«Боевая задача ленинградской партийной организации заключается в том, чтобы выкорчевать до конца… вредителей, шпионов, контрреволюционных выродков…» — это из ленинградской резолюции.

Никакого политического злого умысла здесь не видно. Точно так же они выкорчевывали врагов во время коллективизации, индустриализации, перед съездами, после съездов… Это вообще было их основной работой.

Такова одна сторона медали. Однако была и другая сторона: рядовые активисты просто маршировали в колонне, но ведь организаторы-то «классовой чистки» явно ведали, что творили. Спохватившись в последний момент, они затем совершенно гениально использовали и сложившуюся в стране ситуацию, и инстинкты партактива. Уж очень было все красиво разыграно, уж так хорошо сделали сталинцев — а им и противопоставить было нечего…

Рассмотрим террор как политический ход.

Вроде бы чего добивались первые секретари, видно невооруженным глазом. Под флагом борьбы с «антисоветскими элементами» они хотели провести «чистку» у себя в регионах — убрать тех, кто мог бы на альтернативных выборах выступить против «существующей власти», то есть против них, любимых. Действительно, если рассматривать ситуацию с позиции «кровью умытого» с начальным образованием, то мотивация по идее должна быть именно такая. Но это лишь на первый взгляд. Потому что для того, чтобы «поправить» антипартийный избирательный закон, совершенно не требовалось таких масштабов. С большинством противников они прекраснейшим образом могли разобраться с помощью НКВД. Выборы — штука сложная, громоздкая, проводятся медленно, всегда можно успеть отреагировать и арестовать кого надо… Тогда зачем это все?

А вот если это устраивалось с какой-то иной целью… Зачем вообще проводится террор? Задача у него всегда одна — создание в стране атмосферы страха, дестабилизация общества и в конечном итоге возможность для террористов диктовать тем, кого они хотят запугать, свои условия.

Какие условия? И об этом догадаться нетрудно. Возможно, свертывание контрреволюционных преобразований — частично, конечно, ибо «бароны» не были совсем уж клиническими идиотами. А главное — неприкосновенность их власти и определенные гарантии для партии вообще. Какие — тоже известно. Все эти требования были озвучены на июльском пленуме ЦК 1953 года.

Поэтому, если с унылой равнины сиюминутной практики подняться хотя бы на первый политический этаж, то видно, что целей — две. Первая — это создание в стране атмосферы террора. Когда вокруг исчезают люди и никто не знает, где они и что с ними (операция-то была совершенно секретная), от дома к дому бродят жуткие слухи, никто не понимает, что вообще творится, и всем очень страшно… Что происходит в этом случае? Правильно: народ безмолвствует, но власть ненавидит. Проводить в такой обстановке альтернативные выборы — безумие. Следовательно, власти «баронов» этой осенью ничто не грозит. А до следующих выборов что-нибудь придумают, да и вообще следующие выборы будут уже после войны…

Вторая цель — более общая, глубокая, важная. Это битва за лидера. Они столько лет старательно создавали культ Сталина и делали это не для того, чтобы созданный ими кумир взял их и покинул. Как в этом случае действовать? Ну, во-первых, насколько возможно, уменьшить его социальную базу. Сталин два года собирал общество вокруг правительства, а террор должен был эту связь разорвать.

Особо надо отметить удар по духовенству: только за 1937 год было арестовано 33 382 «служителя культа». Много это или мало? На февральско-мартовском пленуме «главный безбожник» СССР Емельян Ярославский привел цифру: на текущий момент в стране было зарегистрировано около 39 тысяч религиозных организаций плюс к тому определенное количество организаций незарегистрированных — разного рода сект. Конечно, количество «служителей культа» в них могло быть самое различное — но в основном эти «организации» были церковными приходами, в каждом из которых могло быть от одного до 3–4 «служителей», если считать таковыми священников и дьяконов, то есть тех, для кого этот род деятельности был источником существования. То есть, как видим, число репрессированных было сравнимо с общим числом священнослужителей — речь шла о попытке полного уничтожения церкви.

Почему? Да, конечно, именно церковь «пламенные революционеры» ненавидели с особенной страстью. Но дело далеко не только в этом.

Какова была позиция церкви по отношению к большевистской власти? Естественно, теплых чувств тут не было, однако Евангелие требует лояльности, «повиновения властям земным». В целом ее позицию сформулировал священномученик Илларион (Троицкий) в 1923 году, в диспуте с Луначарским: «Мы разве говорим, что советская власть не от Бога? Да, конечно, от Бога… В наказание нам за грехи…»

Так что на самом деле церковь, за редкими отдельными исключениями, повиновалась властям и на конфликт с государством не шла. А после начала сталинских преобразований выразила полную готовность вступить в диалог с государством и сотрудничать с ним — было бы на то желание властей…

Мирзоян, Первый в Казахстане, поведал на том же пленуме: «У нас был случай, когда в церквах и мечетях выступали с докладами о новой Конституции, говорили относительно великого значения Конституции и т. д. Есть даже такие факты, когда поп выступает с такой проповедью: 'Богом хранимую страну нашу и правительство ея да помянет Господь во царствии своем'…» Рассказывали как о массовом явлении, когда в колхозах выбирали председателями церковных старост.

Но еще более интересно становится, когда мы начинаем разбираться в позиции государства относительно церкви. Антицерковная риторика, естественно, сохранялась, но вот что касается практических шагов… Тот же Ярославский горько жаловался: «Когда дело шло о сокращении выпуска газет из-за того, что у нас нет бумаги, взяли, лишили, закрыли единственную антирелигиозную газету «Безбожник», лишили 'Союз безбожников' этой единственной газеты… «Безверник» на Украине прикрыли, целый ряд национальных органов антирелигиозной пропаганды закрыли…»

Даже после двадцати лет владычества коммунистов духовенство в стране было как минимум не менее влиятельной силой, чем партия. (Согласно переписи 1937 года, больше половины населения страны объявляли себя верующими, не говоря о тех, кто о своих религиозных предпочтениях помалкивал, чтобы «чего не вышло».) Еще по ходу обсуждения избирательного закона то и дело слышались голоса, что если так вести дело, то в Верховный Совет войдут «одни попы». Судя по «новому курсу», Сталин ничего против бы не имел. А затем, идя навстречу «пожеланиям трудящихся», отменил бы гонения — и вот тогда, опираясь одновременно на партийные низы, вокруг которых группировалось прокоммунистически настроенное население, и на церковь, консолидирующую население остальное, стал бы поистине неуязвим. Этого «внутренняя партия» допустить не могла. Ненависть, конечно, со счетов не сбросишь, но у нее был и мощнейший политический интерес уничтожать священников.

И, надо сказать, цели своей этот удар достиг. В донесениях за 1937 год (особенно из мусульманских районов, где все более явственно) не раз упоминалось о том, что верующая часть населения стала консолидироваться против советской власти. С православными было все сложнее, но и там шли те же процессы. («Помирились» власть и церковь лишь естественным образом, уже во время войны, и то благодаря обоюдной мудрости вождя и иерархов.)

Юрий Жуков — правда, по поводу декабрьского пленума 1936 года, — сказал о «партийных баронах»: «Все они стремятся прочно связать себя, свою замкнутую социальную группу со Сталиным, не только избежать тем самым уже обозначившегося разрыва с ним, но и во что бы то ни стало поставить его в полную зависимость от себя и своих групповых интересов. А для этого обязательно связать себя со Сталиным нерасторжимыми узами крови, которую предстояло пролить». И тем более это подходит к июньскому пленуму.

Право же, эта версия куда логичнее, чем связанная с выборами. «Внутренняя партия» могла