летчик. Только это не резина, а пластик. Он оказался деполимеризованным…

— Что думает об этом комиссия?

— Они в полном недоумении, — признался Робертсон. — И вот еще что. Они нашли куски человеческой кости — плечевой и большой берцовой. Примечательно, что кость совершенно чиста, почти отполирована…

— Мягкие ткани сгорели?

— На это не похоже.

Стоун, нахмурившись, бросил взгляд на Ливитта.

— А на что похоже?

— Просто чистая, полированная кость. Они там ни черта понять не могут. И еще такая новость. Мы проверили личный состав национальной гвардии, оцепившей Пидмонт. Это 112-й полк, расположен он в радиусе ста пятидесяти километров вокруг поселка; на восемьдесят километров в глубь зоны высылались патрули. К западу от Пидмонта находилось до ста человек. Потерь среди них нет.

— Никаких потерь? Вы уверены?

— Совершенно.

— А в районе, над которым пролетел «Фантом», солдаты были?

— Да, были. Двенадцать человек. Это они доложили на базу о пролете самолета.

— Похоже на то, что катастрофа — это чистое совпадение, — сказал Ливитт.

— Я склонен согласиться с Питером, — заметил Стоун, подтверждая свое согласие кивком. — При отсутствии жертв на земле…

— А может, организм только в верхней атмосфере…

— Все может быть. Но пока мы твердо знаем по меньшей мере одно: как «Андромеда» убивает свои жертвы. Свертыванием крови. Не разрушением тканей, не полировкой костей. Свертыванием и никак иначе.

— Ладно, — сказал Робертсон. — Давайте пока не будем вспоминать про этот самолет…

На этом их совещание окончилось.

— Я считаю, что пора проверить посевы на биологическую активность, — заявил Стоун.

— Проведем испытание на крысах?

— Нужно удостовериться, что штамм по-прежнему вирулентен. Что он не изменился, — кивнул Стоун.

Ливитт согласился. Действительно, необходимо было проследить, не смутировал ли организм, не изменились ли кардинальным образом его свойства.

Они уже собрались приступить к работе, когда динамик внутренней связи пятого уровня щелкнул и оповестил:

— Доктор Ливитт! Доктор Ливитт!..

— Да?.. — отозвался тот.

На экране показался молодой человек приятной наружности в белом халате.

— Доктор Ливитт, мы только что получили обратно электроэнцефалограммы после детальной проверки на ЭВМ. Здесь, по-видимому, какая-то ошибка, но…

Он запнулся.

— Ну? — поторопил Ливитт. — Что-нибудь не в порядке?

— Дело в том, сэр, что ваша ЭЭГ отнесена к четвертой группе, она атипична, хотя, по-видимому, вполне благоприятна. Однако все же надо бы сделать повторную запись…

— Должно быть, это ошибка, — вмешался Стоун.

— Конечно, ошибка. — поддакнул Ливитт.

— Несомненно, сэр, — сказал молодой человек. — Но мы хотели бы все же повторить запись, чтобы полностью удостовериться.

— Я сейчас занят.

Стоун обратился непосредственно к лаборанту:

— Доктор Ливитт сделает повторную энцефалограмму, как только немного освободится…

— Хорошо, сэр.

Когда экран погас, Стоун заметил:

— Иногда все эти обязательные процедуры чертовски раздражают..

— Вот именно, — согласился Ливитт.

Они принялись было за биологическую проверку различных культур бактерии, но тут на экране ЭВМ появилось сообщение, что готовы предварительный данные рентгенокристаллографии. Стоун и Ливитт отправились посмотреть эти данные, отложив биологическую проверку, что было весьма прискорбно. Такая проверка показала бы, что в своих рассуждениях ученые уже сбились со следа и пошли по ложному пути.

По данным рентгенокристаллографического анализа, у «Андромеды» не оказалось никаких компонентов, присущих обычной клетке, — ни ядра, ни митохондрий, ни рибосом. В шестиугольниках не было никаких внутренних членений, никаких более мелких частичек. Напротив, как их стенки, так и внутренняя часть состояли, по-видимому, из одного и того же вещества. Вещество это давало на фотографиях характерную картину какого-то колебательного процесса, прецессии, или, иначе, рассеяния рентгеновских лучей.

Просматривая результаты, Стоун заметил:

— Просто ряд одинаковых шестиугольных колец…

— И ничего больше, — добавил Ливитт. — Как же, к дьяволу, этот штамм ухитряется жить?..

Они не могли представить себе, как организм, столь просто устроенный, способен непосредственно использовать энергию для роста.

— Совершенно заурядная кольцевая структура, — сказал Ливитт. — Вроде фенольной группы, только и всего. Такая структура должна быть довольно инертной…

— А она превращает энергию в материю…

Ливитт почесал затылок. Он опять припомнил свою аналогию с городом, аналогию с клеткой мозга. Любая молекула построена из простейших кирпичиков. Взятая отдельно, она не обладает никакими примечательными свойствами. Однако в составе какой-то общности обретает огромную силу.

— Быть может, существует какой-то критический уровень, — предположил Ливитт. — Сложная структура подчас проявляет свойства, какие просто невозможны у подобной же, но более простой…

— Давняя острота насчет мозга шимпанзе, — напомнил Стоун.

Ливитт молча кивнул. По всем основным характеристикам мозг шимпанзе устроен не менее сложно, чем мозг человека. Существуют мелкие различия, но главное — в размере: человеческий мозг крупнее, в нем значительно больше клеток, больше и различных связей между ними. И именно это — не совсем понятно как — делает мозг человека качественно иным. Как однажды заметил в шутку нейрофизиолог Томас Уолдрен, решающее различие между мозгом шимпанзе и мозгом человека состоят в том, что «мы используем шимпанзе в качестве подопытного животного, а не наоборот».

Стоун и Ливитт несколько минут ломали себе головы над структурой штамма и, не придя ни к какому выводу, перешли к анализу плотности распределения электронов методом разложения в ряд. Вероятностное местоположение электронов для этой структуры было изображено на схеме, напоминающей топографическую карту. И сразу же обнаружилась новая странность. Структура на схеме оставалась неизменной, но величины коэффициентов Фурье для разных точек оказались неодинаковыми.

— Похоже, что часть структуры каким-то образом отключается, — сказал Стоун.

— Главное, она все-таки не однородна, — поддержал Ливитт.