Капитан в это время уже кричал:

— Спасайтесь все!.. Надевайте круги и бросайтесь в воду… «Белая звезда» через несколько минут пойдет ко дну!..

В ту же минуту Кико почувствовал плотный спасательный круг, обхвативший его стан…

Минутой позднее он увидел страшную суматоху на палубе… Увидел при свете поминутно потухавших фонарей метавшуюся команду, услышал всплески воды за бортом, крики о помощи, звук грузно падавших в воду тел и голос обезумевшего от страха Гассана, твердившего молитвы.

Капитан молча стоял у борта, держась одною рукой за снасти, другою прижимая к себе Кико.

— Как капитан я не могу оставлять судна, пока последний матрос не покинет его… — произнес он, обращаясь к Кико. — Но я все-таки постараюсь спасти тебя, мой мальчик… Я привяжу тебя к себе веревкой и там, в море, на спасательных кругах, быть может, нам удастся избегнуть гибели…

Прошла еще минута… другая… третья… и со страшным стоном, скрипя всеми своими снастями, «Белая звезда» опрокинулась на бок и стала медленно погружаться в воду.

В ту же минуту две фигуры, одна большая, другая маленькая, медленно соскользнули с борта и, привязанные друг к другу веревкой, со спасательными кругами, погрузились в пенящуюся волну…

В первую минуту Кико оглушили и падение, и рев свирепой стихии, и холодная волна, окатившая его с головой.

— Бодрись, мой мальчик… Еще есть надежда на спасение… — услышал он голос капитана.

Спасательный круг держал мальчика на воде, а волна, клокочущая и кипящая, то высоко взбрасывала его на гребень, то погружала в свою пенящуюся холодную черноту.

— Держи голову выше! — командовал капитан, работавший неустанно руками среди грозных валов.

Но Кико ослабевал с каждой минутой. Голова у мальчика мучительно кружилась. Мысли путались, а страшный шум и звон, не умолкая, наполняли уши. И — странно! — хотелось, забыв обо всем, погрузить усталую голову в студеную воду и забыться, уснуть навсегда.

Но голос капитана не умолкал:

— Держи голову выше, а не то захлебнешься! Голову выше!

И прежняя бодрость снова возвращалась к Кико. Но недолго оставалась она в душе мальчика. Снова, изнемогая от усталости, закоченев в холодной волнующейся вовруг него стихии, Кико стал поддаваться приятному оцепенению…

Еще минута… Набежал бешеный вал и накрыл его с головой.

— Держись, князек… Я вижу огни с какого-то судна.

Это было последнее, что долетело до слуха Кико: он потерял сознание.

Он уже не чувствовал больше, как, держа его одной рукой на поверхности, капитан усиленно разбивал волны другою, борясь с бешеной бурей, клокотавшей вокруг. Не видел, как показался невдалеке темный борт парохода, как спустили с него шлюпку, как эта шлюпка среди бушующих волн заметалась им навстречу.

Шлюпка подоспела вовремя. Капитана с его бесчувственной ношей подобрали как раз в ту минуту, когда тот уже изнемогал в борьбе с бушующим морем.

На палубе парохода их приняли самым радушным образом. Оказавшийся здесь доктор усиленно занялся Кико; искусственное дыхание, растирание и несколько ложек рома помогли мальчику. Вода хлынула изо рта, и он открыл глаза.

— Мы живы, капитан? — произнес он слабым голосом, увидев среди незнакомых ему людей своего спутника по несчастию. — Славу Богу и святой Нине!..

— Живы, мальчуган, живы и сегодня же, как только утихнет буря, отправляемся назад, чтобы ты мог вернуться в объятия твоего отца, — произнес капитан.

Жаркий день сменился прохладным вечером, и вся Алазанская долина вздохнула облегченно после знойного дня.

Умолкли голоса рабочих в виноградниках, в усадьбе князя Павле Тавадзе стало тихо. Старая Илита наблюдала за тем, как укладывали в дорогу вещи ее господина. Шуша помогала дворецкому приготовлять походный чемодан князя.

Нынче снова пускался в дальнюю дорогу князь Павле, что повторялось уже долгое время, со дня пропажи маленького князя. Вернувшись из Тифлиса два месяца тому назад и не найдя дома своего бичо- джана, своего единственного сокровища, князь Павле едва не лишился рассудка. С того же самого дня он неустанно искал мальчика в горах, посещая аулы, спускаясь в низины, со своими чепарами и данною ему наместником полусотней казаков. Все кавказские газеты заговорили о пропаже богатого наследника. Князь Павле обещал наградить по-княжески того, кто вернет ему его сына. Но дни приходили и уходили, а маленький бичо-джан не находился, и отчаяние все сильнее и сильнее охватывало омраченную непосильным горем душу князя Павле.

Сейчас он уезжал на дальние розыски, в горы, к двоюродному брату Вано. Он решил туда ехать, чтобы посоветоваться с ним насчет дальнейших поисков. У Вано, как у жителя далекого лезгинского местечка, могли быть кунаки среди горных жителей, он мог знать и кое-кого из душманов-разбойников… А те за хорошее вознаграждение, может быть, возьмутся отыскать Кико в горах.

В том, что бичо-джана украли душманы в надежде на богатый выкуп, князь не сомневался ни минуты. Ведь подобные случаи бывали не раз на Кавказе. Он только удивлялся, что его объявления в газетах о богатейшем выкупе за сына не подействовали на похитителей, и те не посылали от себя кого- нибудь для переговоров на Алазань.

Нынче князь уезжал надолго с твердым намерением или вернуться с Кико, или уехать навсегда из алазанских поместий, где жизнь без милого мальчика представлялась князю ужаснее самой смерти.

Сейчас, перед длинной дорогой, он сидел на своей тахте, куря длинный чубук. Перед ним стоял портрет Кико, лежали чунгури мальчика, его учебные тетрадки, его маленький, точно игрушечный, кинжал. Все эти вещи так живо напомнили князю его бичо-джана, что он закрыл глаза рукою и под наплывом ужасного горя тихо застонал.

Легкий шорох в углу заставил его прийти в себя и очнуться.

— Батоно-князь, — услышал он звонкий голосок Шуши, — по дороге за поворотом в усадьбу стелется облако пыли. Кто-то из гостей едет навестить батоно.

— Прими их порадушнее с бабушкой Илитой, Шуша. Мне самому не до гостей теперь: надо выезжать, ты знаешь. Солнце уже садится.

— Но, батоно… Может быть, гости привезли вести о бичо-джане, нашем соколе милом…

— Да, да, ты верно говоришь, — ответил князь. — Зови их в дом, Шуша.

Шум колес фаэтона и звуки лошадиных подков стали доноситься яснее. Вот близко, совсем близко коляска. Вот остановилась… Вот фыркнули кони… и в эту же минуту громкий радостный крик Шуши и счастливый возглас Илиты прорезали вечернюю тишину.

Что-то ударило в сердце князю… Как юноша, вскочил он с тахты и бросился к дверям. И вдруг замер, увидев на пороге Кико.

— Кико! Мой бичо-джан! Ты ли это?! — крикнул князь.

— Я здесь, отец! Я вернулся! Твой бичо-джан!..

И Кико упал на руки обезумевшего от счастья князя Павле…

Долго-долго они не могли вдоволь насмотреться друг на друга, не могли вдоволь наговориться. Все рассказал отцу Кико, но на просьбы князя поведать, кто были похитители его, маленький князь отвечал молчанием.

— Я дал клятву, отец, и ты не должен мешать мне сдержать ее, как подобает истинному князю Тавадзе, — произнес с достоинством мальчик.

Князь понял сына и больше не расспрашивал его ни о чем.