нечего, Карай догонит преступника…
Копченый раза два с тревогой оглянулся. Наконец он понял, что ему не уйти. Он остановился под деревом и повернулся к преследователям лицом. В руке у него блеснул нож.
— Назад, Карай!
Но Карай уже присел, спружинил и не смог удержаться — прыгнул на врага.
Служебную собаку учат, чтобы, вступая в схватку, она следила за руками преступника. Карай умел с налета захватывать своими страшными зубами ту руку врага, которая держит оружие. Стиснет зубы — и бандит со стоном роняет нож или пистолет. Так бывало не раз.
Но Мишка-Зверь тоже знал повадки служебных собак. Почти неуловимым движением он переложил нож из правой руки в левую. И, когда Карай, ударив его лапами в грудь, свалил на траву и впился зубами в его правую руку, другая — левая рука бандита нанесла короткий и страшный удар. Лезвие ножа прошло сквозь густую шерсть, раздвинуло ребра…
Андрей увидел, что Карай странно дернулся, тоскливо взвыл, потом недвижно распластался на траве, бессильно щелкая зубами. Острые уши опали, и он уткнул морду в землю. Еще несколько раз шевельнулся пушистый хвост, но и тот затих.
Мишка-Зверь поднялся, опять отступил к дереву, раздувая губы и прежним зорким птичьим взглядом осматриваясь по сторонам. Он был сильно помят, покусан. У него уже не было ножа. Он поднял с земли большой камень.
Андрей бросился к собаке, тронул Карая рукой. Это гибкое, могучее тело, так благодарно отзывавшееся на каждую ласку хозяина, теперь молчало. Передние лапы беспомощно лежали на траве, задние уперлись в ствол дерева. Красный язык был прикушен мертвыми зубами. По кончику черного носа полз муравей. Андрей взял большую лапу собаки в обе ладони.
Но тут он увидел, что Копченый, все еще держа в руках камень, упрямо спускаемся по откосу вниз.
Надо было исполнять свой долг. Андрей поднялся на ноги, взвел курок.
— Стой!
Бандит отбежал немного в сторону и встал за деревом.
— Выходи на дорогу!
Ответа не последовало.
— Выходи! — яростно крикнул Андрей.
Копченый осторожно выглянул из-за дерева. Видно, и он понял, что больше с ним нянчиться не будут. Но он не вышел на зов своего преследователя. Андрей резко шагнул к нему, увернулся от камня, просвистевшего мимо уха. Одной рукой он вытащил бандита из-за кустов. Ничего не стоило бросить это вертлявое тело на землю и растоптать ногами, как змею…
— Выходи на дорогу!
Копченый сидел на земле, низко пригнув голову к коленям. Впервые за весь сегодняшний день в его глазах появилось выражение испуга. Он почувствовал силу, с которой не мог бороться.
— Я с тобой не пойду.
— Почему?
— Ты убьешь.
Андрей потрогал пальцами курок. Он даже забыл, что у него в руке пистолет. Только одно сознание непоправимости того, что случилось, все больше заполняло его.
— Да, лучше тебе пойти с кем-нибудь другим, — спокойно проговорил он. — Подожди, пусть кто- нибудь придет.
Епрем Коджоян появился совсем не оттуда, откуда его можно было ждать. Он сократил дорогу и теперь, тяжко дыша, спускался к Андрею сверху.
— Ай-яй-яй, — заговорил он, цокая языком. — Что ж это? Собака-то, а?
Андрей не мог ему отвечать. Он снова сел в траву и взял холодную лапу Карая в свои ладони.
— Отведи задержанного.
— А ты как же? — участливо спросил Епрем.
Андрей отвернулся и опустил голову, чтоб не встретиться с ним взглядом.
— Отведи! Потом мы с тобой составим акт насчет гибели собаки…
— За тобой выслать ребят? Хочешь, в питомник сообщу?
— Ничего мне не нужно…
Епрем снял с плеча винтовку.
— Эй ты, гад! — скомандовал он грозно. — Выходи на дорогу! Руки над головой!
Их шаги скоро смолкли. Теперь Андрею уже никто не мешал. Он положил острую морду собаки к себе на колени и подержал ее несколько секунд под руками. Так он ласкал прежде Карая, когда бывал им очень доволен. Потом он поднялся, нашел нож, валявшийся в траве, — нож, которым был убит Карай, — и принялся копать яму. Работал он сосредоточенно, землю выгребал ладонями. Ни разу не закурил. Яма становилась все глубже. Андрей снял китель, разорвал его по швам и полотнищами обернул Карая. Держа эту тяжелую ношу на руках, он подошел к яме и опустил туда Карая. Потом присыпал могилу землей и придавил камнями.
Теперь все было сделано. Он еще вернется сюда. Он будет часто приходить…
…Отдав Карлосу щенка, я приехал в питомник. Тут уже знали обо всем, что случилось с Андреем. И, когда Андрей появился, его окружили товарищи. Геворк пробился вперед и взял его под руку.
— Андрюшка! — сказал он, как называл товарища в детские годы. — Ну, ничего! — Он заглянул Андрею в глаза. — Все уже сделано. Капитан Миансаров согласен. Не грусти!
— Что сделано?
— Что? — переспросил Геворк и широким жестом подчеркнул свою щедрость. — Маузер теперь твой!
Он пожал товарищу руку. Но Андрей слабо улыбнулся и отстранился.
— Не нужно мне Маузера, — горько сказал он.
Еще кто-то из друзей говорил с ним, все его утешали. Он со всеми соглашался, кивал головой — и молчал.
Наконец Андрея оставили одного. Тут я тихонько подошел к нему. Что я мог ему сказать? По счастью, он заговорил первый.
— Вот, Костя, больше нет нашего Карая…
Я молча пожал ему локоть. Мне было трудно говорить.
— Баловал я его очень, очеловечивал, — горько признался Андрей. — Есть моя вина… расслабил дисциплину… Ведь я крикнул ему: «Назад!» — а он не послушался… Послушался бы — может, остался бы жить.
— Брось! — сказал я. — Зачем ты себя растравляешь?
Он все еще стоял у вольера и перебирал толстые прутья решетки. Вот отсюда, едва лишь откроешь дверцы, Карай выскакивал на волю, обдирая бока. Веселый и горячий, как язычок огня. Всегда норовил подпрыгнуть и лизнуть в нос…
Когда стемнело, мимо вольера прошел Сисак Телалян. Он нес в корзине щенят. Он тоже все знал, но не стал, как другие, разговаривать с Андреем о происшедших событиях.
— Вот окрестили, — сказал он, показывая на щенят, — в паспорта вписали. Это Кадя, это Дикарь, это Дик…
Было темно, и никто, кроме меня, не видел, как съежилось скуластое лицо Андрея, когда он взял из корзинки толстого и мягкого щенка.
— Карай, — позвал он чуть слышно.
Сисак поправил:
— Это Дикарь.
— Нет, это Карай, — сказал Андрей. — Карай, Карай! — еще раз позвал он, поглаживая мягкую шерстку. — Эх ты, мой Карай…
Щенок пополз к нему на грудь, прижался теплым бочком к лицу.