Сэмпсон был жив, лежал в больнице и потихоньку выздоравливал. Кейт тоже. Совершенно незнакомые люди подходили ко мне во время этого стихийного празднества и воодушевленно трясли мне руку. Отец одной из девушек совсем раскис и разрыдался у меня на плече. Никогда еще служба в полиции не приносила мне столько радости.

Я вошел в лифт и поехал на четвертый этаж навестить Кейт. Но, прежде чем войти к ней в палату, сделал глубокий вдох. Только после этого решился открыть дверь. С головой, сплошь забинтованной и запеленутой, она была похожа на загадочную мумию. Состояние ее стабилизировалось, смерть уже не грозила, но она по-прежнему оставалась в коме.

Я подержал Кейт за руку и поведал ей все, что приключилось за этот долгий день.

– Пленницы на свободе. Мы с Сэмпсоном были в подземном доме. Теперь они в безопасности, Кейт. И ты возвращайся к нам. Сегодня выдалась замечательная ночь, – шептал я.

Мне до боли хотелось снова услышать ее голос, ну хоть разочек. Но с губ ее не сорвалось ни звука. Я даже не знал, слышит ли она меня, понимает ли. Я нежно поцеловал ее на прощанье.

– Я люблю тебя, Кейт, – прошептал я, прижавшись к ее забинтованной щеке. Едва ли она меня слышала.

Палата Сэмпсона находилась этажом выше. Человек-Гора уже вернулся из операционной, и состояние его считалось удовлетворительным.

Он не спал и живо отреагировал на мой приход.

– Как Кейт и остальные? – спросил он. – Я здесь, пожалуй, долго не задержусь.

– Кейт все еще в коме. Я только что от нее. С тобой все в порядке, если тебя это интересует. Говорят, состояние удовлетворительное.

– Убеди врачей переименовать его в отличное. Я слышал – Казанове удалось смыться. – Он закашлялся, и я понял, что Сэмпсон злится.

– Не расстраивайся. Поймаем. – Я понимал, что мне пора уходить.

– Не забудь принести мне темные очки, – попросил он. – Тут слишком светло. Чувствую себя как на пляже.

В половине десятого того же вечера я был в палате, где лежала Липучка. Там уже торчал Сет Сэмюел. Они выглядели отличной парой. Оба сильные и очень славные. Передо мной встала довольно приятная задача привыкнуть к сочетанию Наоми Сет.

– Тетя Липка! Тетя Липка!

Не было для меня большей радости, чем услышать знакомые голоса. Нана, Силла, Деймон и Дженни – все скопом ворвались в палату. Прилетели из Вашингтона. Увидев свое ненаглядное дитя, Силла тут же ударилась в слезы. Мама Нана тоже тайком смахнула пару слезинок. А потом Наоми с Силлой бросились друг другу в объятия, и уже разъединить их было невозможно.

Мои малыши со страхом смотрели на свою тетушку Липку, которую положили в больницу. Я заглянул в их распахнутые глазенки и увидел там испуг и растерянность, чувства, с которыми особенно непримиримо борется Деймон.

Я подошел к детям и сгреб их в охапку. Прижал к себе изо всех сил.

– Привет, сынок, бильярдный мой шарик в лузе. Как поживает моя малышка Дженни? – Не было для меня и нет ничего роднее и ближе семьи. Наверное, отчасти поэтому я занимаюсь тем, чем занимаюсь. Наверняка даже. Доктор следователь Кросс.

– Ты нашел тетю Липку, – шепнула мне на ухо Дженни и крепко обхватила меня маленькими сильными руками и ногами. Она, кажется, волновалась даже больше меня.

До конца было еще далеко. Работа сделана лишь наполовину. Два дня спустя я брел по утоптанной тропе в лесу, разделявшем Двадцать второе шоссе и подземный дом. По пути встречались молчаливые и угрюмые полицейские из местного управления. Они прочесывали лес, низко опустив головы и не переговариваясь друг с другом. Лица у всех были бледные и понурые.

Теперь они уже вплотную встретились с чудовищами в человеческом образе, воочию увидели омерзительные художества доктора Уилла Рудольфа и второго, называвшего себя Казановой. Некоторые из полицейских успели побивать в подземном доме ужасов.

Большинство из них знали меня в лицо. Я все время находился рядом, на передовой линии фронта. Некоторые приветственно кивали или махали рукой. Я отвечал.

Меня в конце концов приняли за своего в Северной Каролине. Лет двадцать назад такое было бы немыслимо даже в подобных экстремальных обстоятельствах. Я стал постепенно свыкаться с Югом, и больше, чем мог предположить.

Относительно Казановы у меня родилась новая, довольно правдоподобная версия, основанная на том, что я успел заметить во время перестрелки в лесу и на улицах Чепел-Хилла. «Тебе его не найти», – вспоминал я предсмертные слова Рудольфа. «Никогда не говори „никогда“, Уилл».

Тем теплым, подернутым дымкой ранним вечером Кайл Крейг находился в доме ужасов вместе с парой сотен полицейских – мужчин и женщин – из даремской и чепелхилльской полиции и солдатами из Форт- Брэгга, Северная Каролина. Они имели возможность получить собственное яркое представление о монстрах.

– Распрекрасное времечко, чтобы жить да еще работать легавым, – заметил Кайл. С каждой нашей новой встречей его юмор становился все мрачнее. Это тревожило меня. Он всегда был нелюдим и честолюбив, этакий упрямый трудоголик. Даже на попадавшихся мне снимках времен учебы в Дьюке у него был такой вид.

– Мне очень жаль, что в дело втянули всех местных, – сказал я Кайлу, оглядывая жуткое место преступлений. – Они теперь до конца дней своих не смогут избавиться от воспоминаний. Еще много лет будут по ночам в холодном поту просыпаться.

– А как ты, Алекс? – Кайл внимательно разглядывал меня своими серо-голубыми льдистыми глазами. Иногда казалось, что он даже болеет за меня душой.

– Ну, мне теперь по ночам такие разнообразные кошмары снятся, что трудно отобрать самый увлекательный, – признался я, криво усмехнувшись. – Скоро поеду домой и, наверное, некоторое время буду спать в одной комнате с детьми. Им, правда, это тоже нравится. Хотя истинной причины они, конечно, не поймут. А я смогу хоть выспаться по-человечески под защитой детей. Они всегда в грудь начинают колотить, когда мне всякие кошмары снятся.

Кайл наконец улыбнулся.

– Ты удивительный человек, Алекс. Откровенный и в то же время скрытный.

– И с каждым днем становлюсь все удивительнее. Если в ближайшие дни откопаешь еще одного монстра, не трудись мне звонить. Я уже измонстрился вконец. – Я смотрел на него в упор, пытаясь «выйти на связь», но не удавалось. Кайл тоже был достаточно скрытен. Не помню, чтобы с кем-нибудь чересчур откровенничал.

– Постараюсь не звонить, – пообещал Кайл. – Но ты не слишком расслабляйся. Сейчас еще один промышляет в Чикаго, другой в Линкольне и Конкорде, Массачусетс. Какой-то подонок ворует детей в Остине, Техас. Почти младенцев. Серия убийств в Орландо и Миннеаполисе.

– У нас еще здесь работы хватает, – напомнил я.

– Неужели? – с некоторой издевкой переспросил он. – Какой именно работы, Алекс? Землекопной?

Мы с Кайлом Крейгом наблюдали страшную картину. Человек семьдесят – восемьдесят мужчин, вооружившись кирками и лопатами, раскапывали луг к западу от «исчезающего» дома. Они разыскивали тела убитых. Землекопная работа.

С восемьдесят первого года два чудовища похищали и убивали на Юге красивых образованных женщин. Тринадцатилетнее господство ужаса. «Сначала я влюбляюсь в женщину. Затем просто беру ее» – так писал в своем дневнике в Калифорнии Уилл Рудольф. Свои он мысли высказывал или своего двойника? Сильно ли тоскует теперь Казанова без своего друга? Как переносит горе? Чем намерен его заглушить? Замыслил ли уже что-нибудь?

Я считал, что Казанова познакомился с Рудольфом примерно в восемьдесят первом году. И каждый поделился с другим своей тайной – порочной страстью похищать женщин, насиловать их, а иногда и истязать. Постепенно они выносили идею создания гарема, состоящего из женщин особого склада,