английского недостаточно. Здесь важны нюансы, каждое слово, каждый звук. В кабинете есть специальный телефон, к которому подключается вторая трубка для переводчиков. Когда он позвонит, мы одновременно снимем трубки. Старайтесь переводить дословно, буквально так, как он говорит. Если можно, уточняйте даже интонацию. Мне важна каждая деталь. Но так, чтобы он не понял. Был уверен, что говорит только со мной. Вы меня поняли?

— Вполне, — сказала она, — я все поняла.

Ждать, однако, пришлось долго, минут сорок. Рашковский нервничал, постоянно выходя из гостиной. Кудлин сидел на диване, но она видела, как он был напряжен. Наконец раздался телефонный звонок, и Рашковский поспешил в кабинет. Она вошла следом, и он показал ей глазами на трубку. Она подняла ее, когда Рашковский уже здоровался с мистером Адамсом.

— Мы рассмотрели ваше предложение, мистер Рашковский, — сообщил Адамс, — боюсь, что я должен вас огорчить. Я не смогу уговорить своих друзей выделить обещанный кредит России. Нам недостаточно гарантий вашего банка.

Она переводила синхронно. Нужно было успевать слушать и говорить. Это было очень трудно, но она старалась.

— Мистер Адамс, — нервничая, с довольно сильным акцентом начал Рашковский, — я понимаю ваши мотивы. Я все прекрасно понимаю. Но почему вы считаете наши гарантии недостаточными?

— У вас солидный банк, мистер Рашковский, — Адамс говорил медленно, подбирая каждое слово, и это облегчало ее задачу, — но вы должны понять наши интересы. Если ваша страна объявит дефолт, то, соответственно, пострадает и ваш банк. В этом случае гарантий вашего банка будет явно недостаточно для многомиллиардного кредита, о чем у нас шла речь.

— Мистер Адамс, — сказал Рашковский, взглянув на Марину, — мы предлагаем не только активы нашего банка. Мы предложим вам активы и нескольких других банков. Мы готовы даже рискнуть и передать под гарантию кредита МВФ часть наших частных вкладов, размещенных на счетах в американских, французских и швейцарских банках. Разумеется, на условиях… как будет: полной конфиденциальности? — быстро спросил Рашковский. Она ему подсказала.

Адамс молчал несколько секунд. Она даже испугалась: неужели он решил прервать разговор из-за нее? Наконец Адамс сказал:

— Какую конкретно сумму вы можете назвать?

— Сумму? — Рашковский взглянул на Кудлина, тот кивнул головой в знак согласия. Очевидно, они уже обговаривали этот вопрос.

— Два миллиарда долларов, — выдохнул Рашковский, взглянув теперь на Марину. Она стояла рядом, не изменившись в лице. Даже такая сумма не должна была ее волновать.

— Хорошо, мистер Рашковский. Я попробую убедить своих друзей. Как скоро вы можете передать нам список счетов?

— В течение трех дней, — сказал Рашковский, снова взглянув на Кудлина. Тот пожал плечами. Очевидно, это был слишком короткий срок. — Три дня, — твердо сказал Рашковский.

— Я попробую переговорить еще раз, — пообещал Адамс, — но вам следует увеличить сумму, хотя бы еще на десять процентов. До свидания, мистер Рашковский.

— До свидания. — Рашковский бросил трубку и крикнул, уже не сдерживаясь: — Сукин сын!

Марина положила свою трубку.

— Я больше не нужна? — осторожно спросила она.

— Что? — он все еще был под впечатлением разговора. — Нет, не нужны, — опомнился Рашковский. — Спасибо. Вы можете идти отдыхать.

Выходя из гостиной, она услышала громкий голос Рашковского:

— Завтра вечером мы должны все решить. Меня не интересует, что они думают. Завтра вечером они все согласятся с моим решением…

Марина вышла в коридор. Очевидно, Адамс должен гарантировать кредит через МВФ, который Россия не может получить. И Рашковский решил предъявить в качестве гарантии миллиарды мафии. Но почему он хочет решиться на такой безумный шаг? Почему он готов рискнуть такой невероятной суммой? Или он хочет таким образом переломить ситуацию?

Она вернулась в свой номер. Спать не хотелось. Она подошла к столу. Очевидно, Рашковскому действительно было нужно это решение. Настолько, что он готов рискнуть не только своим состоянием. Неожиданно она услышала какой-то шорох. Резко обернувшись, она увидела, как под дверь просовывают конверт. Марина сделала несколько шагов к двери, конверт уже протолкнули. За дверью послышались быстрые удаляющиеся шаги. Она открыла дверь, посмотрела в коридор. Мелькнула форма служащего отеля. Наверное, его попросили просунуть конверт под дверь, поняла она.

Наклонившись, она подняла конверт, открыла его. Там была карточка японского ресторана, находившегося внизу. Кажется, ей сегодня не дадут переодеться. Она быстро вышла из номера, закрыла дверь и прошла к лифту. Кабина лифта словно зависла над горой, спускаясь вниз. Вокруг полыхало море огней, виден был Босфор и корабли, проходившие по проливу. «Свиссотель» находился действительно в одном из самых красивых мест Стамбула. Она спустилась на пятый этаж, где размещался японский ресторан.

В зале было почти пусто, всего несколько посетителей. Она прошла к первому незанятому столику и попросила принести ей зеленый чай с жасмином. Официант кивнул, исчезая за бамбуковой занавеской. Через минуту он появился. Кроме стакана с чайником, он положил на столик мобильный телефон. И быстро исчез. Звонок раздался почти сразу. Она подняла трубку.

— Добрый вечер, — сказал Циннер, — что случилось? Почему вы так неожиданно оказались у Рашковского? Зачем он вас позвал?

— Он обговаривал кредит МВФ через мистера Адамса, — торопливо сообщила она, — предлагал гарантии в два миллиарда долларов в частных банках. Очевидно, это деньги…

— Я понимаю, — сказал Циннер, перебивая ее. — Это международное слово, не нужно его произносить. Адамс согласился?

— Попросил прибавить еще десять процентов. Обещал поговорить с друзьями.

— Ясно. Учтите, Марина, что этот вопрос очень волнует институт, в котором вы работали много лет. До свидания.

Она поняла, что он имеет в виду Службу внешней разведки. Допив чай, она оставила на столе купюру в десять миллионов лир, что соответствовало примерно восемнадцати долларам. Отключила телефон и оставила его рядом с чайником. После чего вышла из ресторана и поднялась в свой номер.

На следующий день Рашковский за завтраком не появился. Не было и Акпера, следовавшего за боссом как тень. Кудлин и Марина оказались за столиком вдвоем. И еще два телохранителя, усевшиеся за соседний столик. Когда завтрак закончился, Кудлин попросил ее подняться в номер и никуда не отлучаться. Только в четыре часа дня позвонил Кудлин и сообщил, что она может считать себя свободной. Сегодня ее услуги не нужны. Марина не понимала, что происходит. Ведь у Рашковского накопилось столько неотложных дел…

Она не стала выходить в город, решив пообедать в ресторане. Уже сидя за своим столиком, она услышала рядом громкую русскую речь. Трое мужчин, сидевшие за соседним столиком, откормленные, плечистые, с мощными затылками и маленькими лбами, были чем-то неуловимо похожи на мясников со скотобойни и друг на друга — тупыми выражениями сытых и глупых лиц, громкими голосами и манерами наглых выскочек, привыкших считать свое мнение выше мнения других.

Марина вернулась в свой номер. Безделье было хуже всего. Она переключала каналы телевизора, досадуя на пустоту программ, когда вдруг раздался телефонный звонок.

— Извините меня, — услышала она голос Циннера, который сразу же узнала, — это номер семьсот двадцать первый?

— Нет, вы ошиблись, — она поняла, куда ей следует идти.

Через несколько минут она уже стучалась в этот номер. Дверь открыл сам Циннер. Очевидно, он успел прилететь сегодня в Стамбул. Руководство не доверяло никому из офицеров выходить на связь с ней, считая операцию Чернышевой сверхважной.

— Входите, — кивнул Циннер, поспешно закрывая за ней дверь. — Вы знаете, что сегодня в Стамбуле