осознании. Хорошо. Я и с этим могу поработать.
Я пришла после недели, плодотворной не в ту сторону, и ничего не ожидала, может, просто хотела исповедаться.
В первый раз я заплакала просто в силу напряжения и расстройства. Но это не помогло. Не помогло даже расслабиться, как иногда бывает. Вчера вы разорвали круг. Вы как бы вывели меня из него. Я чувствовала, что если снова приду к вам, непонимающей, ждущей, с вопрошающим взглядом, притворяясь, что на уме у меня одно нытье, я просто буду прикидываться застенчивой.
Дела, кажется, меняются. Я предприняла новые шаги. Я все время отказываюсь отвечать на ваш постоянный вопрос: «Что я для вас значу?» — потому что ответить могу только словами. Ведь я настояла на том, что ограничусь словами. Типа опроса с краткими ответами.
Даже в конце, когда вы сказали мне закрыть глаза и расслабиться, в другое время я бы сгорала от нетерпения — время идет, а ничего не получается. Но что-то сработало. Мигрень исчезла, исчезла на весь день.
Когда я собралась уходить и вдруг появилось солнце, как в голливудском психологическом триллере, я сказала: «Да, снова пойдет дождь». Вялая, бездумная реакция, поняла я, но не стоило корить себя за то, что я не так среагировала. Я сочла это привычкой к сарказму, не более. Но так внутри меня что-то изменилось, я смогла успокоить бормотание. Я не ощущала себя хранилищем эхо, как это обычно бывает.
В ходе всего сеанса я, казалось, старалась опять взяться за старое, вернуть нас к прежней привычке зависших предложений. Но вы меня возвращали обратно.
В основном (за исключением завершающего этапа) я понимала, что здесь были только вы и я. И не беспокоилась, что то, чем я занимаюсь, может оттолкнуть меня от других людей — Карла, моих родителей, моих друзей.
Когда у меня сильно закружилась голова и меня затошнило, я это перетерпела. Я не стала думать о том, что мне нужно немедленно выпить три стакана теплой соленой воды и засунуть палец в рот, чтобы меня стошнило, а постаралась ощутить обратную сторону тошноты, не страх, а нечто приятное.
У меня слегка кружится голова, я теперь понимаю, что не налаживаю контакт, когда разговариваю с людьми. Вероятно, мне не надо повторять вчерашнюю процедуру с каждым, но мне интересно, почему я стараюсь спрятаться от некоторых людей.
Когда вы сказали, что я просто сгорала от эмоций, переполненная ими, это было прекрасно. Весь оставшийся день меня обуревали эмоции и печаль. Но дела шли на поправку. Нерешительность ушла. Мне стало легче, хотя всю остальную часть недели у меня возникали регрессия и падения.
Сегодня Джинни — просто кипучая. Она применила это слово, чтобы описать то, что она написала, я этим словом не пользовался годами — для нее сегодня оно самое точное. Она была в хорошем расположении духа, оптимистична. Сеанс на прошлой неделе немного изменил ее. Она вошла и сказала, что действительно не хотела встречаться со мной еще несколько дней, поскольку не «готова». Это означало, что она возлагает большие надежды на это занятие, но не знает, как ей войти в нужный формат. Она не была уверена, что сегодня сможет это сделать. Я был вынужден спросить, что «это» значит. На этой неделе я пережил столько событий, что от последней встречи остались лишь отрывочные воспоминания. Однако через минуту-другую сессия полностью восстановилась в моей памяти, и я вспомнил все, что произошло. Она сказала, что «это» четко выражает ее чувства. Упрямо, без всякого воображения я предположил, что «это» главным образом выражает ее чувства ко мне и по моему поводу.
Она сказала, что не была готова потому, что ей надо было подготовить празднование дня рождения Карла втайне от него. На это ушло много сил. Такое объяснение еще больше убедило меня в том, что на определенном уровне она начинает противопоставлять меня Карлу. Она может посвящать себя только ему или мне. Выглядело так, словно у нее был ограниченный ресурс любви и привязанности, и то, что было отдано одному, она забирала от другого. Когда я ей сказал об этом, она заметила, что, вернувшись с занятия на прошлой неделе, передала Карлу мои слова, что она прямо дрожит от чувств. В ответ он усмехнулся и игриво обнял ее. Дело принимало интересный оборот — я не думаю, что применил тогда слово «дрожала» — это не мой термин. Она тоже немного сконфузилась, а затем сменила тему на сексуальную и заговорила о своей неспособности достичь оргазма с Карлом. Затем вдруг остановилась и сказала, что мне неинтересен ее рассказ. Это что-то новенькое. В прошлом она редко, практически никогда так не высказывалась. Мне захотелось похвалить ее за то, что она критикует меня и говорит со мной без обиняков, но в то же время я вынужден был сказать ей, что она не права и что на самом деле я слушал ее с большим вниманием. Фактически я был близок к тому, чтобы спросить ее, что может сделать Карл, чтобы помочь ей достичь оргазма, и что мешает ей сказать ему об этом. В частности, меня интересовало, почему она не может позволить ему промастурбировать ее. Поэтому я сказал и о том и о другом: уверил ее, что она неправильно меня поняла, и дал ей понять — я рад, что она подняла этот вопрос. Позже в ходе сеанса я сказал это более прямо.
Вторгся ли я хоть как-то в ее сексуальную жизнь?
Она ответила, что на следующий день после нашего последнего занятия у нее был очень оптимистический настрой, но это чувство постепенно ушло, и вечером у нее разыгралась мигрень. Я заметил, что она ходит вокруг да около, но на вопрос не отвечает, и повторил его. Тогда она мне рассказала, что ей недавно приснилось, как она и г-н Лайт долго смотрели друг на друга. Г-н Лайт был ее учителем, который подтолкнул ее к литературному творчеству и вроде был в нее влюблен. Во время их последней встречи он просто сунул руку в ее крошечный бюстгальтер. Месяц спустя он пришел в гости к ней домой, и она провела целый день с ним на пляже, но любовью они не занимались. Просто потому, что не было подходящей возможности. Позже он написал ей, что подумывал о разводе с женой ради нее. На мой вопрос об ассоциациях в отношении г-на Лайта она лишь сказала: «Я вам покажу, что это такое». Мне стало ясно, что г-н Лайт в определенной степени представлял меня — не только потому, что и я наставлял ее на путь истинный, но также и потому, что на прошлом занятии мы смотрели друг другу в глаза гораздо дольше, чем прежде. Затем она вспомнила фрагмент другого сна о грубом ковбое, не Карле, а ее друге, похожем на Карла, который тянул ее за руки, пытаясь увезти ее с собой. Когда она рассказывала о г-не Лайте, она была явно смущена, и я спросил ее о причине. Она ответила — это потому, что она рассказывает о вещах, когда-то очень важных для нее, в таком легкомысленном, игривом тоне. Я же подозревал, что она была смущена тем, что подспудно рассказывала обо мне. Я спросил ее, было ли упражнение на расслабление, которое я ей дал в конце занятия, определенным типом сексуального опыта. Она ответила, что нет, но ей действительно стало лучше, и она была этому рада. После занятия она пошла в женский туалет, легла на кушетку и расслабилась еще больше. Она сказала, что опробовала разные релаксационные упражнения в ходе групповой психотерапии, но всегда с небольшим успехом. Так что, когда я к нему приступил, ее отношение было негативным. Но упражнение оказалось результативным, так как в тот день предотвратило мигрень.
Я продолжил разговор о г-не Лайте и спросил ее, не приходила ли ей в голову идея, что я могу оставить мою жену. Она сказала, что видела мою жену и что они похожи, только жена моя — более собранная женщина. Мы подходим друг другу, и она не думает, что мы можем разойтись. Жена г-на Лайта, однако, женщина совершенно другого типа, толстая и неинтеллигентная, так что Джинни для него действительно была кем-то иным.
Я заметил, что сегодня я говорю много необычного. Она поинтересовалась, от души ли это или я просто испытываю ее? Я сказал ей правду — сегодня я высказываюсь гораздо более искренне, чем обычно это делаю. Я мог сказать первое, что приходило мне в голову; например, спросить, встраиваюсь ли я в ее сексуальную жизнь; что она думает обо мне и моей жене, так как я считаю, что теперь она гораздо более открыта, восприимчива и не боится смотреть на меня. (Сегодня мы действительно смотрим друг на друга гораздо чаще, чем раньше.)