значит — бежала?

— А тебе не мешало бы побольше знать о том, что творится вокруг. Я услышала об этом от своей парикмахерши, а она — от горничной королевы, ведающей драгоценностями. Лира бросила Драмокла. Теперь я достаточно точно выразилась?

— Их брак казался таким благополучным!

— Сплошное притворство, мой дорогой. Лира узнала, что Драмокл охладел к ней и собирается дать ей развод в первую же свободную минуту.

— Откуда она это узнала? — спросил Джон. Анна презрительно улыбнулась:

— Драмокловы уловки абсолютно прозрачны. Любая женщина может читать его, как открытую книгу. Лира знала, что скоро ее заменят. И когда на давешнем праздновании она встретила одного симпатичного человека…

— Кого? — нетерпеливо спросил Джон.

Анна покачала головой. В глазах ее сверкнули искорки.

— Ты очень удивишься, когда узнаешь, ко этот счастливчик. Подумай на досуге и попробуй угадать. А сейчас займемся более неотложными делами. И самое неотложное из них — Хальдемар.

— Да, — сказал Джон. — С ванирцем придется нелегко. А как Драмокл отнесся к тому, что от него сбежала жена?

— Насколько мне известно, он еще не в курсе. Перейдем к делу!

Верхняя часть Ультрагноллского дворца представляла собой фантастическое сочетание шпилей, башен, крутых скатов с крытыми гонтом свесами, щипцов, нефов, фронтонов и так далее. Там, где крыши были плоскими, на них цвели сады с беседками, клумбами, водопадами, фонтанами, статуями, деревьями, скамейками, холмами и долинами.

Отто находился в саду на крыше над военной палатой. Растянувшись на белом плетеном шезлонге, он курил сигару, скрученную из листьев рапунзеля — пахучих и чуточку дурманных. На столике рядом с шезлонгом стояла бутылка лиго-злачного вина, выжатого из красно-коричневых виноградных гроздьев, произрастающих на аардваркском плато Ургенгаа. Для человека, только что потерпевшего крушение всех надежд, он выглядел странно умиротворенным. Полулежа в удобной позе, Отто наслаждался великолепным видом с крыши.

Над головой, хлопая крыльями, летали красноперые сикофанты Отто отдыхал.

Драмокл, сопровождаемый Сорочкой, поднялся в сад. Отто глянул на них, приветливо кивнул и вернулся к спокойному созерцанию пейзажа.

— Слушай, пап, — сказал Драмокл, — мне жаль, что все так для тебя обернулось. Я знаю, сколько трудов ты отдал этому бессмертию.

Отто улыбнулся, но не ответил.

— Я просто не мог поступить иначе, — добавил Драмокл.

— Когда ты сдался Джону, — заговорил наконец Отто, — я пришел в такую ярость, что чуть было не убил тебя. Я мог бы сделать это запросто. Мне пришлось напрячь всю силу воли, чтобы сдержаться. Но когда первый порыв прошел, я вдруг понял, что на душе у меня удивительно легко и покойно Странное ощущение. Мне нужно было осмыслить его.

— Поэтому ты забрался сюда?

— Это мое любимое место Я сел в шезлонг и начал думать — но от мыслей меня постоянно отвлекали всякие внешние впечатления.

— Какие? — спросила Сорочка.

— Ветерок, овевавший лицо Аромат хорошей сигары. Облака, бегущие по небу Я неожиданно заметил тысячу мельчайших деталей и получил от этого массу удовольствия. До меня вдруг дошло, что, стремясь всю жизнь к бессмертию, я почти не насладился жизнью.

— А я наоборот, — сказал Драмокл — Я всю жизнь плыл по течению, развлекался и ни о чем не тужил. Ну и что я получил в результате?

— То же, что и я. Жизнь — то есть вот это мгновение.

— Если так, — сказал Драмокл, — выходит, что жизнь у всех людей одинакова. Никто не владеет ничем, кроме настоящего мгновения, если я правильно тебя понял.

— Да, мгновение — это все, что у нас есть, — сказал Отто. — Я по наивности своей воображал, будто, продлевая отпущенные мне мгновения, я продлеваю жизнь. Но жизнь не измеряется годами и десятилетиями Сердце ведет совсем иной счет. Интенсивность — вот единственная мера, которую оно признает.

Сорочка кивнула, но Драмокл сказал:

— Боюсь, я не совсем понимаю.

— Низшая степень интенсивности, — сказал Отто, — это сон или бессознательное состояние Если бы спящий человек был способен жить вечно, мы не назвали бы его бессмертным, по крайней мере в общепринятом смысле слова. Жить ради будущего, пренебрегая настоящим, — все равно что проспать свою жизнь.

— Для меня это слишком абстрактно, — сказал Драмокл. — Но ты не выглядишь разочарованным, и я этому рад. Ты выглядишь счастливым. Я никогда не видал тебя счастливым раньше.

Отто подошел к балюстраде и окинул взглядом город.

— Я верил, что цель магии — знание. Теперь я вижу, что ошибался. Цель магии — понимание.

— Разве это не одно и то же?

— О нет! Знание — это что-то вроде орудия для достижения власти. А понимание — своего рода отречение от нее. Понимание выше тебя самого: ты не можешь им манипулировать, ты можешь его только принимать.

— Ладно, отец, — сказал Драмокл. — Твои философские откровения мне не по зубам. Ты спокоен и доволен — а больше мне ничего и не надо. Я понимаю, что разговор о будущем тебе неприятен в свете последних событии, но все же не могу не спросить: чем ты думаешь заняться?

— Кое-какие мысли по этому поводу у меня есть. — Отто пыхнул сигарой. При всей своей любви к Глорму, здесь я не останусь. Если честно, тут у вас настоящее болото. Земля — вот где мое место. Она подвластна мне, конечно, но я не потому хочу вернуться. Я, наверное, передам свою политическую власть кому-нибудь и уйду на покой. У меня есть вилла на Капри, домик на Ипанеме, плавучий дом в Кашмире, ранчо на Ивисе, дом в Париже и пентхаус в Нью-Йорке. Я уверен, что найду чем заняться. Земля — местечко интересное. Если хочешь, возьму тебя с собой.

— Меня? — сказал Драмокл. — На Землю?

— Тебе она понравится, — заверил его Отто. — Там уйма увлекательных возможностей для способного молодого человека вроде тебя. Ты же отрекся от престола, верно?

— Да, — сказал Драмокл. — Я решил, что так надо. Иначе Джон мог начать бомбардировку Глорма.

— Что он собирается делать дальше, не знаешь?

— Нет пока. Они с Анной еще не решили.

— Для тебя это может плохо кончиться.

— Сомневаюсь, чтобы Джон осмелился казнить меня, — сказал Драмокл. — Его толкает против меня не столько ненависть, сколько уязвленное самолюбие.

— Но он может подвергнуть тебя унижениям. Он с детства был жутко злопамятным.

— Ничего, как-нибудь переживу.

— Да, но зачем? Поехали лучше со мной на Землю. Я покажу тебе новый мир.

Драмокл помедлил с ответом, старательно подбирая слова. Он любил новые миры, приключения, чувство новизны. Но только не в компании с Отто. Не то чтобы он затаил злобу против отца. Он даже сочувствовал старому королю. Но жить с ним рядом не хотел — не хотел, чтобы его поминутно учили уму-