путешествовать, жить для себя и семьи, теперь его жизнь принадлежала человечеству.

Сколько идей ждало осуществления, сколько мыслей нужно было закрепить на бумаге! Он уже не успевал обрабатывать свои произведения, брался одновременно за несколько романов, бросал их, чтобы начать новый. Никогда он так не торопился, но ведь нужно было проложить на карте будущего трансазиатский путь – от Красноводска до Пекина, построить плавающий остров – память о детских мечтах на острове Фейдо, создать корабль для путешествий по земле, воде, под водой и в воздухе. А там, дальше, планы гигантской переделки природы: превращение Сахары во внутреннее африканское море, выпрямление земной оси и, наконец, последняя и самая полная победа над природой: власть над энергией.

Жалкое и величественное зрелище представлял этот слепой и дряхлый старик, работающий в своей уединенной башне. Но чем более смутным и далеким становился для него светлый и шумный мир, лежащий за стенами его кабинета, тем ярче были его мечты о будущем человечества.

Чаще всего он диктовал своим внучкам, иногда же писал и сам, при помощи особого транспаранта, позволявшего ему ощутить расположение строк.

Эти карандашные записи, сделанные дрожащей, старческой рукой, до сих пор полностью не расшифрованы.

В начале 1905 года вышла, как всегда, точно в срок очередная книга «Необыкновенных путешествий». Гигантский план сооружения идущего из Средиземного моря канала и превращения Сахары в огромное внутреннее африканское море мог бы воспламенить воображение молодого Жюля Верна. Но роман «Вторжение моря» был написан торопливо, неверной старческой рукой. В день выхода книги писателю исполнилось 77 лет.

Он лежал, вытянувшись на своей узкой кровати, а рядом с ним стоял стол, заваленный неоконченными рукописями. На полу тихо посапывал старый, облезлый ньюфаундленд фолле. «Диабет», – определил доктор Леноэль, но сам Жюль Верн знал, что его болезнь называется: конец жизни.

20 марта, впервые после нескольких дней молчания, Жюль вдруг открыл свои незрячие глаза и позвал Онорину:

– Дай мне, пожалуйста, первое издание моей книги «Двадцать тысяч лье под водой»…

Правая сторона тела больного была уже парализована, и он взял книгу левой рукой. Слабая, кривая улыбка поползла по его лицу, когда он ощутил твердый переплет, но в пальцах уже не хватило силы удержать тяжелую книгу.

В этот день из Парижа приехали Мишель с сыновьями и дочери Онорины с детьми. Вся семья собралась в доме умирающего.

24 марта утром веки больного вдруг дрогнули.

– Онорина, Мишель, Валентина, Сюзанна, здесь ли вы? – явственно произнес он.

Каждый из присутствующих ответил по очереди. Наступило молчание.

Глаза Жюля Верна закрылись, чтобы никогда больше не раскрываться.

Часы пробили восемь часов утра.

На письменном столе лежала незаконченная рукопись. Неразборчивые строки, набросанные торопливой и дрожащей рукой слепого, налезали друг на друга. Только через пять лет друг писателя Шарль Лемир расшифровал эти беглые записи.

Восемь романов и книга рассказов, опубликованные после смерти, показали, что лжива еще одна легенда «жюльверновского цикла». Они раскрыли нам полно, как никогда, подлинное лицо писателя. Неверным оказалось мнение об упадке его таланта о полной победе пессимизма. О нет! Неукротимый дух его был полон жизни, а незрячие глаза видели далеко и ясно. И смерть человека Жюля Верна значила очень мало – ведь продолжалась его третья жизнь, которой пока еще не видно конца.

Смерть остановила перо писателя, но нам остались в наследство сто томов, написанных его рукой, и несколько миллионов его читателей. Многие тысячи людей, прочтя романы Жюля Верна, клялись построить второй «Наутилус», мечтали о завоевании воздуха, влюблялись в мир электричества. Большинство из них со временем забывало юношеские мечты, но были среди них люди, сделавшие воплощение идей Жюля Верна программой своей жизни.

Многие ученые, изобретатели, путешественники и политические борцы с гордостью утверждали, что знаменитый французский писатель помог им выбрать профессию и путь в жизни и научил любить свободу и все человечество.

Десятилетнему мальчику Саймону Леку попала в руки книга «Двадцать тысяч лье под водой». Она определила всю дальнейшую жизнь и работу знаменитого конструктора подводных лодок, который не уставал повторять: «Жюль Верн был главным распорядителем моей жизни».

«Он научил меня никогда не сомневаться в конечной победе», – сказал Сантос-Дюмон, один из первых авиаторов и конструкторов дирижаблей.

«Жюль Верн оказал решающее влияние на выбор моих исследований», – признался Эдуард Белин, изобретатель бильдаппарата.

«Я мог бы, устроив сообщение между проволоками, погруженными на разных глубинах, получить электричество от разности температур», – сказал капитан Немо. Из этой фразы родились исследования Клода и Бушеро по использованию теплоты морей для добывания энергии.

«Альбатрос» вдохновил Хуана де ля Сиерва на постройку первого автожира в век безраздельного господства аэропланов.

По следам Жюля Верна шли Норбер Кастере, исследователь пещер, Губерт Вилкинс, сделавший попытку проникнуть на подводной лодке «Наутилус» к полюсу, Вильям Биб, побывавший в области вечной океанской тьмы на глубине километра. Они не скрывали этого, они гордились своим вождем. «Мной предводительствовал Жюль Верн», – сказал адмирал Берд, летавший над обоими полюсами.

Передовые люди России очень скоро заметили и полюбили Жюля Верна. В России традиция утопического и социально-фантастического романа была очень давней. И первая книга Жюля Верна, переведенная на русский язык, попала на удивительно подготовленную почву: почти одновременно появился роман Чернышевского «Что делать?», которым зачитывалась молодежь, и картины утопического мира будущего, нарисованные в этом романе, в сознании читателей лежали рядом с мечтами французского писателя. Не случайно поэтому первая же рецензия на книгу «Пять недель на воздушном шаре», появившаяся в некрасовском «Современнике» и высоко оценившая творчество французского писателя, принадлежала перу M. E. Салтыкова-Щедрина.

Высоко ценил его творчество Лев Толстой, «романы Жюля Верна превосходны, – говорил он. – Я их читал совсем взрослым и все-таки помню, они меня восхищали. В построении интригующей, захватывающей фабулы он удивительный мастер. А послушали бы вы, с каким восторгом отзывается о нем Тургенев! Я прямо не помню, чтобы он кем-нибудь еще так восхищался, как Жюлем Верном».

А недавно мы узнали Льва Толстого и как иллюстратора Жюля Верна. В его бумагах была обнаружена целая серия его собственноручных рисунков, сделанных им для своих детей.

А. М. Горький, обсуждая план издательства «Всемирная литература», назвал Жюля Верна классиком и настаивал на том, чтобы его произведения издавались так, как издают классиков: без переделок, переработок и сокращений.

Очень любил и высоко ставил Жюля Верна Д. И. Менделеев. Он называл французского писателя «научным гением» и постоянно перечитывал его книги. На смертном одре Менделеев просил читать ему «Приключения капитана Гаттераса». Впадая в забытье и снова приходя в себя, он говорил: «Что же вы не читаете, я слушаю…»

Подлинными наследниками лучших идей Жюля Верна признавали себя многие русские ученые, изобретатели, путешественники, инженеры. Единственной беллетристической книгой в библиотеке Н. Е. Жуковского был роман «Робур Завоеватель». К. Э. Циолковский говорил, что Жюль Верн пробудил его мысль и заставил ее работать в нужном направлении. В. А. Обручев сделал замечательное признание, что чтение книг Жюля Верна оказало огромное влияние на выбор им профессии геолога и географа-путешественника и что до сих пор Мастон с крючком вместо руки, благородный Гаттерас и таинственный Немо с прежней силой очарования владеют его воображением.

Наследство Жюля Верна далеко еще не исчерпано, и его с гордостью принимают все свободолюбивые люди мира.