постепенно налаживается. Я отключил охлаждающую систему, чтобы сэкономить топливо, так что вы оба можете греться где-нибудь поближе к моторам. И поскольку мы все здесь от рождения дышим воздухом, я надеюсь, что вытащу вас из этой переделки.
Сообразив, что не все здесь дышали воздухом с рождения, он прервал связь и задумался. Но его тягостные размышления прервала активная деятельность Эльвиры, готовящей амфибию к полету.
«Бену об этом пока знать необязательно, — решил Рико. — Да и мне тоже, если честно».
— Поболтай со мной, дружище. О чем угодно.
— Рико… По.. рядок…
И хотя голос, произнесший эти слова, был слабым и тихим, Рико широко улыбнулся. Амфибия мужественно пробивалась вперед, и Эльвира неустанно вызывала морфлот. Но связь отсутствовала. Лишь статические разряды били по ушам.
— На нас идет шторм, — сообщил Рико Бену. — И вскоре нам не поздоровится!
Вообще-то Рико не хотелось волновать друга сообщением о том, что шторм может их уничтожить. Да при том, что морфлот упорно молчит и все море кишмя кишит келпами, думать о шторме… Лучше подумать о чем-нибудь другом.
Любой, кто угрожает рассудку или его символической системе, угрожает целостности самого человечества.
Уорд Киль, «Апокрифические записки».
Наконец Бен очнулся, и первым, что он ощутил, были волосы Кристы. На его губах еще сохранился соленый вкус ее волос. Шум работающих механизмов свидетельствовал о том, что опасаться больше нечего. Какая вода, когда кругом воздух!
Он помнил начало разговора с Кристой. Они болтали ни о чем, шутили, и вдруг… вдруг его тело осталось, а он сам унесся неведомо куда. И после этого путешествия до сих пор не мог поднять головы. Он даже попытался звать на помощь, но ни гортань, ни легкие не повиновались. Криста лежала рядом, и ее расширившиеся от страха зрачки из зеленых стали голубыми.
«О нет! — взмолился он. — О нет, они были правы!»
Во время взлета он цеплялся за ноги Кристы, та только слабо повизгивала, но не брыкалась. Похоже, она была просто не в состоянии двинуть ногой. Бен был тяжелее и потому проще перенес перепад давления. Он собрался расстегнуть ремни Кристы, но его руки внезапно стали неподъемно тяжелыми, и он повалился рядом с девушкой. Он мог дышать и видеть, но любое движение вызывало судороги. Бен заставил себя сползти с койки, чтобы не видеть Кристу. Он положил руку на щиколотку девушки и всем телом ощутил ее судорогу. Бен вспомнил, в кармане лежит ампула с антидотом, но у него не было сил ею воспользоваться.
«Рико скажет, что я идиот», — подумал он.
Теперь, когда связь с морфлотом была утрачена, им оставалось только одно — подняться в воздух. Вот только как на это отреагируют местные хищные птички? Рико и так уже досталось. Ему только… этой каши не хватало.
«Эльвира найдет выход, у нее рукаве куча сюрпризов».
Зов пронизал Бена насквозь: он ощутил его каждой клеткой кожи, мышц и крови. Но после всего, что с ним случилось, он чувствовал себя медузой на песке и был абсолютно беспомощен. Он мог лишь дышать широко отрытым ртом и валяться на полу. Но с ним бывало и похуже. Теперь он мог беспрепятственно путешествовать по сознанию Кристы. Но Рико и пластальные переборки судна мешали ему. Они словно черный занавес окутывали мысли Кристы.
И все же он прорвался. Образы из ее воспоминаний хлынули в его мозг.
— Бен! — донесся до него издалека слабый зов Рико. Оператор еще что-то говорил, но Бен услышал только страшный взрыв, с которым антидот вошел в его тело. Зов пронизывал все тело и тем не менее Бен ощущал, как Рико теребит его, пытаясь привести в себя.
Время трепетало, словно тонкая нить, туго натянутая между ним и Рико. Стальные плитки коридора, всегда отливавшие серебром, неожиданно вспыхнули золотом. И Бен забыл обо всем.
Но теперь он понимал гораздо больше, чем прежде. В мозгу Кристы Гэлли нашли приют тысячи тысяч воспоминаний. И теперь из ее сознания в сознание Бена просачивались капли памяти, насыщающие жажду его пересохшего рта. Но разум не поддавался опьянению эмоций — лепесток за лепестком он обдирал заветный цветок, пока не обнаружил внутри готового к драке Рико Лапуша.
И все же, хотя Бен все видел и слышал, он ощущал странное отторжение от собственного тела. Что, впрочем, было скорее любопытно, чем страшно. Он вспомнил передачу, которую они готовили вместе с Беатрис, о людях, вернувшихся из объятий смерти. И все интервьюируемые рассказывали одно и то же. Они вспоминали о теплых объятиях смерти, о полном спокойствии… Но никто не упоминал о зове. Они рассказывали, как видели свои тела из разных точек комнаты. Вспоминали, как суетились медики, которые пытались заставить забиться уже остановившееся сердце. Описывали все, что происходит с душой, оставившей тело, с такой точностью, что теперь Бен мог стать крутым экспертом по этой части: он испытал все это на себе.
Однако то, что испытал он, не испытывало до сих пор ни одно тело и ни одна душа. Он ощутил себя мальком, морянским ребенком, с восторгом взирающим на светлеющую поверхность воды из лагуны келпа. Над ним светился круг чистой воды, а обрамляющие его плети келпа тоже светились и окружали мерцающий водный свод синеватым гало. С трудом вынырнув из чудесных видений и вернувшись под безжалостные лучи двух солнц, Бен заметил на стене скукоженную тень Рико. А в лагуне резвились Пловцы — легендарное племя, умевшее проходить сквозь келпопроводы голышом.
И он осознал себя Кристой, когда та была еще ребенком. Точнее, это был Бен со всеми его воспоминаниями, но он же был и Кристой-ребенком, взлелеянным келпом.
Он чувствовал, что Рико чем-то взволнован, и попытался сказать ему: «Все в порядке. Я здесь».
Но ничего не получилось. Губы не повиновались.
И тут появилась Пловчиха. Она была уже старухой, но Бен до сих пор ни разу не видел Пловцов. Он
