прощения, валить вину на мертвого колдуна, приплетать негодяя Бергвида… «Это не я, он первый начал…» Халльмунд, верный своему обещанию «хоть повеситься», не отказался бы взять на себя попытку примирения, но Торвард не решался дать такое поручение. А если она все же отвергнет его золото и его извинения? Этого нетрудно ожидать от девушки, которая своей местью успела так прославиться! Такого унижения, на глазах у всего Морского Пути, хрупкое душевное равновесие Торварда сейчас не смогло бы вынести. Надо было искать какой-то другой путь.
И этот другой путь предложила вскоре кюна Хёрдис, с удовлетворением замечавшая, что сын ее взял себя в руки и способен воспринимать разумные советы.
– Успокойся и положись на меня, конунг, сын мой! – сказала она через несколько дней. – У меня получится лучше. Я сделаю так, что никто больше не будет сочинять про тебя позорных стихов, а потом и проклятье твое будет снято.
– Снять… проклятье? – недоверчиво повторил Торвард. – Но ты же говорила, что не можешь…
– Это я
– Ты опять про то же? – Торвард сообразил и резко провел ребром ладони возле горла. – Вот где у меня уже эти невесты! Тошнит уже!
– Теперь все иначе! Одним ударом ты сделаешь сразу два дела или даже три. Ты избавишься от стихов девы-скальда, от проклятия Эрхины, а заодно и женишься.
– Что-то слишком много для одного раза! – Торвард недоверчиво усмехнулся. За последние месяцы он отвык верить в хорошее и ждал только плохого.
– Тебе нужно посвататься к йомфру Вальборг.
– Никогда! – Торвард был почти в ужасе. – Тогда я стану братом Хельги ярла.
– А сейчас ты ему кто? Двоюродный кузнец его кормчего? – поддразнила кюна. – Да он ведь женат на нашей Безумной Эйре и все равно твой брат, так что ничего ты не потеряешь.
– Да, но отец…
– Мстить ему ты все равно не можешь.
– Она за меня не пойдет. Они же меня считают зверем!
– Пойдет, об этом я позабочусь! – Кюна засмеялась. – Однажды дождливым вечером прекрасная йомфру Вальборг постучится к нам в ворота и попросит приюта. При ней не будет родичей, она будет в твоей власти, и ты сам сможешь определять условия. И ты потребуешь, чтобы дева-скальд уехала из Эльвенэса или хотя бы прекратила свои стихи. Ты пошлешь ей виру, и она должна будет ее принять, потому что Хеймир не позволит ей позорить своего зятя. Теперь
Торвард подумал, но не смог уловить весь ход рассуждений своей матери.
– Но как все это случится? Каким образом она попадет сюда… дождливым вечером… И одна! Это невероятно!
– Или ты плохо знаешь свою мать? Сомневаешься, что мне под силу невероятное? Напрасно!
– Но почему же ты не сказала мне? – Торвард оживился, но это было злое оживление, оттого что задели больное место. – Зачем ты допустила это, если знала, что я все равно на ней не женюсь? Ты должна была остановить меня!
– Ха! – Кюна даже развеселилась. – Остановить! Тебя не остановила бы даже каменная скала! Ты же мой сын, ты
– Это не очень-то почетно будет выглядеть!
– Это как раз тот род побед, которые любят одерживать конунги из Эльвенэса! Разве ты сам не знаешь? И когда такая же победа будет одержана
– Но если это ворожба, то такой любви мне не надо! От навороженной любви, как говорят, еще никому хорошо не бывало! Это то же самое насилие, а я, знаешь ли, к насильственной любви вкуса не имею, уж извини, госпожа моя!
– Я знаю, я все знаю! – Кюна Хёрдис даже с каким-то торжеством погладила своего взрослого сына по черным волосам. – Ничего такого я тебе и не предлагаю. Внушить любовь сможешь только ты сам, а я сделала все, что могла, когда родила тебя. Таким, какой ты есть! Мои чары разожгут в ней только любопытство и желание тебя увидеть. А когда она будет здесь, остальное будет зависеть от тебя.
Торвард снова покачал головой: даже в свою способность нравиться женщинам, в которой он прежде не имел причин сомневаться, теперь он не верил.
– Ничего! – Хёрдис легко угадала его мысль. – Женщины так же жаждут любить, как мужчины жаждут быть ими любимы. Хотя нередко под этой самой любовью
Торвард молчал. Сказку про медведя-жениха он теперь знал, и хотя в замысел матери он по-прежнему не верил, спорить не имел охоты. Он так устал от всего этого, что ему очень хотелось просто отдаться в руки кого-то, кто знает, что делать. А подчиниться собственной матери все-таки легче, чем ведьме Медного Леса!
А кюна Хёрдис знала, что делать. На другое утро она послала в усадьбу Бьерндален за Оддбрандом Наследство. Этот человек был в Аскефьорде на совершенно особом счету. Соплеменник кюны Хёрдис, он, больше того, происходил из одного дома с ней: его отец когда-то служил в дружине ее деда и воспитывал отца Хёрдис, Фрейвида Огниво. В Аскефьорд Оддбранд попал вместе с йомфру Ингвильдой, сводной сестрой Хёрдис, которая стала женой Хродмара Удачливого из усадьбы Бьерндален, и сам воспитывал их сыновей Фреймара и Ингимара. Основным качеством Оддбранда была независимость – он всегда сам выбирал себе вождя, не подчиняясь ни обычаю, ни общему мнению. Иные считали его человеком бессердечным и бессовестным, но для него самого как раз в этом и проявлялась внутренняя независимость, независимость даже от сердца и совести. Но при этом Оддбранд был человеком бескорыстным, нетщеславным, с безусловной твердостью держал слово и мог пойти на любую опасность ради тех, кто умел внушить ему уважение. Поэтому его и уважали везде, куда его заносила судьба. Сейчас, в конце седьмого десятка лет, он оставался еще очень крепок и держался так, словно даже сама смерть не имела над ним власти и только он сам вправе выбирать, когда ему перейти с этого света на тот. Перед колдуньей Хёрдис, которую он помнил дочерью рабыни, Оддбранд не испытывал ни малейшего трепета, а она была вынуждена обращаться с ним учтиво и почтительно, потому что иногда сама в нем нуждалась.
Усадьба Бьерндален находилась не слишком близко от Аскегорда, и кюна ждала с явным нетерпением. Когда высокий, белобородый и беловолосый, но еще прямой и сильный, как сам Один, Оддбранд показался в гриднице, кюна Хёрдис тут же вскочила и спустилась по ступенькам сиденья ему навстречу.