Шиллинг слушал новости из видеотумбы, то есть как бы отсутствовал. Что слушали другие полицейские, окружившие нас, я не знаю, их рапортов мне никто в дальнейшем не показал.

— Вы ведь, если не ошибаюсь, сын госпожи Смарагды Бриг? — громко спросил Вивьен.

— Да, — сказал Арно.

— Ваша матушка — грандиозная женщина, — сказал Вивьен с энтузиазмом. — Не волнуйтесь, я уверен, мы утрясем это недоразумение…

Вечерние новости, кстати, всё не кончались. Теперь там показывали… Стаса! Господин Скребутан произносил какую-то речь, высоко подняв бокал с вином. Не спрашивая разрешения у полиции, я сел на плетеный диванчик.

— Ноги не слушаются, — сказал я умоляюще. — Эй, палачи, дайте отдохнуть.

— Врача вернуть? — наклонился Вивьен ко мне.

— Выживу, — сказал я.

Он посмотрел на объемник и хмыкнул. Он посмотрел на Шиллинга, на Арно, на своих подчиненных и принял решение.

— Хорошо, Жилов, я подожду у выхода. Надеюсь, обойдемся без трюков? Руди, проследи за ним.

— Да ты не волнуйся, уеду я отсюда, — сказал я. — Вот отдышусь, и тотчас на вокзал.

— Сначала — в офис, — напомнил мне товарищ Дрда. — Мы должны оформить ваши показания… а также наши новые отношения… Молодой человек, — окликнул он Арно, — пойдемте, побеседуем о наших делах.

Он ушел, не пожелав мне здоровья.

— Это правда, — быстро стихал его голос, — что ваша матушка заказала для всех женщин, членов яхт-клуба, паруса-спинакеры в форме лифчика, а всех яхтсменов-мужчин обязала сшить спинакеры в форме…

По объемнику показывали видеозапись, сделанную непосредственно перед взрывом денежного хранилища. Очевидно, ту самую, о которой давеча упоминал европейский канал. Станислав Скребутан, главный фальшивомонетчик планеты Земля, позировал перед телекамерой. «…Приходит врач, осматривает меня и спрашивает: может, у вас почечная колика? — увлеченно рассказывал он. — Минут десять этот врач крутит меня туда-сюда и снова спрашивает: а может, у вас не колика, а прострел, люмбаго? А я ему: может, друг, ты сам выберешь? Так давайте выпьем за то, чтобы наши болезни мы все-таки выбирали себе сами. Надеюсь, все поняли, о чем я?..» Оказывается это был тост. Стас поднял бокал и чокнулся с лентой аварийного освещения. Что ж ты делаешь, друг, закричал я ему, ты же не выносишь телекамер!.. Снимали в подземелье, в полутьме, на пределе чувствительности: был виден вскрытый силовой щит, проложенные по стенам кабели, а потом изображение, дергаясь и с трудом фокусируясь, пошло гулять по бункеру, и стал виден складной столик, уставленный жратвой и выпивкой. «… Шпроты крупным планом, пожалуйста, — звучал за кадром деловитый голос Стаса. — Шубу лучше наплывом…» Ах, да, вспомнил я, у тебя же сегодня день рождения. Праздник. «…Кто не знает: мы, немцы, не любим крепкое вино, — говорил Стас, — итальянские вина даже разбавляем, но сегодня не тот день. Конец антиалкогольному террору! Завещаю пересмотреть Естественный Кодекс в сторону здравого смысла, таково мое прощальное слово…» Опять он был в кадре. Театральным жестом он опустил на щите один из силовых переключателей, и подземелье с тяжким вздохом содрогнулось. Бетонная крошка посыпалась Стасу на волосы и в вино, тонкие очки спрыгнули с его носа. Тогда он до краев наполнил второй бокал, взял оба в руки, заглянул в объектив подслеповатыми глазами и улыбнулся: «Чуть не забыл. Если ты будешь пить за упокой моей души, считай, что я сказал тебе «сахар на дне»…» После чего выплеснул содержимое обоих бокалов на предохранители. Всё, конец записи.

Последняя реплика предназначалась мне. У тебя есть две птицы счастья, ответил я, большая и маленькая. И точки счастья в твоей жизни — большие и маленькие. Какая поставлена сегодня? Ты нашел самый простой способ обезопасить волшебные деньги от жадных исследователей, сжег их — такая у тебя получилась эвакуация. Вечную молодость с одной стороны и тупую алчность с другой ты уравнял собой. Не в тебе ли — точка равновесия, спросил бы профессиональный утешитель Гончар. Да это же подвиг, воскликнул бы пропагандист Жилов. Но смогу ли я теперь хоть что-нибудь выпить даже за упокой твоей души, подумал я. Вот в чем вопрос…

— Их через катакомбы достали, — тяжело произнес Рудольф Шиллинг. — Подвезли промышленные бластеры и пробили завалы.

Он неожиданно оказался рядом: сидел на моем диванчике.

— Что-то в вашем раю сломалось, дорогие ангелы, — позволил я себе реплику.

Лейтенант нечаянно подвигал носом, размышляя над ответом.

— Каждому Бог посылает испытание, жаль только, примириться с этим бывает очень трудно.

О чем он в действительности говорил? О судьбах своего мира или всего лишь о своей супруге, быстрой на руку?

— Вы так переживаете, Руди, — посочувствовал я ему. — Но в одном вы ошибаетесь. Может быть не бластеры и не катакомбы помогли мистеру Шугарбушу вскрыть гнездо фальшивомонетчиков?

Он замер в неловкой позе, глядя на меня черными слезящимися глазами. Глазами большой умной собаки. Его лицо вытянулось, став удивительно похожим на морду таксы. Я вытащил из кармана скомканную записку, — ту самую, которую Шиллинг подбросил мне возле дома РФ, — и расправил ее на коленях.

— Может, ваше правосудие восторжествовало благодаря этой маленькой дряни?

Долгим взглядом он изучал свой же текст. «ОНИ РЕШИЛИ ВАС УБИТЬ», — шевелились его губы. Потом опасливо взял бумажку, будто опасался обжечься. Потом он встал и пошел на полусогнутых ногах — в ту сторону, куда удалился Вивьен Дрда, — потом побежал, сильно наклонив корпус вперед. Гигантская такса взяла след…

Зададим себе вопрос. В Райских Кущах разве удалось мне сбежать от папы Инны? Нелепо было всерьез рассчитывать на это — меня просто отпустили. Зачем обкладывать зверя, ставить капканы и все прочее, если ловцам и так ясно — где их зверь и с кем. Вот она, догадка! Лишь протрезвев, лишь почувствовав, что земля под ногами опять стала твердой, я понял это. Опять меня пометили. Когда? И явилась догадка номер два, и душа перевернулась, и нашелся ответ на вечный вопрос «кто виноват»… Именно по записке, затерявшейся в широких штанинах, меня нашли у Мигеля Ангуло. А незадолго до этого — определили точные координаты входа в подземный город. О да, боевые археологи тщательно проверили, не излучает ли гость, не проявляет ли хоть какую-то волновую или химическую активность, прежде чем пустить в подземелье. Тем более, меня не мог не проверить полковник Ангуло, как-никак он в Бюро антиволнового контроля служил. Но! Если забытый в кармане мусор абсолютно пассивен, то есть ничего подозрительного не испускает, как распознаешь, что это — самая что ни на есть дрянь?

Забудем про вульгарные маяки. Моя новая метка была не просто пассивна, но и внешний сигнал не отражала (на этом основана работа «пылевого резонатора»). Она, вероятно, вообще никак не искажала сигнал, что также широко используется в системах слежения. Боже упаси! Такие сюрпризы, будь они хоть трижды пассивны, хоть злокачественно фригидны, все равно отлавливаются аппаратурой контр-слежения. А у меня — бумажка и бумажка, какой с нее спрос? Теперь предположим, что этот комочек бумаги поглощает излучение полностью. Всевозможные детекторы его не видят, зато пара мобильных Z-локаторов, настроенных строго определенным образом, вполне способна засечь маленькую «черную дырочку»… Каких только деликатесов не припасено у нас для особо почетных клиентов. Ведь знал я о подобных фокусах! И не о таких знал. И Рэй не могла не знать. Что за тьма поглотила наши с ней рассудки?

Еще секунду назад все это было не более, чем логическими умопостроениями. И вот — получено блестящее подтверждение! Набравший скорость лейтенант Шиллинг врезался в строй полицейских, как торпеда в борт крейсера. Грянул взрыв, с палубы посыпались чертыхающиеся люди. Из густого смрада воплей и проклятий вылетели два сплетенных тела, проехались, скользя по роскошному мозаичному полу, до живой изгороди, и остановились. Взбесившийся Руди сидел верхом на начальнике полиции и молотил кулаками, куда придется. Товарищ Дрда визжал, как поросенок, и пытался достать соперника ногами. А ведь он не мальчик был, мой бывший сослуживец, его ведь обучали, как и меня. Записка была насажана на пуговичку на его плече — вместо погона. За все надо платить, подумал я, встал и пошел.

Я пошел к выходу.