Более того, устройство Ауровиля как замкнутого сообщества, живущего в своем особом, светлом мире, вдохновило его на новую «революционную» мечту: перевести все текстильное производство планеты Земля «обратно», на натуральные краски. В городе утопий это никому не кажется утопией…
А пока – на маленьком кустарном предприятии «Цвета природы» трудятся шесть мастеров-тамилов, единственных на сегодняшний день специалистов по натуральной растительной покраске. Большого дохода оно, конечно, не приносит, поэтому выживать помогает отдельный цех по пошиву модной одежды, где причудливые дизайнерские модели в индийском стиле создаются совместными усилиями европейских и местных художников. Крестьяне из близлежащих деревень берут подряды на вышивку орнаментов…
Работы – невпроворот. Причем не только у модистов, но и у «натуралистов», что, конечно, не мешает последним начинать рабочий день с неторопливого чаепития (да и потом еще раз пять-шесть до заката – обязательный чай с молоком и специями. В Тамилнаде это – святое).
У каждого – своя задача. Один наносит на ткань воск, чтобы при покраске появился узор. Другой – разводит костер под гигантскими чанами для вываривания. Третий – подготавливает материал к непосредственной обработке цветом. Особенно много при этом возни с хлопком: чтобы потом оттенок получился глубоким, нити надо, тщательно отбелив, просушить на солнце. И так далее. Причем каждое нехитрое или, наоборот, очень трудоемкое действие выполняется с улыбкой, которая обязательным пунктом входит в технологический процесс, а то обстоятельство, что все с утра до вечера перемазаны краской, только добавляет хорошего настроения.
Экспериментировать с растениями – необыкновенно интересно, особенно если знать их маленькие «хитрости». Например, для «радикально» желтого цвета требуется смешать измельченную кожуру граната с молоком буйвола. Но если в получившееся вещество добавить немного лимонного сока – цвет станет сочно-зеленым. Побольше лимона – выходит коричневый. А нарушим пропорцию кожуры граната и молока в пользу молока – перед нами оранжевая краска. Кожура, соединенная с другим тропическим плодом – чебулой, выдает черную краску, а для бежевой тамилы терпеливо собирают паразитов с банановых листьев. Причем, заметьте, цветовые нюансы и полутона зависят даже от места и времени, когда собраны фрукты, от жирности молока, интенсивности солнечного цвета в момент просушки… Скажем, самый редкий и дорогой цвет природной палитры, пурпур, можно «сварить» только в течение одного месяца за весь год, а именно – когда жучок дубовый червец выделяет особый секрет. Причем, чтобы заставить найденных насекомых выделить этот секрет в достаточном количестве, надо еще щекотать все «стадо» травинками или палочками. Правда, тут Хесусу на помощь пришел знакомый химик из Бомбея. Он изобрел способ сохранения диковинного фермента, естественно, без искусственных консервантов.
Любимый цвет Хесуса – цвет неба – король цветов, самый живой и, вероятно, самый древний цвет, самостоятельно полученный человеком (ему примерно 4 000 лет). Речь идет об индиго. Слово это для нас звучит несколько экзотически, хотя, если вдуматься, многие узнали индиго давно, когда купили свои первые джинсы.
Целители утверждают, что эта краска способна «вибрировать» и вырабатывать таким образом исключительно благоприятную для живых существ энергию. Так ли это – трудно судить, но нашим далеким предкам в самых разных концах света вещество, добываемое из стеблей и листьев кустарника индигоферы, очевидно, нравилось. В одно и то же время им пользовались и кочевники-туареги на далеком западе Африки, и «просвещенные» земледельцы Передней Азии. Даже туника Тутанхамона была, как оказалось, окрашена индиго.
На заре производства и продажи краски эта сфера полностью контролировалась Индией – здесь ее сырьевой источник обладал оптимальными качествами. В конце концов, само название, которым мы пользуемся сегодня, произошло от латинского Indicum и греческого Indikos – «индийское». На Европейский континент индиго в VIII веке завезли арабские купцы, и тут же против него дружно восстали европейские красильщики. Они издавна получали синий цвет из сока вайды, крестоцветной травы, в изобилии встречающейся по берегам западных рек. Только заморского конкурента им не хватало… В германских городах индиго при поддержке церкви объявили «дьявольской краской», а во Франции члены красильных цехов ежегодно давали обет никогда не пользоваться индиго. Образовался даже международный союз «защитников вайды».
Окончательно эти препятствия были устранены только после колонизации Индии англичанами. Теперь европейцы сами завладели монополией на торговлю индиго, и, следовательно, его внедрение сделалось для них, наоборот, выгодным. А в середине XIX века средневековый «анекдот» с «гонениями на краску» даже ударил по ним парадоксальным бумерангом. Немецкий ученый Адольф Байер после упорных пятнадцатилетних исследований восстановил химическую структуру «небесного» цвета и впервые в истории получил его искусственным путем (1882 год). Вскоре промышленный индиго стал почти в три раза дешевле натурального. Оказавшись под угрозой банкротства, колониальные торговцы вновь попытались призвать на помощь церковь и заклеймить синтетический краситель как «нечистый», но… на дворе стояло уже ХХ столетие.
Плантации индиго, впрочем, до сих пор широко распространены на юге Индии, а благодаря усилиям Хесуса Лараоны их, вероятно, скоро будет еще больше, хотя добыча вожделенной субстанции и сегодня остается весьма трудоемким делом. Индигофера – растение довольно капризное, в высоту достигает не более полутора метров, а готовая краска составляет совсем небольшую часть его веса. Листья замачивают в огромных баках, и несколько человек трое суток беспрестанно месят раствор. Густая синь поднимается наверх, подобно сливкам, и, свидетельствую, ее оттенок в эту пору так интенсивен и ярок, что болят глаза. Как говорится в одной старой индийской песне – «синее, чем синь, может быть». Затем воду сливают, а описанную выше «накипь» собирают и сушат небольшими кусочками. Теперь, чтобы приготовить раствор для крашения, высохшую массу следует измельчить в пудру, залить холодной водой и добавить лимон (также растолченный в порошок). Через неделю брожения и постоянного помешивания индиго готов, но еще «молод». Истинную ценность краска приобретает только после месяцев и лет (иногда – десятилетий) «дозревания» в терракотовых чанах, закопанных в землю в закрытом помещении, – «сама синь» под открытым небом стоять не любит, тускнеет. Чувствительный раствор, в котором постоянно совершаются таинственные внутренние «превращения», требует ежедневной заботы. Каждое утро специалист из «Цветов природы» следит за ними и регистрирует их процессы. У тамилов особое отношение к индиго– смесь почтения и любви. «Нося одежду этого цвета, ты соприкасаешься с небом», – повторяют они. А с самим раствором соприкасаются, кстати, только мужчины (и, конечно, только специальной касты): бытует древнее поверье, что женщину этот раствор может сделать бесплодной. Когда «выстраданная» таким образом краска наносится наконец на материю, та вспыхивает вдруг ярко-зеленым. И тут же на глазах изумленной публики под воздействием атмосферного кислорода синеет. Этот «аттракцион» необходимо повторить несколько раз подряд, а затем закрепить цвет вывариванием. В кипящую воду добавляют натертое мыло и железо в порошке. Горят костры под чанами, пар из котлов и дым смешиваются в воздухе. Тамилы с бесстрастными лицами мнут ткань деревянными палками. Затем полощут ее и развешивают на веревках, словно только что выстиранное белье.
Рабочий день окончен. Но сама работа – нет. Причем не вообще работа, а процесс создания именно этих платков и сари, которые окрашивались сегодня. Завтра мастера из «Цветов природы» окрасят новые, свежие одежды, но несколько дней спустя обязательно вернутся к старым и повторят с ними весь цикл, виденный мною. Я спросила у одного из работников Хесуса (людей молчаливых, вообще говоря), когда же это кончится? Когда ткань можно считать «готовой»? Тот пожал плечами. Теоретически красить в индиго любой предмет можно бесконечно. Остается надеяться, что рано или поздно его купят, тем самым прервав древний технологический цикл, столь скрупулезно восстановленный испанским мечтателем и его тамильскими друзьями.
Мила Тешаева | Фото автора
Зоосфера: Землекоп-чистюля
Увидеть барсука, разгуливающего по лесу в светлое время суток, доводится не часто, разве что посчастливится утром наткнуться на него, замешкавшегося с ночной охоты. Но, едва почуяв, что за ним наблюдают, он опрометью кидается к родной норе и исчезает под землей. А придя домой, предается до сумерек сиесте.
