из карманов песок, пыль — кому что удалось набрать.

— Всё! — сказал матрос. — Подходи. Разбирай.

Заключенные подходили к горке золы, смешанной с песком. Каждый брал по две полные горсти и отходил в сторону. Некоторые не жалея примешивали к золе с песком остатки растертого в пыль табака, приговаривая:

— Так крепче будет.

Сунулся было к песку и Гринька.

— Не тронь, салажонок, — остановил его матрос. — Твое дело особое.

— Почему особое? — взъерошился Гринька. — Да я сам…

Сергей мягко, но сильно обнял его за плечи и отвел в сторону.

— Поведут нас по дороге, — сказал он. — Держи ушки на макушке. Как услышишь свист — беги. Да так лупи, чтобы зайцы от зависти покраснели…

Перебил его матрос.

— Отставить разговоры! — бухнул он глубоким, грудным басом. — Справки переносятся на завтра.

Он вышел на середину камеры и властно бросил:

— Садись!

Заключенные расселись по нарам. В камере стояла такая тишина, какой не бывало даже ночью.

— Ты, ты и вот ты, — стоя посередине камеры, матрос показал пальцем на троих заключенных, — ложитесь спать.

— Да мы что, — обиженно протянул один из них, — стукачи, что ли?

— Были бы вы предатели, — хмуро ответил матрос, не повторяя воровского слова, — мы бы из вас сделали покойников. Помните Ваську Бугая?

— Бугай — шкура! Своих продавал! — нестройно возразили обиженные. — А про нас кто скажет?..

— Спать! — резко оборвал их матрос. — Спиной к двери. И если кто взглянет только на надзирателя или конвойного… больше не увидит он белого света. К каждому из вас наш человек приставлен. Запомните! В камере мы закон и мы судьи.

Ночь после облавы была тревожной. Уже перед рассветом к Роману Петровичу пришел Христя. Трудно было узнать веселого, разговорчивого рыбака. Неподвижно сидел он возле окна, посматривая из-под занавесок на пустынную улицу. Даже черные, задорно вьющиеся волосы его как будто поблекли после минувшей беспокойной ночи.

…Вчера окрик Сергея вовремя предупредил Христю об опасности. Он налег на весла и поспешил прочь от шаланды.

Неподалеку от поселка Христя загнал лодку в камыши. Раздвигая перед собой сухие, звонкие стебли, выбрался на берег. Издали он увидел, что окна его хаты освещены необычно ярко.

Укрываясь за плетнями, Христя осторожно пробирался к дому. Возле знакомой изгороди с надетыми на колья глиняными крынками он задержался, обдумывая, как бы не нарваться на засаду. И тут в вечерней тишине необычайно громко прогрохотала по иссохшей земле пустая бочка.

«У нас! — отметил про себя Христя. — Во дворе».

И услышал тоненький голос сестренки Нади:

— Тузик! Тузик!

«Какой Тузик? — насторожился Христя. — Собаки у нас нет. И почему Надя зовет собаку в чужом саду?» А зов сестренки звучал тревожно, предостерегающе:

— Тузик! Тузик! Тузик!

Перебегая от дерева к дереву и зорко всматриваясь в темень, Христя скоро заметил на прогалине тонкую фигурку сестренки:

— Надя!

Девочка бросилась к нему. Срывающимся от волнения голосом рассказала она, что в хату пришли солдаты. Раскидали постели. Из сундука вывернули на пол белье и зимнюю одежду. Даже домотканные коврики со стен посрывали. Что-то ищут. А офицер все спрашивает: «Где Христя?» Сейчас солдаты добрались до сарая. Всё выбрасывают во двор, осматривают с фонарями. Двое солдат пробуют лопатами землю в сарае и за домом. Мама перепугалась, заплакала, а потом шепнула, чтобы Надя пошла в соседский сад и там звала какую-нибудь собаку. Христя услышит и поймет, что к дому подходить нельзя.

Христя не стал расспрашивать девочку. Что она могла знать? Желая успокоить сестренку, он крепко обнял ее и сказал:

— Ступай домой. Скажи маме: все будет хорошо. А в хату мне возвращаться нельзя.

Христю обыск не беспокоил. Он был всего лишь связным, а потому в хате у него ничего запретного не было.

И все же дело обернулось скверно.

Садами и огородами выбрался Христя из поселка. Поднял воротник брезентовой куртки и зашагал напрямик, убранными полями, в город. Всю дорогу ему не давала покоя назойливая мысль: как могло случиться, что возле его шаланды оказалась засада? Почему пришли в его дом с обыском?

Думал об этом не один только Христя Ставранаки. Партийный комитет ночью поднял на ноги всех, кто мог чем-либо помочь организации выяснить причины провала.

Разобраться в этом помог комитету денщик капитана Бейбулатова. Не раз уже этот веснушчатый и внешне простоватый солдат передавал подпольщикам все, что удавалось ему услышать, когда Бейбулатов болтал с приятелями за бутылкой вина. На этот раз денщик услышал о том, что контрразведка напала на след экспедиции в плавни.

…Когда Роман Петрович сообщил Христе, что ему поручено перебросить в плавни, а затем и в Ростов-на-Дону Сергея и Гриньку, Христя вернулся домой и принялся чинить парус. Нина увидела мужа за работой и удивилась. Куда он собирается? Зачем? Ведь завтра день рождения дяди Кости. Неужели Христя не пойдет на семейный праздник, обидит дядю?

Христя и сам не помнил, что ответил жене. Потом настойчивость Нины рассердила его.

Он прикрикнул на нее и решил, что этого достаточно. Оказалось же совсем не так.

Нина уже давно была недовольна тем, что Христя иногда надолго исчезает из дому. Возвращается он из своих поездок усталый, довольный, но без рыбы и денег. Попробовала как-то Нина узнать, где он бывает. Христя отшутился, ничего толком не сказал. Тогда Нина решила, что муж ее ездит в Керчь погулять с друзьями. Скрепя сердце она помалкивала. Но на этот раз поведение мужа ее обидело. Почему она должна идти на семейный праздник одна, когда у нее есть муж? Нина побежала жаловаться родственникам, подругам.

Слух о близком отъезде Христи дошел до контрразведки. Там о его путешествиях были осведомлены лучше, чем Нина. Контрразведчики знали, что рыбачья шаланда «Кефаль» несколько раз уходила в море на длительные сроки и в сторону от разрешенных властями мест лова рыбы. Знали, что ни в одной из азовских или ближайших черноморских стоянок «Кефаль» не появлялась. Припомнили, что Христя Ставранаки — бывший военный моряк, служил в Севастополе в «неблагонадежном» экипаже. Его взяли под наблюдение. И сейчас, когда пошли слухи о новой поездке Христи, в контрразведке решили организовать облаву. Был нанесен двойной удар — на побережье и в доме Ставранаки.

Нину арестовали. Вызвали в контрразведку и друзей Христи. Все они горячо отрицали всякую возможность близости Христи с большевиками. Но куда он ездил раньше и где скрывается сейчас, никто сказать не мог.

— Загулял, должно быть, — неопределенно отвечали рыбаки. — А теперь испугался и прячется. — И тут же поясняли: — Одно дело — жена серчает, другое дело — тюрьма скучает.

Выяснив это, комитет решил, что все имевшие какое-либо отношение к провалившейся поездке