Леонид Вайнштейн, он, кстати, дядя Гарри Каспарова, умер от разрыва сердца. Ему не было еще пятидесяти. Это тоже жертва нашей карабахской войны. Ведь сколько можно воевать — уже шесть лет.

Суслова, протянув руку, положила свою ладонь на его.

— Я ведь старше тебя, Теймураз, и видел больше. По воскресеньям мы ездили в Тбилиси или Ереван, чтобы посидеть в ваших чудных ресторанчиках, послушать вашу музыку, выпить настоящее грузинское вино или настоящий армянский коньяк. А как жили в Баку люди! Можно было пройти с девушкой через весь город, мимо самых страшных кварталов, на глазах у самых отъявленных хулиганов. Тебя бы никто не тронул, ибо честь девушки была превыше всего. Потом, правда, могли побить, когда возвращался один, но это уже было не так больно. Хотите, я расскажу вам один случай, который произошел у нас в Карабахе? Эту историю рассказал мне бывший командир агдамского ополчения.

Несмотря на войну армяне и азербайджанцы по ночам встречались друг с другом, обменивались списками захваченных в плен, выдавали трупы погибших, даже доставляли необходимые продукты или медикаменты. С нашей стороны принимал участие этот агдамский ополченец. Фамилия его была Багиров. С другой стороны на встречу приезжал командир аскеранского ополчения, бывший бакинец. Отношения у них были самые дружеские, несмотря на войну. И вот однажды этот армянин просит Багирова:

— Слушай, дорогой, я могу достать для вас что угодно. Любого заложника приведу без выкупа, в качестве подарка. Но с одним условием.

— С каким? — насторожился азербайджанец.

— Отвези меня в Баку, — просит армянин, — не могу так больше жить. Мне бакинский бульвар снится по ночам. Хотя бы один раз увидеть. Потом можно спокойно умереть. Ночью, тайком отвези. Иначе просто умру от тоски.

— Вот такая история, — закончил Меджидов, — а весь мир говорит — война, не замечая этих простых людей.

— Он его отвез? — спросил Сулакаури.

— Он погиб через два дня. Подорвался на мине.

Суслова сжала ему руку.

— Да-а, — протянул Сулакаури, вставая, — пусть будет Ардзинба. Может действительно когда-нибудь все это кончится.

Скосырев давал показания в ФСК почти три часа. Все совпадало, как они и предполагали. Действуя через «Карася», давно работавшего на МВД, подполковник Корженевский попросил передать это оружие Скосыреву для последующего вручения Хрусталеву. Провокация была рассчитана почти идеально. Найдя у трупов незарегистрированное, не табельное оружие, любой следователь должен проверить пистолет, обнаружить, что Хрусталев имеет отношение к убийству Корина. В связи со смертью первого ФСК будет искать его связи, очерчивая круг его знакомых. Пустив по ложному следу ФСК, организаторы этой акции очевидно надеялись выиграть время для последующих активных действий.

Показания Скосырева пришлось отправлять в МВД, по факту смерти подполковника Корженевского. Узнавший обо всем, министр Ерин был сильно взволнован, но с Директором ФСК говорил спокойно. В конце концов паршивая овца бывает в каждом стаде. Ерину рассказали только часть правды, объяснив, что Корженевский и Корин были членами преступной группы, не поделившей доходы, в результате чего подполковник руками уголовников убрал своего напарника и подбросил пистолет Хрусталеву. Министр принял эту версию внешне спокойно. Все-таки Корин был из другого Ведомства.

Меликянц, вернувшийся в Москву, ни с кем не встречался, а Никифорова выехала на субботу- воскресенье к себе на дачу. Правда, все портил Моторин. Узнав о смерти Корженевского, он впал в какое-то странное состояние, предпочитая буйствовать и напиваться в одиночку.

Так продолжалось пять часов, пока наконец Моторин, пришедший в себя, не поехал на дачу к Никифоровой. Та жила в роскошном двухэтажном особняке, имея при себе целый штат обслуги — шофера, сторожа, горничную и кухарку. Бывшая проститутка, ставшая респектабельной дамой, была требовательной хозяйкой.

Моторин въехал во двор, едва не сломав ворота. Бросив автомобиль, он побежал по лестнице на веранду.

— Где твоя хозяйка? — заорал он на кухарку.

Та испуганно шарахнулась, показав на беседку б глубине сада.

Моторин побежал вниз.

У Элеоноры Алексеевной было хорошее настроение. Сегодня она узнала, что ее дочь, принятая летом в один 13 самых лучших колледжей Великобритании, довольно успешно начала свое обучение. Дочь была единственным человеком, которому она прощала все. Но хорошее настроение испортил мерзавец Моторин, ворвавшийся ней в беседку.

— Его убили, — закричал он еще издали. Сотрудники ФСК слушали их беседу с помощью нацеленных на беседку приборов «фрази», позволяющих слышать даже на расстоянии нескольких километров.

— Что случилось? — недовольно спросила Элеонора Алексееевна, — объясните толком.

— Его убили, — заорал еще громче Моторин, плюхавшись на скамью рядом, — они убили Корженевского.

— Кто они? — не поняла женщина.

— Бандиты. Какой-то рэкэтир, он выстрелил в подполковника на Киевском вокзале. Мне все рассказал Марек, мой помощник. Его брат там торгует сигаретами.

— Какой ужас, — немного равнодушно вздохнула женщина.

— Его убили, — снова закричал еще не пришедший в себя после попойки Моторин.

— Вы что, опять напились? — строго спросила Элеонора Алексеевна, — не смейте приезжать ко мне в таком виде.

— Идите вы к черту, — внезапно тихо сказал Моторин, успокаиваясь. — Скажите, пусть мне принесут сто граммов на опохмелку.

— Здесь вам не ресторан, — возразила хозяйка дома.

— Да ладно тебе, Элеонора, — грубо ответил Моторин, — можно подумать, что ты такая аристократка. «Анка-пулеметчица» была. Весь город с тобой трахался, а ты сейчас дурака валяешь. Скажи, пусть принесут.

Никифорова побледнела, возмутившись так, словно все это была наглая ложь.

— Вон отсюда, — коротко приказала она, — никаких денег больше не получишь.

— Слушай, — очень тихо сказал Моторин, — это серьезно. Его действительно убили. Может это связано с тем делом? Сначала «Карася» и его команду, теперь Корженевского, Может мы поменялись местами, и они теперь охотятся на нас?

— Не говори глупостей, — испугалась женщина, оглядываясь.

— И Макаров погиб, — словно сейчас вспомнил Моторин, — а может следующим будешь ты или я.

— Боишься? — презрение было явным.

— А ты не боишься? Скажи своим, пусть вытаскивают нас. Нужно уезжать, Элеонора Алексеевна; нужно срочно бежать. У меня в Казани уже было такое чувство. Тогда всех взяли, а я успел сбежать.

Женщина молчала.

— Скажи, пусть принесут водку, — осмелел Моторин. На этот раз она крикнула сторожу, попросив принести бутылку.

— Что будем делать? — спросил Моторин.

— Я поговорю, — подумав немного, ответила женщина, — но пока ничего не предпринимай.

— А чего я могу сам? Ты сказала, я передал. Я только почтовый ящик.

— А деньги ты получал как целое отделение связи, — съязвила она.

— А ты не дразнись. Деньги за свою кровь получал, за риск. Он того стоит.