фунта. Я потерял дар речи. Потом поблагодарил его и сказал:

– Дак, я очень тронут, честное слово. Но мне придется вернуть тебе коробку.

– Почему?

– Вес. То есть масса. Мне нельзя прибавить ни унции.

– Ты можешь нести ее в руках.

– Не поможет. Они считают общий вес.

Он переварил информацию и заявил:

– Тогда давай откроем ее.

– Конечно.

Я вскрыл коробку и предложил ему конфету. Глаза мои приклеились к шоколаду, а желудок просто взвыл, умоляя о пище. В жизни не чувствовал себя таким голодным. Я сдался и съел конфетку, решив, что все равно вспотею и потеряю в весе. Стало припекать, а на мне была скаутская форма и поверх нее космический костюм – самая та экипировочка для пустыни Мохаве в разгар июня.

Естественно, после конфеты безумно захотелось пить. Стоит раз поддаться искушению – и ты увяз.

Я отошел к фонтанчику и глотнул чуток. Потом вернулся к Даку, протянул ему коробку и велел на первом же скаутском собрании съесть ее с ребятами за мое здоровье. Дак пообещал, что так и сделает, И добавил:

– Знаешь, Билл, мне бы хотелось уехать с тобой. Честное слово.

Я сказал, что был бы рад, только не понимаю, с чего он вдруг так круто переменил свое мнение? Дак смутился, но тут показался мистер Кински, а за ним – отец, Молли с пигалицей и сестра Молли миссис ван Метр. Все стали жать друг другу руки, миссис ван Метр разрыдалась, а пигалица привязалась ко мне с вопросами – почему это у меня костюм такой, будто надутый, да почему это пот с меня градом льет?

Джордж наблюдал за моей реакцией, но тут выкрикнули наши имена, и мы двинулись к пропускному пункту.

Сначала взвесили Джорджа, Молли и Пегги, потом пришла моя очередь. Багаж у меня был тютелька в тютельку, и я шагнул на весы. Ну надо же – сто тридцать один и одна десятая фунта! Вполне мог съесть еще конфетку.

– В норме! – сказал таможенник, поднял на меня глаза и удивился: – Что ты напялил на себя, сынок?

Закатанный левый рукав скаутской формы предательски вылез из-под короткого рукава космического костюма, сияя нашивками, словно сигнальными огнями. Я ничего не ответил. Таможенник пощупал валики у меня на руках и заявил:

– Парень, ты что, в арктическую экспедицию собрался? Неудивительно, что ты весь мокрый. А известно тебе, что ничего лишнего на себя надевать не положено?

К нам подошел отец, спросил, в чем дело. Я молчал, ощущая, как уши наливаются жаром. Таможенник тем временем провел переговоры со своим помощником, потом позвонил куда-то и наконец объявил:

– Все нормально. Охота париться в этой чертовой коже – валяй, дело твое. Следующий!

Я потрусил вперед, чувствуя себя последним идиотом. Мы зашли в здание космопорта, взобрались наверх по пандусу. Слава Богу, здесь было прохладно. Через пару минут мы очутились в помещении для посадки, прямо под кораблем. Им оказался «Бифрост». Из-под земли высунулся посадочный лифт, остановился у пассажирской платформы, и мы всем скопом втиснулись в него. Организовано все было четко. Багаж у нас отобрали в помещении для посадки, а пассажиров распределили по весовым категориям, так что нас с отцом опять разделили. Меня поместили на верхней палубе, сразу за рубкой управления. Я нашел свое место, кресло 14-Д, и отправился поглазеть в иллюминатор на «Дедал» с «Икаром».

Проворная маленькая стюардесса, ростом чуть выше кузнечика, проверила пассажиров по списку и предложила сделать укол от космической болезни. Я поблагодарил и отказался.

– Приходилось уже бывать в космосе? – спросила она.

Я признался, что нет, не приходилось.

– Тогда лучше сделайте укол.

Я сказал, что привык к полетам – я, как-никак, пилот; тошнить меня не будет. Правда, я умолчал о том, что летал только на вертолетах. Стюардесса пожала плечами и пошла дальше.

– «Дедал» к взлету готов! – объявил динамик.

Я прильнул к иллюминатору, чтобы не пропустить старт.

«Дедал» стоял где-то в четверти мили от нас и немного повыше. Красивый, четкий силуэт, блестящий в лучах восходящего солнца. За кораблем, направо, в конце поля на блокпосте зажегся зеленый свет.

Корабль чуть-чуть накренился к югу, буквально на несколько градусов. Снизу вырвалось пламя, сначала оранжевое, потом ослепительно белое. Разлилось по полю, и его тут же поглотили вентиляционные отверстия. «Дедал» оторвался от земли.

Мгновение он висел в воздухе – видно было, как колеблются очертания холмов в струях, вырывающихся из дюз, – а потом исчез.

Именно так – исчез. Вспорхнул, как испуганная птица, прочертил в небе белую полоску и скрылся из виду, хотя рев его двигателей все еще был слышен у нас на палубе.

В ушах у меня звенело. За спиной раздался чей-то голос:

– Но я же не позавтракала! Капитану придется подождать. Скажи ему, Джозеф!

Старая знакомая! Та самая недотепа, которая не знала, что «Мейфлауэр» не приземляется на планетах. Муженек попытался ее урезонить, но где там! Она воззвала к стюардессе.

– Но, мадам, – услышал я голос стюардессы, – капитан не может сейчас разговаривать с вами. Он готовится к старту.

Это не возымело никакого действия. В конце концов стюардессе пришлось торжественно пообещать, что завтрак будет подан сразу после старта. Я навострил уши: надо мне тоже сделать заказ.

Через двадцать минут стартовал «Икар», а потом опять врубился динамик:

– Внимание! Всем занять свои места, приготовиться к старту! Я вернулся к креслу, стюардесса проверила, все ли пристегнулись, предупредила, чтобы без разрешения никто не расстегивал ремни, и ушла на нижнюю палубу.

Я почувствовал, как заложило уши, а затем корабль тихонько вздохнул. Я сглотнул слюну, потом еще и еще. Из корабля выкачивали воздух, заполняя отсеки стандартной кислородно-гелиевой смесью с давлением вполовину меньшим, чем над уровнем моря. Женщине – той самой – это явно не понравилось.

– Джозеф, – заныла она, – у меня голова разламывается! Джозеф, мне нечем дышать! Сделай же что- нибудь!

Она вцепилась в свои ремни и приподнялась. Муж, уложил ее обратно. «Бифрост» слегка наклонился, и динамик возвестил;

– Три минуты до старта!

Помолчал и после томительно долгой паузы ожил вновь:

– Одна минута до старта!

И тут же другой голос начал отсчет;

– Пятьдесят девять! Пятьдесят восемь! Пятьдесят семь!

Сердце у меня билось так громко, что заглушало все звуки. А голос продолжал считать:

– Тридцать пять! Тридцать четыре! Тридцать три! Тридцать два! Тридцать один! Полминуты! Двадцать девять! Двадцать восемь!

И наконец:

– Десять!

– Девять!

– Восемь!

– Семь!

– И шесть!

– И пять!

– И четыре!