безвыходным. Согласен. Но пока только в стратегическом плане. Россия же была небоеспособна полностью: ее армия как таковая почти не существовала.›. Во-вторых, видимо не совсем оно было у Германии безнадежное, раз не они мира запросили. И, наконец, в-третьих, если положение Германии характеризуется как 'безнадежное', то положение

России каково? Запредельное? Обреченное? Посмертное? Никакое? Что, наш суперштирлиц не знает, что с лета 1917 года фронт наши держали далеко не везде, и продвижение немцев иногда проходило даже без боя.

А посмывались с фронта солдаты. Не любят они, когда их не кормят и патронов-снарядов не дают. Давайте отвлечемся от Суворова и затронем проблему дезертиров.

Проблему снабжения фронта продовольствием правительство пыталось ликвидировать дважды: первый раз, когда в 1915 году были созданы

'Особые совещания' по обороне, по перевозкам, по топливу и по продовольствию. Проблему это решило лишь отчасти – гнившие в

Поволжье, на Урале, в Сибири титанические запасы зерна, муки, мяса и прочего добра удалось-таки с грехом пополам доставить на передовую.

Тем не менее, уже в следующем году закрома начали пустеть, еды на фронте опять стало недоставать. В качестве выхода правительство ввело продразверстку, которую почему-то принято считать чисто большевистским изобретением. Однако это тоже надолго не помогло: у крестьян окончательно пропал интерес к продаже продовольствия по назначаемым твердым ценам, вследствие чего еда начала заканчиваться и в деревне. Пришлось в тылу вводить карточную систему, задолго до еще сидевших в Швейцарии социал- демократов. Вот и стала армия голодать, что выглядело огромным контрастом с резко увеличивавшимся благосостоянием представителей оборонки, смачно поглощавших свои немалые проценты с военных заказов. Хотя русскому солдату и не впервой воевать полуголодным и полураздетым.

Последней каплей стало положение в действующей армии с боеприпасами. Вот вам свидетельство Антона Ивановича Деникина, командовавшего в те времена 4- й стрелковой бригадой, получившей название 'Железной'. Она служила 'пожарной командой' 8-й армии генерала Брусилова, то есть эту наиболее боеспособную часть посылали затыкать дыры на самых опасных участках фронта. По всей логике эту часть должны были снабжать боеприпасами лучше других. И вот что он пишет: 'Собственно, уже в конце 14 года обнаружился острый недостаток снарядов и патронов, но беспечный военный министр

Сухомлинов умел убеждать Государя, думу и общество, что 'все обстоит благополучно'. И к весне 1915 г. окончательно назрел страшный кризис вооружения и особенно боевых припасов' ‹Деникин А.И. 'Путь русского офицера' // Октябрь. 1991. № 3. С. 125.›. 'Эта весна 1915 г. останется у меня навсегда в памяти. Тяжелые, кровопролитные бои, ни патронов, ни снарядов. Сражение под Перемышлем в середине мая.

Одиннадцать дней жесточайшего боя Железной дивизии. Одиннадцать дней страшного гула немецкой тяжелой артиллерии, буквально срывавшей целые ряды окопов вместе с защитниками их… И молчание моих батарей… Мы не 'могли отвечать: нечем было' ‹Там же. С. 126.›. И чувство 'отчаяния' и 'нелепой беспомощности' испытывал далеко не один Деникин. Не любит армия без боеприпасов воевать. Не любит – и все тут.

‹Справедливости ради следует сказать, что снарядный голод испытывали все союзники по Антанте, но они разными темпами решали эту проблему. Например, у британцев на одно орудие в начале 1915 года приходилось 4-10 снарядов, однако, благодаря начатой в сентябре

1914 мобилизации промышленности, в период с сентября 1914 по апрель

1915 года производство снарядов выросло в 20 раз и продолжало увеличиваться. В России же мобилизация промышленности затянулась до августа 1915 года, благодаря чему производство винтовок, пулеметов, орудий и снарядов выросло за первый год войны лишь в 2-2,5 раза (См:

'Всемирная история войн': В 4 кн. Кн. 3. 1800-1925. СПб.; М.:

Полигон – АСТ, 1998. С. 782-783).›

Вот и побежали с фронта солдаты. Всего при царе с фронта дезертировало 195 130 солдат. При Временном правительстве дело окончательно пошло на лад: с февраля по август 1917 года фронт похудел еще на 170 007 человек ‹Краснов П. Н. На внутреннем фронте.

Л., 1925. С. 128.›. Ежу понятно, что с такой текучестью кадров армия воевать не может. Не может армия, теряющая только от дезертирства по

170 тысяч солдат ‹Около десяти полностью развернутых стрелковых дивизий. Этого народа с лихвой могло бы хватить на две с лишком общевойсковые армии. И вот эти-то две с гаком армии российская армия потеряла только убежавшими за полгода.› каждые полгода, быть боеспособной. Кстати, прибавьте к этому голод и отсутствие боеприпасов на фронте. Такая армия воевать не могла, что и констатировал Брестский мир. Между прочим, все варианты Временного правительства оказались неспособными правильно оценить эту ситуацию на фронте, и продолжали делать вид, что у них 'все путем', что и привело к быстрому и бесславному концу. Большевики, наученные их опытом, такого счастья себе не хотели. Вот и пришлось забыть на время свою гордость и бежать в Брест договариваться.

О чем же, кстати, тогда говорит наш разоблачительный танководец, утверждая, что 'Брестский мир' сделал ненужными миллионы русских солдат, и эти миллионы никем не управляемых людей пошли по домам, ломая по пути основы государственности…' (с.17-18[17]?. Да эти миллионы в момент подписать мира уже давно ‹'К марту [1918 года] демобилизованы были практически все нижние чины'. Цит. по: Ульянов

И. Э. 'Регулярная пехота 1855-1918 // История российских войск. М.,

1998. С. 207.› сидели по домам, а что они вам не доложились, так это не их вина, а ваша. На самим деле Брестский мир просто констатировал факт отсутствия у России возможности сопротивляться, о чем любой профессиональный историк знает. И вот еще: это какие же такие основы государственности наш 'агент 007' выкопал в России в 1918 году?

Ленин о них тогда только мечтал… Насчет демократии – вот как раз ее тогда было в избытке: фабзавкомы, советы (прямая демократия на местах!) – хоть на экспорт вывози, в ту же Антанту, где тогда, между прочим, рабочие демонстрации разгоняли, а иногда и расстреливали.

Самое главное, что вся первая глава 'Ледокола' пересказывает нашу историю с позиции западной, и в частности, англосаксонской точки зрения. Героический эмигрант Суворов стандартно ругает Брестский мир за то, что он учитывал интересы только Германии и России (из которых первая не хотела, а вторая не могла продолжать войну на этом театре военных действий), будучи при этом сильно невыгодным Западу, впервые за всю войну оставшемуся наедине с Германией. При этом Суворов, совершенно не ориентируясь в ситуации, действия правительства

Ленина, которые были абсолютно логичны и зачастую просто не имели альтернативы, представляет как злоковарный заговор Красного

Нечистофеля. Кстати, насчет альтернативы: что же может предложить

России наш новоявленный гуру? Альтернатива – оккупация России, насколько хватит бензина у австро- германских вояк, а по капитуляции оных передача судьбы всех оккупированных земель на суд западных держав. Одна проблема – злой Ильич почему-то не хотел, чтоб первое в мире государство рабочих и крестьян накрылось медным тазом. Вот ведь редис!

Подобных ляпов и натяжек в главе очень много, перечислять можно до вечера. Например, у Сталина в 1939 году (и у Ленина в 1918-м) на

Западе отыскались какие-то союзники; 'в разоренной войной Европе на обломках империй возникают коммунистические государства' (с. 18[18])

– это что же за государства? ‹После длительных дебатов было решено, что под этими 'коммунистическими государствами' наш милый автор имел в виду Баварскую республику, просуществовавшую около двух недель.

Аналогичные явления в Венгрии и Словакии на определение

'коммунистических государств' никоим образом не тянули. Хотя бы потому, что правили ими не коммунисты, а альянсы социалистов и коммунистов. А для скептиков добавлю, что и эти 'коммунистические государства' просуществовали в Венгрии – 4 месяца и в Словакии – две недели. Подробнее о венгерских событиях 1919 года – в пункте первом