Следовательно, наиболее рациональными ценностями, по которыми я лично могу жить, являются следующие: то, что доставляет мне удовольствие, есть добро, то, что приносит мне страдание, есть зло. (западное мировоззрение)
То состояние, в котором я пребывал, было очень мучительным, могу вас заверить в этом. Моя жена нашла для меня психиатра по имени Бен Вайнингер. Когда я впервые отправился на встречу с ним, я совершенно не мог работать, я сидел за своим столом, словно остолбеневший. Бен нашел меня в темной пещере, взял за руку и постепенно выманил меня на свет божий. Он был более чем профессионалом, в возрасте 21 года он испытал «религиозное переживание», как он сам это называл. Это состояние сохранялось в течение месяца и изменило всю его жизнь. Он узнал, что в основе движения мира лежит любовь. У Бена была визитка, на одной стороне которой было написано «вы имеете мое разрешение», а на другой — «вы не нуждаетесь в моем разрешении».
Ранее он познакомил психиатрическое общество с Кришнамурти и даже лично последовал за ним в Оджай, чтобы находиться рядом.
Я и моя жена часто встречались с беном, а позже и наши дети получали от него помощь, когда нуждались в ней. Мы поддерживали с ним связь свыше 35 лет и получали от него необходимые советы. В 1963 году Бен открыл в Лос-Анджелесе Консультационный Центр, целью которого являлось обучение простых людей в области консультативной психиатрии и вовлечение их в работу под руководством профессионалов. Это был первый центр такого рода, и моя жена была одним из первых консультантов. Позже она вовлекла в работу и меня. Я проводил консультации в течение десяти лет, работая один вечер в неделю.
Этот период моей жизни был отмечен психологическим ростом. По выходным я посещал занятия в институте, где проводилось изучение групповых переживаний. Это было потрясающе. Жизнь моя была ограничена контактами с интеллектуалами, работающими в различных областях науки. Для человека, пребывавшего в глубоком сне, это послужило чем-то вроде будильника. Когда кто-нибудь задавал мне вопрос, моя реакция состояла в том, что я останавливался и начинал размышлять. Я полностью отделялся от своего тела и своих эмоций. Было лишь какое-то оцепенение. Мир казался мне серым. Могу сказать, что своей жизнью я обязан именно Бену. У меня и сейчас на столе стоит его фотография.
В возрасте 56 лет я вышел на пенсию… 1989 году мы с женой отправились на неделю в Орегон. Бен в это время был в больнице. Его сын убедил меня, что он поправится. По окончании занятий мы отправились в Солт Лейк, чтобы провести некоторые генеалогические исследования. В первый же вечер, во время ужина, мы оба почувствовали, что должны позвонить Бену. Я сделал это на следующее утро — и узнал, что накануне он умер. Так что я действительно получил тогда послание из пограничной области сознания.
Поминальная служба должна была состояться в унитарианской церкви в Санта Барбаре… Церковь была почти полностью заполнена людьми, ведь Бена любили очень многие.
Вернувшись домой, я просмотрел почту и обнаружил объявление о том, что некий человек по имени Рамеш должен был проводить групповые встречи в доме Бена — как раз в то время, когда Бен умирал. Этот же человек должен был проводить двухнедельный семинар в пустыне спустя десять дней. Я почувствовал непреодолимое стремление съездить туда и записался на два дня. Вместо двух мы провели там четыре дня. Во время семинара мне посчастливилось получить личную аудиенцию Рамеша. Когда Бен уже находился на смертном одре, то теряя сознание, то снова приходя в себя, Рамеш все это время сидел рядом и говорил с ним. Для меня этот факт был избавлением от печали и тоски. Я очень горевал по поводу того, что не был рядом с Беном, когда он умирал. Тогда Рамеш и заменил Бена в роли моего духовного наставника. Позже я прослушал пленку с беседой, состоявшейся на следующий день после смерти Бена, и на ней была запечатлена минута молчания в его честь.
Во время семинара слова Рамеша приковали к себе все мое внимание. Мне было сложно следить за его речью, так как я не привык к таким терминам, как «ноумен» и «субъект-объект». Эти концепции были для меня абсолютно новыми. Однако они звучали как выражение истины. Позже я приобрел книги Рамеша и прочел их. Мы посетили также его семинары в Саусалито, Колорадо, Санта Барбаре и Пенсильвании.
В начале 1990 года произошло еще одно совпадение. Я увидел в газете объявление о лекции, которую должны были проводить в Университете местная женщина-просветленная по имени Лигия Данте и физик по имени Амит Госвами. Мы отправились на эту встречу, и когда после окончания я уже направился к двери, чтобы выйти, я увидел на столе стопку брошюр. И я приобрел одну из них за доллар. Это была диссертация Госвами, которая называлась «Идеалистическая интерпретация квантовой физики». Когда я читал эту работу, меня охватило сильное волнение, ибо автор делал заключение — на основе сочетания теории и экспериментальных данных — что Сознание является Высшей Реальностью, а также то, что Сознание пронизывает собой все сущее и слито во вселенной в единое целое. Вот это да! Это было подтверждением того, чему учил Рамеш и исходило из сферы моего собственного опыта.
В 1991 году мы посетили двухнедельный семинар, который Рамеш давал в Мауи. К тому времени учение впиталось в меня достаточно глубоко, что привело к окончательному прыжку. Ниже помещен фрагмент письма, написанного Рамешу примерно через неделю после того, как произошло пробуждение:
Дорогой Рамеш! Я попытаюсь изложить те знаменательные моменты, которые привели к событию 27 апреля. У меня не было проблемы с таким вопросом, как свобода воли, на который Вы потратили столько времени. Со мной произошло слишком много различных совпадений, одно из которых и привело к Вам.
В течение года или двух меня занимал вопрос насчет того, что же является реальным в мире восприятий. Другими словами, я обладал пониманием того, что «вначале человек воспринимает реки и горы как нечто реальное, затем это все видится как иллюзия, и наконец — снова как реальность». Дня за два до того, как «я умер», я горячо обсуждал этот вопрос за обеденным столом. Я никак не мог принять тот факт, что если бы я был единственным живым существом во вселенной, то мир появлялся бы и исчезал каждый раз, когда я засыпал или моргал.
Затем я лег спать, а ночью проснулся с мыслью о том, что в интерпретации квантовой физики Госвами, сознание неизменно является тем фактором, посредством которого электрон попадает в феноменальный мир из неведомой страны Квантовой Механики. В данной области исследования используется метафора волны, и волна — это лишь речевое выражение. Волны, о которых идет речь, представляют собой математическое решение математического уравнения. Кроме того, уравнение уточняет, что эта квантовая волна имеет две части. В математической терминологии одна часть именуется «реальной», другая — «воображаемой». Реальная часть является концепцией — точно так же, как и воображаемая. Так что нет ничего особенного в том, чтобы отождествлять эти волны с ноуменом.
Итак, если сознание может породить электрон и вызвать его проявление в феноменальном мире — а это, как я считал, было доказано наукой вне всяких сомнений, оставалось сделать лишь один шаг до принятия того, что сознание может вызвать проявление и всей вселенной в целом. Именно в тот момент посреди ночи я и принял этот аспект ведического учения. Однако, как я осознал позже, во время вашей последней беседы, я не включал в эту вселенную, которую рассматривал как нереальную, свое собственное тело.
Дальнейшее мое осознание той ночью заключалось в том, что мое предыдущее заключение за обеденным столом было лишь результатом активности размышляющего ума. Сколько бы вопросов он ни поднимал и сколько бы ответов ни давал, вопросы будут бесконечными. Так что был смысл в том, чтобы прекратить искать ответы на вопросы, задаваемые в надежде на то, что все станет более ясным и определенным. Итак, в этот момент я был готов совершить «прыжок веры».
В Мауи я решил посетить Гангаджи, которая живет в горах. Она была ученицей Пунджаджи, который в свою очередь был учеником Раманы Махарши. Она очень волевая и красивая женщина. Ее личность, внешность, слова и глаза подвели меня к опасному краю. Мои слезы и эмоции были чрезмерны, и я отклонил ее приглашение совершить большой прыжок; мне просто не хватило смелости.
Во время своего следующего посещения, двумя днями позже, я сказал ей, что на данном этапе я не в состоянии двигаться дальше и что мне хочется кричать во все горло. Она дала мне такое разрешение — и я заорал. В этом крике была выражена боль моего существования и, наверное, всего человечества в целом. Я был в шоке, а со мной — еще несколько человек. Сразу же я почувствовал себя цельным и свободным от внутреннего стресса. После этого я на несколько часов охрип.
