веселое ремесло сутью своей жизни, редко может перестроиться — и включиться в созидательную работу. Последнее требует совершенно другой психологии… Главная беда молодого советского государства была именно в том, что разрушители засели во власти».
Об этом мы уже говорили — впрочем, повторение не во вред. Ибо одна из основных мыслей, которую товарищу Хрущеву удалось вбить в головы целого народа, что внутри партии в то время не было особых противоречий. Была партийная масса, естественно, нацеленная исключительно на созидательную работу, как же иначе? — и тиран, который, совершенно как Тараканище, держал эту массу в страхе.
Нет, на самом деле такие личности среди правителей, конечно, бывают. В российской истории таким был Павел Первый, идя к которому, никто никогда не знал, на что нарвется. Продолжалось это очень недолго и закончилось известно как. Так, как обычно и кончается с тиранами, которые имеют неосторожность начать запугивать собственных соратников.
Но вернемся к Щербакову.
«Бюрократия двадцатых годов до слез похожа на приказную систему допетровской Руси. Такой же хаос различных ведомств и канцелярий, во главе которых сидят красные «бояре». В двадцатых годах влияние партийного деятеля зависело от того, сколько и каких «приказов» он контролирует. Вопрос, что понимает начальник в том деле, которым его поставили руководить, вообще не стоял. Предполагалось, что большевик умеет все… В итоге руководили так, что глаза бы не глядели.
Но и это не самое плохое. Самая главная беда заключалась в том, что вчерашние несгибаемые борцы быстро, как тогда говорили, «обуржуазились». Они дорвались до власти и до всех связанных с ней благ — и принялись оттягиваться на полную катушку. Психологически это понятно. Люди считали главным делом своей жизни ниспровержение существовавшего режима. Дело это они сделали. Как говорилось в анекдоте застойного времени: 'Революцию мы совершили. А теперь — дискотека!'
Партийная элита стала откровенно жить в свое удовольствие. Евгения Гинзбург, которая вообще-то относилась к 'старым большевикам' с большим сочувствием, вот как описывает члена партии с 1912 года М. Разумова: 'При несомненной преданности партии, при больших организаторских данных он был очень склонен к культу собственной личности'. Познакомившись с Разумовым в 1929 году, она была поражена тем, как он «овельможивался» буквально на ее глазах. Еще в 1930 году он занимал всего одну комнату, 'а проголодавшись, резал перочинным ножичком на бумажке колбасу'. В 1931 году Разумов уже возвел на базе обкомовской дачи специальный отдельный коттедж для себя, а когда в 1933–1934 годах за успехи в коллективизации Татария была награждена орденом Ленина, 'портреты Разумова уже носили с песнопениями по городу, а на сельхозвыставке эти портреты были выполнены инициативными художниками из самых различных злаков — от овса до чечевицы' [По правде сказать, я думала, что соответствующий эпизод из «Золотого теленка» — выдумка авторов. Оказывается, все с натуры…].
Заметим, кстати, что в те годы культа личности Сталина еще не было. Тенденция уже существовала до него.
Впоследствии Сталин критиковал 'людей с известными заслугами в прошлом, людей, ставших вельможами, людей, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков'».
А я для примера приведу историю из «Двойного заговора». Там, правда, не про партбосса, но похоже-то как…
После разгрома Колчака бывший начштаба Южного фронта И. X. Паука был назначен начальником штаба войск Киевского округа. Прибыв в Киев, он первым делом занял губернаторский дом, где принялся давать приемы, на которые приглашал военную и партийную верхушку. Верхушка туда с удовольствием ходила. Бывший помощник Фрунзе В. А. Ольдерогге, ставший инспектором пехоты Украины и Крыма, привез с собой двух великолепных лошадей. Вскоре он стал устраивать на киевском ипподроме скачки, а его дочери держали там тотализатор, так что выручки хватало на красивую жизнь. А что? Прежних господ погнали, теперь мы вместо них. Были белые баре, стали красные…
«Но и это бы ладно, — продолжает Щербаков. — И не то в России бывало — в смысле беспредела самодовольных временщиков. Ладно бы, если эти все старые большевики, допустим, возвели бы себе особняки и оттягивались там, как хотели. Но они, кроме всего прочего, развлекались борьбой за власть…»
Впрочем, борьба за власть шла в партии с самого начала. Все эти многочисленные «оппозиции» — сторонники Троцкого, Зиновьева, Бухарина — на самом деле были просто-напросто
С кланами в верхушке покончили относительно легко и быстро, попросту вышибив их из власти, а потом и из партии. Тогда они стали вести борьбу нелегальными методами — впрочем, это уже совсем другая история. Но, кроме группировок в центре, оставались еще регионы, где засели «партийные бароны», со всеми вышеперечисленными милыми свойствами. Малообразованные, амбициозные и жестокие, с юности усвоившие «катехизис революции», «борцы-разрушители» по психологии, решающие все проблемы силовыми методами. Достаточно посмотреть на их фотографии — тот еще паноптикум… Отдельные исключения, конечно, были — но погоды не делали.
И каждый регион представлял собой ВКП(б) в миниатюре. Везде были свои кланы, которые грызлись друг с другом за место на партийной пирамиде. Этим они в основном и занимались, да еще поисками «врагов». Иной раз, правда, брались за управление экономикой. Но поскольку образование имели главным образом начальное, а в качестве метода признавали исключительно грубую силу…
Одним из самых страшных «сталинских преступлений» считается голод на Украине. По правде сказать, дело это крайне смутное, непонятное. Так, например, число раскулаченных в СССР известно с точностью до одного человека. А число жертв пресловутого голодомора — с точностью до миллиона. (Я не оговорилась: до 1 000 000 человек). Впрочем, ладно, мы не об этом.
Дело в том, что никакого голодомора не могло быть в принципе. Потому что планы хлебопоставок определялись Москвой не в абсолютных цифрах, а в процентах к урожаю. И на 1932 год из села предполагалось взять в качестве поставок 40–45 % зерна. Год был вполне урожайный. Откуда же голод?
Так получилось, что в тот год на Украине вспахали около половины посевных площадей. Почему — долго рассказывать, книга не об этом. В общем, так вышло. А план рассчитали и доложили в Москву, исходя из 100 %. А дальше, я больше чем уверена, все происходило следующим образом. Товарищ Косиор получил первую сводку о реальном урожае.
— Ка-ак! — рявкнул он, грохнув кулаком по столу. — Какие 40 процентов! Выполнять, что партия говорит!
— Ка-ак! — грохали кулаком по столу партбоссы на всех прочих уровнях, вплоть до колхозного. — Партия велела! Выполнять разнарядку!
И у колхозников выгребали все подчистую. А когда начался реальный голод, то поступили так, как делает нашкодивший мальчишка, который прячет под стол разбитую вазу. Потому что когда Сталин, например, узнает о голоде на Северном Кавказе из письма Шолохова, а не из информационных сводок… [Поскольку помощь голодающим была оказана сразу после получения этого письма, Сталин явно узнал о голоде только от Шолохова. Местные власти это от Москвы скрывали. ] Что тут можно сказать?
(Косиор, кстати, свое получил — но не тогда, а в 1938-м…)
Нет, если уж говорить об очищении общества перед грядущей войной, то от этих надо было избавляться в первую очередь. А то и вправду люди будут гитлеровские войска с цветами встречать…
Кто-то думает, что Сталин этого не понимал?
На рубеже 1936–1937 годов невозвращенец Б. Николаевский опубликовал в Париже так называемое «Письмо старого большевика», где говорил все о том же. «Выросшие в условиях революционной борьбы, мы все воспитали в себе психологию оппозиционеров… Мы все — не строители, а критики, разрушители. В прошлом это было хорошо, теперь, когда мы должны заниматься положительным строительством, это безнадежно плохо… Если старые большевики, та группа, которая сегодня является правящим слоем в стране, не пригодны для выполнения этой функции в новых условиях, то надо как можно скорее снять их с постов, создать новый правящий слой… с новой психологией, устремленной на положительное
