– Не знаю, – пожал плечами Чудакулли, выглядывая из-за штабеля стиральных досок. – Хотя, если прикинуть, за свою жизнь я потерял тонны носков.
– Я тоже, – подтвердил профессор современного руносложения.
– И где мы будем искать? – продолжал главный философ голосом человека, чей поезд мысли мчался по длинному и темному тоннелю. – В маленьких местах или в больших местах?
– Хороший вопрос, – признал Чудакулли. – Кстати, декан, что ты все время твердишь?
– Я говорю «Чоп!», Наверн, это то же самое, что «Йо»…
– А «Йо», видимо, то же самое, что и «Чоп»?
– Точно, – обрадовался декан. – Бывают ситуации, когда так и тянет крикнуть: «Чоп!»
– А эта тварь… Она просто ворует носки или она их пожирает? – не унимался главный философ.
– Очень ценное замечание, – нахмурился Чудакулли, мигом забывая о декане. – Передать всем по цепочке: ни в коем случае не быть похожими на носки!
– На носки? Но как такое… – начал было декан.
И тут все услышали: «…Грнф, грнф, грнф…»
Судя по звуку, существо, его издающее, на аппетит не жаловалось.
– Пожиратель носков, – простонал главный философ, закрывая глаза.
– А сколько у него может быть щупалец? – спросил профессор современного руносложения. – Хотя бы приблизительно?
– Звук определенно немаленький, – заметил казначей.
– Где-то с дюжину, – сказал профессор современного руносложения, делая шаг назад.
«…Грнф, грнф, грнф…»
– Мы и глазом моргнуть не успеем, как эта тварь сорвет с нас носки и… – взвыл главный философ.
– Пять-шесть щупалец, не меньше, – продолжал профессор современного руносложения.
– Кажется, этот звук доносится откуда-то из стиральных машин, – сказал декан.
Стиральные машины высотой с двухэтажный дом использовались только в том случае, когда в Университете собирались все студенты. Устройство стиральной машины было достаточно примитивным: пара побелевших деревянных весел подсоединялась к большому жернову и опускалась в котлы, которые нагревались через расположенные ниже топки. При полной загрузке требовалось не менее полудюжины человек, чтобы ворочать белье, поддерживать огонь в топках и смазывать петли весел. Чудакулли лишь однажды видел стиральные машины в действии. Тогда прачечная напомнила ему своего рода гигиенический ад, в который после своей смерти попадало мыло.
Декан остановился у входа в котельную.
– Там определенно что-то есть, – сказал он. – Слышите?
«…Грнф…»
– Тварь замолкла! Она знает, что мы здесь! – прошипел он. – Готовы? Чоп!
– Нет! – пискнул профессор современного руносложения.
– Я открываю дверь, а вы набрасывайтесь на нее! Раз… два… три
– Йо…
Сани неслись по снежному небу.
– В ЦЕЛОМ, ПО-МОЕМУ, ВСЕ ПРОШЛО НЕ ТАК ПЛОХО. ЧТО СКАЖЕШЬ?
– Да, хозяин, – кивнул Альберт.
– ХОТЯ ТОТ ПАРЕНЕК В КОЛЬЧУГЕ… ОН БЫЛ КАКИМ-ТО СТРАННЫМ, ПРАВДА?
– Я думаю, это был стражник.
– ПРАВДА? НУ, ГЛАВНОЕ, ОН УШЕЛ ДОВОЛЬНЫМ.
– Разумеется, хозяин, – согласился Альберт, но в голосе его чувствовалась тревога.
В силу своего «осмотического» характера Смерть слишком быстро делал выводы. Конечно, ситуация была очень сложной, типа: «Если не они, то кто?», и Альберт это прекрасно понимал, но его хозяину… порой его хозяину не хватало ментального оснащения, чтобы отличать правду от…
– И СМЕХ У МЕНЯ ТЕПЕРЬ ГОРАЗДО ЛУЧШЕ ПОЛУЧАЕТСЯ.
– Да, сэр, очень веселенький смех выходит, – кивнул Альберт и посмотрел на список. – Ну что, едем дальше? Следующий адрес совсем рядом, высоту можно не набирать.
– ОЧЕНЬ ХОРОШО. ХО. ХО. ХО.
– Итак, тут сказано: «Сара, маленькая торговка спичками, у дверей табачной лавки Монштука, Мошеннический переулок».
– И ЧТО ЖЕ ОНА ХОЧЕТ ПОЛУЧИТЬ НА СТРАШДЕСТВО? ХО. ХО. ХО.
– Не знаю, писем от нее ни разу не было. Кстати, хозяин, один совет: не стоит перебарщивать с «Хо- хо-хо». Гм, тут еще что-то написано… – Альберт зашевелил губами, читая.
– ДУМАЮ, КУКЛА ПОДОЙДЕТ. ИЛИ КАКАЯ-НИБУДЬ МЯГКАЯ ИГРУШКА. МЕШОК САМ РАЗБЕРЕТСЯ, АЛЬБЕРТ.
Что-то маленькое упало ему в руку.
– Вот это, – сказал Альберт.
– О!
Наступила долгая кошмарная пауза, пока они оба смотрели на жизнеизмеритель.
– Ты, хозяин, на всю жизнь, а не только на страшдество, – наконец пробормотал Альберт. – И эта самая жизнь продолжается. Если так можно выразиться.
– НО СЕЧАС ЖЕ СТРАШЕДСТВО.
– Очень традиционное время для подобных случаев, насколько я знаю, – пожал плечами Альберт.
– Я ДУМАЛ, СЕЙЧАС СЛЕДУЕТ ВЕСЕЛИТЬСЯ И РАДОВАТЬСЯ, – сказал Смерть.
– Понимаешь ли, хозяин, люди веселятся еще и потому, что где-то кому-то не до веселья, – промолвил Альберт так, будто констатировал некий обычный факт. – Хорошее познается в сравнении. Э-э, хозяин?
– НЕТ. – Смерть встал. – ТАК БЫТЬ НЕ ДОЛЖНО.
Главный зал Незримого Университета был полностью подготовлен к Страшдественскому пиру. Столы гнулись и стонали под грузом столового серебра, а ведь основные блюда еще и не начали приносить. Зато на столах высились горы фруктов, и повсюду, куда только падал взгляд, раскинулся лес хрустальных бокалов.
О боже взял меню и открыл его на четвертой странице.
– Четвертая перемена: моллюски и ракообразные. Коктейль из омаров, крабов, королевских крабов, креветок, устриц, улиток, гигантских мидий, зеленогубых мидий, тонкогубых мидий и злобных тигровых пиявок. С пряным маслом и соусом. Вина: шардоне «Шепот волшебника», год Говорящей Лягушки. Пиво: «Ухмельноеособое». – Он положил меню на стол. – И это только одна перемена?
– Они тут любят поесть, – пояснила Сьюзен.
О боже похмелья перевернул меню. На обложке красовался герб Незримого Университета, а сразу над ним старинным шрифтом были пропечатаны три буквы: ? ? ?
– Это какое-нибудь заклинание?
– Нет, – со вздохом ответила Сьюзен. – Эти буквы пишутся на всех меню. Можешь считать их неофициальным девизом Незримого Университета.
– И что они значат?
– Эта, бета, пи.
Перепой, явно ничего не поняв, продолжал смотреть на нее.
– Ну и?…
– Это буквы эфебского алфавита. И очень красиво выглядят. Солидно. А каждый расшифровывает их по-своему. Например, «НВП». «Нам Все По Желудку».
– А где тут буква «ж»? – спросил о боже.
– Она в уме, ну, как в каком-нибудь числосложении.
