нечто иное. Правда, что именно – тут глаза и клетки никак не могли сойтись во мнениях. А еще пара клеток просто взяла и отключилась.
– Гм… Кажется, да, – процедил господин Крохобор сквозь зубы.
Несмотря на страшдество во всех зданиях Университета кипела лихорадочная деятельность. Волшебники в любом случае [16] не ложились спать рано, но сегодня в самую полночь должен был начаться Страшдественский пир.
Об истинных масштабах Страшдественского пира можно было получить представление из того факта, что легкой закуской в Незримом Университете назывались три-четыре блюда, не считая сыров и орешков.
Некоторые волшебники начинали практиковаться загодя. Декан, в частности, теперь мог поднять на вилке двадцатифунтового индюка. Ожидание полуночи только придавало здоровую остроту профессионально отточенным аппетитам.
В зданиях царило приятное ожидание, слюнные железы уже шипели в предвкушении, заранее подбирались пилюли и порошки, которые через несколько часов могли понадобиться для отражения контратаки скопившихся чуть ниже грудной клетки и воюющих друг с другом восемнадцати блюд.
Подняв воротник балахона, Чудакулли вышел на снег. В окнах факультета высокоэнергетической магии горел свет.
– Ну, не знаю, не знаю… – пробормотал аркканцлер. – Ночь перед страшдеством, а они ещё работают. Это ненормально. Страшдество ведь… Вот когда я был студентом, к этому времени я уже успевал дважды протрезветь…
На самом деле Думминг Тупс и его группа студентов-исследователей подготовились к встрече страшдества. Они украсили Гекс веточками остролиста, а на большой стеклянный купол, под которым находился главный муравейник, надели бумажную шляпу.
Чудакулли казалось, что при каждом его посещении что-то новое появлялось в… механизме, думающей машине – или как там еще называли эту штуковину. Иногда всего за одну ночь таинственный прибор самостоятельно перестраивался. А иногда, по словам Думминга, Гекс составлял и выдавал планы того, что ему требовалось. Как правило, от этой штуковины у Чудакулли по спине начинали бегать мурашки. Впрочем, сегодня мурашки принялись скакать особенно оживленно: перед странным прибором сидел казначей. На мгновение Чудакулли даже думать забыл о всяких грибных гномиках.
– А ты что здесь делаешь, старина? – осведомился он. – Ты же должен быть у себя в комнате и интенсивно прыгать, освобождая побольше места в животе. Сегодня ведь Страшдественский пир, помнишь?
– Ура всему розовому, синему и зеленому, – откликнулся казначей.
– Э… мы думали, что Гекс может… ну… помочь, сэр, – сообщил Думминг Тупс, считавший себя символом разумности Незримого Университета. – Решить проблему казначея. Мы думали, это будет ему хорошим подарком на страшдество.
– О боги. У казначея нет никаких проблем, – сказал Чудакулли и похлопал бесцельно улыбавшегося человека по голове, одновременно произнося одними губами слова «совсем сбрендил». – Немного рассеян, и все. Я сказал: «НЕМНОГО РАССЕЯН», да? Неудивительно: он столько времени проводит, складывая эти числа. На свежий воздух и не выходит. Я сказал: «МАЛО БЫВАЕШЬ НА СВЕЖЕМ ВОЗДУХЕ, СТАРИНА!»
– Мы подумали, может, ему хочется с кем-нибудь поговорить… – растерянно промолвил Думминг.
– Что-что? Но я с ним постоянно разговариваю! Стараюсь как можно меньше оставлять его наедине с собой, – пожал плечами Чудакулли. – А то он сразу начинает хандрить.
– Э… да… определенно, – дипломатично заметил Думминг. Он помнил казначея как человека, который считал очень веселым времяпровождением поглощение яйца всмятку. – Итак… э… но мы попробуем еще раз, хорошо? Ты готов, господин Динвидди?
– Да, спасибо, зеленый и немного корицы, если не затруднит.
– Интересно, о чем он будет разговаривать с машиной? – мрачно сказал Чудакулли. – У этой штуки и ушей-то нет.
– На самом деле мы сделали одно ухо, – возразил Думминг. – Э…
Он показал на большой барабан в лабиринте трубок.
– А это не слуховая ли труба Ветром Сдумса торчит оттуда? – подозрительно осведомился Чудакулли.
– Она самая, аркканцлер. – Думминг откашлялся. – Тут такое дело: звук распространяется волнами…
Неожиданно вспомнив, что разговаривает с волшебником, Думминг осекся. Предугадать ход мыслей Чудакулли было довольно просто: раз «волны» – значит, «море». А дальше начнется бессмысленный спор, каких случалось уже немало. Возникнет очередное бездонное недопонимание, которое всегда возникало при попытке что-либо объяснить аркканцлеру. Наверняка будут помянуты «прибой», «песок», а то и «мороженое»…
– Все происходит при помощи магии, аркканцлер, – поправился Думминг, отказываясь от борьбы.
– А, понятно, – несколько разочарованно произнес Чудакулли. – Значит, никаких там сложностей с пружинками, шестеренками и трубочками?
– Никаких, сэр, – кивнул Думминг. – Простая магия. Правда, достаточно передовая.
– Все понятно. И каков ее итог?
– Гекс может слышать все, что ты ему говоришь.
– Интересно. Значит, не надо пробивать дырки в картонках и нажимать на клавиши, чем вы тут постоянно занимаетесь?
– Я сейчас все продемонстрирую, сэр, – пообещал Думминг. – Так, Адриан, инициализируй ГБР.
– Как это? Как это? – заинтересованно спросил Чудакулли из-за его спины.
– Это значит… ну, потяни главный большой рычаг, – неохотно пояснил Думминг.
– А, ГБР куда короче. Разумно, разумно… – Думминг вздохнул:
– Совершенно согласен, аркканцлер.
Он кивнул одному из студентов, который потянул красный рычаг с табличкой «Не тянуть». Где-то внутри Гекса пришли в движение шестеренки. Маленькие заслонки перед муравейниками открылись, и миллионы муравьев побежали по паутине стеклянных трубок. Думминг принялся стучать по деревянной клавиатуре.
– Никак понять не могу, как ты помнишь, что надо делать, – покачал головой Чудакулли, наблюдая за его действиями с некоторым оттенком изумленного интереса.
– В основном я действую интуитивно, аркканцлер, – ответил Думминг. – Хотя следует затратить определенное время на начальное обучение. Итак, казначей, – добавил он, – в принципе, уже можно что- нибудь сказать…
– Он говорит: «СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ, КАЗНАЧЕЙ!» – услужливо прокричал Чудакулли прямо в ухо казначею.
– Штопор? Это ж перышко, говорила няня, – откликнулся казначей.
Внутри Гекса что-то закрутилось. В дальней части комнаты неуклюже начало вращаться модернизированное водяное колесо, увешанное бараньими черепами.
Гусиное перо, закрепленное в переплетении пружин и направляющих, принялось выводить буквы:
«+++ Почему Ты Считаешь Себя Перышком? +++»
На мгновение казначей замешкался, а потом ответил:
– Знаешь, у меня есть своя ложка.
«+++ Расскажи Мне О Своей Ложке. +++»
– Э-э… она маленькая…
«+++ Твоя Ложка Тебя Беспокоит? +++»
Казначей нахмурился. Но затем ожил.
– Оп-ля, а вот и господин Студень! – воскликнул он, но как-то не очень воодушевленно.