знать, как наносятся повреждения.

— Самое удивительное, как вовремя вы приходите на помощь.

— Я почувствовал, — серьезно сказал он, — что настал момент, когда вам физическая помощь нужна не меньше, чем гносеологическая.

— Вы считаете, что этого парня запрограммировали? — спросил я напрямик. — Наркогипноз?

Он и глазом не моргнул, словно ждал подобного вопроса.

— Скорее лучевой психодислептик, судя по припадку. Для любовного бреда, для паранойи ревности характерно вовсе не то, что мы наблюдали. Убедите вашего товарища, что применять психолучевые стимуляторы во время допросов в этом случае недопустимо, иначе симптомы интоксикации будут усилены. Как психотические, так и вегетативные.

— Лучевой психодислептик — это вторая личность? — уточнил я. — Это доктор Джекил и мистер Хайд?

Старик с сомнением посмотрел на меня.

— Это много чего. Изолированные очаги в коре головного мозга с его помощью формируются так же легко, как и убираются. Вот вам и результат — паранойяльный синдром в виде экзацербации, то есть вспышки. При неумелом применении возможны генерализованные поведенческие эксцессы.

— А при умелом? — спросил я.

Он с любопытством смотрел вбок. Я посмотрел туда же и невольно напрягся. К нам бежал громадный жуткий человек ростом даже выше меня. Он был в комбинезоне с отрезанными рукавами и с нашивкой «Исторический факультет», с прямоугольной, выдвинутой вперед челюстью, с волосатыми руками, свисающими чуть ли не до земли. Я вскочил. Он подбежал и пророкотал, нисколько не запыхавшись:

— Вы Жилов?

— Как будто, — ответил я, на всякий случай вытащив кулаки из карманов.

— Мила, — представилось страшилище. — Мила Аврамович, начальник археологической экспедиции. Мне поручили вас найти и проводить.

Более волосатых людей я в своей жизни не видел: не только руки, но и плечи, шею, — все покрывал слой шерсти; шерсть, казалось, прорастала сквозь ткань. Горилла, а не человек. Он повернулся к старику и почтительно поклонился:

— Простите за беспокойство, мастер.

— Долго меня искали? — поинтересовался я.

— Инна мне посоветовала: ищи возле Гончара, не ошибешься. Жилов, говорит, Гончара не пропустит. А тут у вас, оказывается, такие дела творятся… — Он посмотрел на нервничающего Дрду, на медитирующего убийцу, поочередно посмотрел на нас обоих и закончил мысль. — Рад, что вы уже познакомились.

Мы познакомились? Я мысленно прокрутил назад наш бессмысленный разговор. Старик не спросил моего имени, я не назвал себя; но, быть может, так и следует поступать людям, которые доверяют друг другу с первого взгляда?

Горилла с ласковым именем Мила отрывисто засмеялась.

— Мастер, научите его жить вечно. Инна за него очень просила.

Гончар посмотрел на меня и тут же отвернулся.

— Мила шутит, — сказал он твердо. — Я не могу вас ничему научить, простите. Вы и сам — мастер.

— Как жить вечно и умереть молодым, — с горечью откликнулся я. — Пособие для всех, кто развесил уши. Трудно вас, поэтов, понять.

— Мы пойдем, — рыкнул Мила.

— Поэты, — с трудом выговорил старик, словно радиофаг во рту разжевал. — От слова «поэтому». Поэт — то есть мудрец… Вы, конечно, тоже пошутили. Когда понимают, о чем шумит дерево, не понимая, почему оно шумит — и наоборот, — следует заняться либо психикой, либо физикой.

Он сказал это по-русски, чтобы я наконец хоть что-то понял. Как выяснилось, мы с ним говорили и мыслили на одном языке, — слишком поздно это выяснилось, ужасно жаль. Тогда я решился на последний вопрос.

— Здесь в полиции, — сказал я, — служит некий лейтенант Шиллинг…

— Руди? — спросил Гончар. — Хороший человек, цельный. Мой бывший пациент. Он что, как-то причастен к этому казусу?

— Вы бы поручились за него?

— Ну и вопросы, — произнес врач и задумался. — Семь лет назад Руди потерял смысл жизни. Это называется депривацией. Во время беспорядков сожгли оливковый сад, который он выращивал с раннего детства, более двадцати лет. Однако мы справились с ситуацией, мне даже удалось убедить его пойти работать. Он пошел в полицию… Поверьте, это хороший человек, много переживший.

Почему-то я почувствовал огромное облегчение. Существуют люди, которым нельзя не верить. Наверное, они и есть — искомая точка равновесия.

«Бог — это равновесие…»

— Пакуйте без меня, — махнул я Вивьену. — Я зайду в офис попозже.

— Подожди, — вскинулся начальник полиции. — А как же…

Я спустился к нему.

— Советую обратить особое внимание на это. — Я поднял с земли «Генераторы поллюций». — Сдается мне, что это самая важная на сегодня улика. Кроме шуток, мичман… Вы идите, я вас догоню, — крикнул я Миле Аврамовичу.

Вдвоем с Гончаром они медленно двинулись в сторону главного корпуса.

— Подожди, я не разрешаю тебе уходить, — нервно сказал Вивьен, оторопевший от подобного нахальства.

Оставаться? А мне тут нечего было больше делать, всё мне было ясно.

— Я нашел преступника, — примирительно сказал я. — Что тебе еще от меня надо? Сами справитесь. Претензий я ни к кому не имею, тем более, к психически больным. Ты отдай порношар экспертам, мичман, обязательно отдай, не забудь.

Догнав своих провожатых, я попросил Гончара:

— Прочитайте что-нибудь еще, если можно.

Он растерянно помолчал, сложив губы ниточкой, потом сказал тихо:

— Спасибо вам…

И родились стихи:

В подземелье я попал через сейф…

Впрочем, сначала меня довели до главного корпуса, и там мы потеряли нашего удивительного врача-поэта. Гончар отправился в свою амбулаторию, а мы с Милой, миновав столовую, снова вышли на воздух. Выяснилось вдруг, что меня ведут к древнему замку. Странный это был путь, кружной, нелепый — через главный корпус, через столовую, через редкий лесок — от одного этого становилось интересно.

Человечек в моей черепной коробке был возбужден до крайности, норовил выскочить наружу и