Мордехай прервал возникшую было содержательную дискуссию о погоде:
– Присяжные с интересом узнают, что в Вашингтоне в феврале стоят морозы и время от времени случаются снежные бури.
Для меня ссылку на жюри он пояснил так: “Они панически боятся суда”.
* * *
Наши доводы, сказал Мордехай Артуру, выдержат любые атаки ответчиков. Выселение – заранее спланированная акция или результат непростительной небрежности – состоялось. Его последствие для наших клиентов, то есть жизнь под открытым небом в самое холодное время года, было абсолютно предсказуемым. Никакого труда не составит довести эту восхитительную по простоте идею до сознания любого жюри присяжных, а уж у наших добрых сограждан она встретит особое понимание.
Устав от споров насчет ответственности, Артур удалился в область, где чувствовал себя наиболее уверенно. Разговор зашел обо мне, точнее, о моей краже. Позиция фирмы по данному вопросу осталась непоколебимой. Если мы отзовем иск, то они откажутся от уголовного обвинения, однако дисциплинарное наказание я должен понести в любом случае.
– И чего же они хотят?
– На два года лишить тебя лицензии, – сообщил помрачневший Мордехай.
Согласиться было немыслимо.
– Я сказал, что они сошли с ума, но мои слова не произвели на них впечатления, – повинился Грин.
Я промолчал. Два года. Два года!
Разговор в кабинете Артура вернулся к деньгам, но сколько-нибудь значительного прогресса Мордехаю добиться не удалось. Фактически ни на одно из его предложений фирма не согласилась. Решили в самое ближайшее время встретиться еще раз. Под конец Мордехай вручил им копию искового заявления Маркуса Диза, которое только предстояло зарегистрировать в суде. Позже будут и другие, заверил он собравшихся. Мы планировали еженедельно оформлять по два иска – до тех пор, пока не разыщем всех выселенных.
– Вы и газетам собираетесь передавать каждую копию? – осведомился Рафтер.
– А почему бы нет? После регистрации в суде иск может быть обнародован.
– Пресса и так избаловала нас вниманием.
– Первыми кидаться грязью начали вы.
– Что?
– Вы организовали публикацию об аресте Майкла Брока.
– Ложь.
– Откуда в таком случае “Вашингтон пост” взяла его фотографию?
Артур приказал Рафтеру заткнуться.
Больше часа я просидел в кабинете за запертыми дверями, уставясь в голую стену, прежде чем у меня выстроилась относительно стройная схема конфликта. Фирма готова расстаться с кучей денег, лишь бы избежать дальнейшего унижения в глазах общества и огласки, которая неминуемо ведет ее к разорению. Если я верну досье, фирма снимет обвинение в краже. Но требование морального удовлетворения останется в силе.
По их мнению, я не только перебежчик, на мне полностью лежит ответственность за происходящее. Я связующее звено между их грязными секретами, спрятанными в башне из слоновой кости, и обрушившимся на фирму позором. За одно это меня следует ненавидеть, а угроза лишиться накопленных и грядущих богатств вообще взывает к беспощадной мести.
Опозорил я фирму исключительно благодаря похищенной служебной информации. (Похоже, о помощи Гектора Палмы они не догадывались.) Склеил по кусочкам отвратительную картину и притащил в суд.
Иуда.
Грустно, но я понял их.
Глава 36
София и Абрахам давно ушли. Я сидел в полутемном кабинете. Внезапно дверь открылась, и грузной поступью вошел Мордехай. Он тяжело опустился на один из двух складных стульев. Прежний хозяин выкрасил их в отвратительно коричневый цвет, отчего они стали более уродливыми, нежели были. Тем не менее я купил их по дешевке – за шесть долларов, дабы не опасаться, что клиент на полуслове рухнет на пол – старые стулья предоставляли такую возможность.
Я знал, всю вторую половину дня Мордехай просидел на телефоне, поэтому к нему не заглядывал.
– Сегодня было много звонков, – сообщил Мордехай. – События развиваются куда быстрее, чем мы предполагали.
Я не отреагировал.
– Сначала Артур, затем Де Орио, судья. Ты знаешь Де Орио?
– Нет.
– Крутого нрава, но порядочный. Довольно либеральных взглядов, справедлив. Начинал много лет назад в крупной юридической фирме, потом плюнул на хорошие деньги и решил, бог весть почему, стать судьей. За месяц рассматривает больше дел, чем любой судья в городе: умеет заставить подчиненных работать. Рука у него тяжелая. Всегда старается примирить стороны, а когда не получается, вершит быстрый суд. У него дела не задерживаются.
– По-моему, я слышал о нем.
– Надеюсь. Не зря же семь лет занимался юриспруденцией в этом городе.
– Антитрестовское законодательство слишком далеко от судов.
– Да ладно. Мы договорились с ним встретиться завтра в час у него. Будут ответчики со своими адвокатами, я, ты, Уилма Фелан – в общем, все, кто имеет отношение к иску.
– И я?
– Де Орио настаивает на твоем присутствии. Говорит, ты можешь сидеть в сторонке и слушать, но быть должен обязательно. С досье.
– Пожалуйста.
– Некоторые считают Де Орио фигурой одиозной – наверное, из-за его антипатии к прессе. Из зала суда он выбрасывает журналистов за шиворот, как нашкодивших котят, а телерепортерам запрещает приближаться к дверям ближе чем на тридцать метров. Широкая огласка нашего дела его просто бесит, он твердо решил пресечь всякую утечку информации в газеты.
– Гражданский иск не является секретом для общества.
– Да, но судья вправе объявить слушание закрытым. Не думаю, чтобы Де Орио пошел на это, но прикрикнуть для порядка он любит.
– Значит, он хочет решить дело миром?
– Именно так. Ведь он судья, а какой судья против, если стороны договорятся сами? У него же останется время на лишнюю партию в гольф.
– Что он думает о нашем деле?
– Карт Де Орио не раскрывает, однако требует, чтобы явились те, кто может принять решение на месте, а не какие-то пешки.
– И Гэнтри?
– И он. Я говорил с его адвокатом.
– А Гэнтри знает про металлодетектор?
– Наверное. В суде ему бывать приходилось. Артур и я поставили Де Орио в известность о нашей встрече. Мне показалось, особого впечатления на него это не произвело.
– А что обо мне?
* * *
Последовала долгая пауза. Мордехай подыскивал слова.
– Судья будет придерживаться жесткой линии.
Утешительного мало.
– Ты же говорил о его справедливости, Мордехай. Где она? Моя голова в петле. Я не вижу перспективы.
– Это не вопрос справедливости, Майк. Ты взял досье, чтобы исправить причиненное людям зло. У тебя
