вызывать у людей, чей ум находится на стадии развития чуть более высокой, чем у одноклеточных существ, состояние приятного эйфорического замешательства, когда им кажется, что они вот-вот проникнут в суть тайны, которая на самом деле окажется очень простой. Но время идет, этого не происходит, и в зависимости от характера человека, эйфория сменяется или ощущением того, что тебя обманули, или подсознательной потерей уверенности в собственных силах, или мудрым осознание того, что парадокс есть парадокс и он так и останется парадоксом на вечные времена.

— А как ты воспринимаешь эту притчу? — спросил я.

— Эта притча полезна тем, что она допускает множество толкований, и осознание каждого нового ее толкования может дать ученику расширение его мироосознания. Многие восприняли бы ее так же, как и ты, зачарованные расплывчатыми, но красивыми определениями мудрости, справедливости, добра и счастья. Возможно через некоторое время им удалось бы понять, что эти определения, такие привлекательные для ума, на самом деле неверны, то есть относятся к ложному знанию. С такой точки зрения притча теряет свое очарование и становится просто приятной, но бесполезной игрушкой.

Еще один вариант понимания притчи — считать, что определения, представленные в притче, более или менее отражают истину, но рекомендация, данная в конце Давидом Соломону, — быть бесстрашным, — нечто из уже совсем другой оперы. Вывод же притчи о том, что бесстрашие более высокая добродетель, чем мудрость, справедливость, доброта и счастье кажется просто абсурдным, но при первоначальном прочтении притчи этого обычно не замечают, теряя суть за фасадом красивых слов. Тот же эффект производят фокусники, когда серией заранее продуманных жестов и слов они отвлекают внимание зрителей от своих главных манипуляций. Если ты хорошенько подумаешь, то сам сможешь обнаружить в этой легенде огромное количество всевозможных смысловых пластов и интерпретаций.

Меня снова охватила легкая грусть. Мне захотелось видеть мир так же, как Ли, охватывая наибольшее количество граней и оттенков событий и явлений, а потом я понял бессмысленность этой грусти и рассмеялся.

— Знаешь, кажется я уже понемногу перестаю расстраиваться от собственной глупости, — весело сказал я.

Ли высоко поднял брови в жесте притворного изумления.

— Неужели? А я вот от нее просто-таки получаю удовольствие, — с широкой улыбкой произнес он.

Ночью прошел дождь. Влажный воздух был пропитан запахами земли и сырой травы. Я расстелил на земле старое одеяло и сел в полушпагат, движениями туловища напрягая и растягивая разные группы мышц. Одновременно я разминал и массировал болезненные зоны на туловище и на ногах. Трехчасовой сон не снял усталость после мучительной скоростной тренировки. Мысль о том, что следующие три часа мне предстояло провести на одеяле в статических позах не прибавляла мне бодрости.

Ли, свежий, как весенний ветерок, прохаживался под деревьями, заложив руки за спину и напевая какой-то монотонный восточный мотив. Иногда плавное течение песни прерывалось резким, близким к завыванию повышением тона, которое Учитель сопровождал выразительной мимикой, демонстрируя силу эмоционального накала и драматизм бездарного, но крайне честолюбивого провинциального актера.

Я понимал, что он намеренно провоцирует меня спросить, о чем эта песня, и решил проявить непоколебимое спокойствие и безучастность даосского воина, погруженного в выполнение упражнения и не уделяющего внимания окружающему миру.

Учитель оценил мое упорство и удвоил усилия. Бесшумным шагом подкрадывающегося к врагу воина ночи он стал описывать крути вокруг моего одеяла. Его тело двигалось с фантастической плавностью и четкостью, в то время, как пение усиливалось и становилось еще более надрывным, а мимика лица с легкостью принесла бы ему победу на всемирном конкурсе гримас.

Контраст между движениями и лицом Учителя был так забавен, что я не выдержал и рассмеялся. Ли остановился и посмотрел на меня. В его взгляде я прочел приглашение задать вопрос.

— Учитель, что ты делаешь? — спросил я. Ли недоуменно поднял брови и пожевал губами прежде, чем ответить. Я смотрел на него, гадая, чего мне ждать — нагоняя за то, что заговорил без разрешения или ответа на вопрос.

— Я развиваю внутреннюю силу через волевые эманации, — наконец с загадочным видом произнес он.

— Как это?

— Все дело в песне. Это особая песня, — с нажимом сказал он.

— О чем она? — поинтересовался я. Последние десять минут я изо всех сил пытался догадаться, какому тексту могут соответствовать сцены, разыгрываемые Ли, и нестерпимо мучился от любопытства.

— А как ты думаешь? — спросил Учитель.

— Наверно, это что-то боевое, — предположил я. — Что-нибудь о смертельной схватке воина с отрядом врагов.

— Ты почти угадал, — усмехнулся Ли. — Эту песню поет дряхлая старушка, стоящая на пороге смерти. — Она рассказывает о том, как будучи прекрасной юной девственницей она посадила на своем крошечном огороде ароматные дыни, но когда они созрели и пришла пора собирать их, дыни исчезли. Незнакомец с душой черной, как ночь, похитил их. На следующий год девушка снова посадила дыни и их снова украли… Каждый год происходило то же самое. Так продолжалось десять лет.

Ли замолчал, приняв торжественный и скорбный вид.

— И это все? — спросил я, слегка разочарованный.

— Нет, это не все, — сказал Ли. — Однажды девушка увидела около своего дома прекрасного юношу. Она вышла за него замуж и больше не сажала дыни… Они прожили счастливо десять лет, а потом женщина снова посадила дыни на своем огороде, и их снова украли. Каждый год она упрямо сажала дыни, охраняя их день и ночь, но дыни продолжали пропадать…

— И чем это кончилось? — спросил я, искренне заинтересованный.

— Через десять лет женщина встала среди ночи и увидела, как муж срезает дыни на огороде. Она убила его.

— И это все?

— Нет, не все. Едва начинающие поспевать дыни исчезали каждый год. И теперь, когда смерть явилась к женщине, чтобы забрать ее, женщина просит смерть повременить, чтобы отыскать похитителя дынь и пронзить мечом его сердце. Волевые эманации ненависти так сильны, что смерть отступает. Она не может победить женщину, которая продолжает каждый год сажать дыни и ждать ненавистного вора…

— Ничего себе…

Я чувствовал себя несколько ошеломленным.

— Ты хочешь сказать, что эта женщина стала бессмертной? — скептически уточнил я.

— Выходит, так, — бесстрастно подтвердил Учитель.

— Тебе не кажется, что это уже перебор? — спросил я. — Я представлял себе путь к бессмертию несколько иным.

— Похоже, ты стал специалистом по бессмертию, — скривился Ли. — Женщина из песни не была воином жизни и не следовала по пути «Спокойных», но ее бессмертие базировалось на другой основе — на внутренней силе, силе, которая развилась через устойчивые волевые эманации.

— Ты говоришь так, как будто женщина на самом деле стала бессмертной. Такого просто не может быть. Это всего лишь песня.

— Если ты хочешь развить внутреннюю силу, то для тебя эта песня должна стать не вымыслом, а реальностью, — жестко сказал Ли. — Бессмертие — это реальность и волевые эманации — это тоже реальность. Я уже упоминал о них, но ты их воспринял только на уровне интеллектуальной идеи. Теперь я хочу, чтобы ты почувствовал их силу внутри себя.