзадоривающие гнусности, не дающие нам расслабиться и уютно почивать на лаврах.
— Займитесь выведениями из равновесия, — сухо бросил Учитель.
Комплекс упражнений по выведению из равновесия начинался с отработки прилипания рукой к партнеру. Мы пускали усилие вдоль линии концентрации,[3] и при перемещениях партнера старались двигаться так, чтобы усилие не уходило с плоскостей фигуры восьми триграмм, и рука давила на тело партнера с одной и той же силой.
При изменении положения тела партнера усилие давления должно было перенаправляться на поверхность своей руки, локтя, плеча, иногда даже спины или груди, но ни в коем случае нельзя было терять с ним контакт или уводить от партнера линию концентрации. Если в какой-то момент непрерывного давления вы чувствовали, что партнер находится в недостаточно устойчивом состоянии, достаточно было небольшого усилия, чтобы его опрокинуть.
Некоторое время мы крутились по полянке, толкая и опрокидывая друг друга, после чего перешли к упражнениям по контакт-контролю над руками под названием «наблюдение за серединой».
Час спустя Славик достал из сумки кухонный нож. Мы по очереди наносили друг другу удары этим ножом, причем при каждом ударе партнер должен был провести обезоруживание, забирая нож при помощи специальных выворачиваний,[4] и в свою очередь наносил удар. Смысл заключался в том, чтобы непрерывно циркуляционно атаковать друг друга.
Так, например, Славик атакует режущим ударом снаружи, я встречаю его руку одноименной рукой, произвожу перенос по низу на другую сторону, и вот уже рука Славика оказывается в плотном болевом захвате. Мой большой палец соскакивает с тыльной стороны его кисти на головку рукоятки ножа, и, надавливая на нее, выжимает нож из кисти Славика.
В этот момент моя вторая рука, также участвующая в болевом приеме, захватывает рукоятку ножа, а первая, которая только что давила на головку оружия, перехватывает руку напарника и одним движением поворачивает его тело спиной ко мне, и я наношу удар в открывшуюся зону.
Невообразимым образом изогнувшись, Славик отводит удар, перехватывает мою руку и таким же красивым пластичным движением заставляет меня присесть. Завладев ножом, прямым ударом сверху, он направляет острие прямо мне в горло. Я успеваю отвести лезвие, освободиться от захвата и вывернуть руку партнера таким образом, что рукоятка сама запрыгивает мне в пальцы. Для этого я подхватываю предплечье вооруженной руки Славика снизу, а ладонью руки с далеко отведенным локтем надавливаю так, чтобы разгибаясь, кисть Славика пришла в неудобное положение. При этом больше всего страдает указательный палец, на который больно давит рукоятка ножа. Перемещения сопровождаются волнообразными движениями тела, помогающими сохранять направление усилий в соответствии с линиями концентрации.
Когда нож уже наверно в трехсотый раз перекочевал из рук в руки. Учитель привлек наше внимание двумя хлопками ладоней. Серией красивых жестов, Ли дал нам понять, что пора заканчивать тренировку и отправляться спать.
Глава 11
Даже не помню, почему у нас зашел разговор о лжи, намеренной и непреднамеренной. С детства я усвоил, что говорить правду — хорошо, а лгать — плохо. Не могу утверждать, что всегда и во всем был безупречно честным, но старался лгать лишь тогда, когда этого настоятельно требовали обстоятельства.
До встречи с Ли я всегда четко различал черное и белое, истину и ложь. Несколько месяцев общения с Учителем настолько разрушили мое привычное представление о мире, о добре и зле, о правде и лжи, что я просто перестал размышлять о моральности или аморальности, верности или ошибочности поступков Ли и о том, правильные или неправильные решения я принимал, действуя в соответствии с тем, что я считал целесообразным с точки зрения «Спокойных».
Однажды Учитель сказал мне:
— Человеку не дано познать объективную истину, можно лишь приблизиться к ней. Истина всегда субъективна. Для каждого человека существует своя правда, правда, которая ему приятна, которую он может понять и которая близка его мировоззрению. Говорить человеку другую правду — это преступление против него, преступление против правды, которую ты говоришь, и против людей, являющихся носителями другой правды. Поэтому последователь «Спокойных» никогда ни с кем не спорит. Он либо учит тех, кто достоин его учения, либо соглашается с теми, кто стоит на своем.
Сначала я воспринял эту идею только на интеллектуальном уровне, но с течением времени я прочувствовал, как глубоко она проникла в меня, в корне изменив мою жизнь. В первую очередь меня оставила присущая юности самоуверенность, когда я с полной убежденностью в своей правоте мог дать ответ на любые житейские вопросы. Я начал задумываться, прикидывая, какой ответ мог бы дать человек с другим жизненным опытом, с другим складом ума. И тогда, к моему ужасу, я до некоторой степени потерял способность с уверенностью утверждать, что есть черное, а что белое.
Кажется, я уже упоминал, что мечтой моего детства было стать разведчиком и, подобно Абелю, отдать жизнь служению родной стране. Но только сейчас я начал задумываться над тем, что наших
