Выходя, Бен лениво проговорил:
— Интересно, почему чеснок так здорово действует на вампиров? Что-то библейское, или же древнее проклятие, или…
— Подозреваю, что это аллергия, — ответил Джимми.
— Аллергия?
Захвативший конец разговора Каллахэн попросил повторить его. Они тем временем ехали к цветочному магазину «Северная красотка».
— О да, я согласен с доктором Коди, — сказал он. — Вероятно, дело в аллергии… если чеснок вообще срабатывает, как отпугивающее средство. Помните, это еще не доказано.
— Почему? Раз я должен принять, что вампиры существуют (а я, похоже, должен — по крайней мере, в текущий момент), не должен ли я принять также, что это — существа, которым не писаны никакие законы природы? Уж некоторые
— точно. Судя по фольклору, их нельзя увидеть в зеркале, они способны оборачиваться летучими мышами, волками или птицами (так называемый психопомпы) и ужимать тело, проскальзывая в тончайшие трещины. И все же известно, что они видят, слышат, говорят… и, почти наверняка, ощущают вкус. Возможно, им знакомы и неудобства, и боль…
— А любовь? — спросил Бен, глядя прямо перед собой.
— Нет, — ответил Джимми. — Я подозреваю, что любовь — выше их понимания.
Он заехал на небольшую автостоянку возле Г-образного цветочного магазина с примыкающей к нему оранжереей. Когда они вошли, над дверью звякнул колокольчик, а в нос ударил густой цветочный аромат, такой насыщенный, что от мешанины запахов Бена затошнило, и он вспомнил о похоронных бюро.
— Привет. — К ним направлялся высокий мужчина в полотняном фартуке, в руке он держал испачканный землей цветочный горшок.
Только Бен начал объяснять, что им нужно, как человек в фартуке покачал головой и перебил:
— Боюсь, вы опоздали. В прошлую пятницу к нам приходил какой-то мужчина, так он скупил все розы до единой, и в магазине, и на складе: и белые, и красные, и чайные. Новых не будет по крайней мере до среды. Если хотите заказать…
— Как выглядел этот мужчина?
— Очень впечатляюще, — сказал хозяин и поставил горшок. — Высокий, совершенно лысый. Пронзительный взгляд. Курил, судя по запаху, заграничные сигареты. Ему пришлось выносить цветы полными охапками в три приема. Он погрузил их в багажник очень старой машины — по-моему, «доджа».
— «Паккарда», — сказал Бен. — Черного «паккарда».
— Значит, вы его знаете.
— Можно и так сказать.
— Он рассчитался наличными. Очень необычно, если учесть объем покупки. Но, может быть, если вы свяжетесь с ним, он перепродаст вам…
— Может быть, — сказал Бен.
Снова оказавшись в машине, они обсудили ситуацию.
— Есть магазин в Фолмуте… — с сомнением начал отец Каллахэн.
— Нет! — сказал Бен. — Нет! — И его тон, откровенно граничащий с истерикой, заставил всех оглядеться. — А если мы приедем в Фолмут и обнаружим, что Стрейкер и там уже побывал? Что тогда? Портленд? Киттери? Бостон? Вы что, не понимаете, что творится? Он предвидел, что мы будем делать! Он водит нас занос!
— Бен, будь благоразумным, — сказал Джимми. — Разве по-твоему мы не должны хотя бы…
— А ты забыл, что сказал Мэтт? «Не следует браться за дело с убеждением, будто днем он не может подняться и тронуть нас»! Посмотри на часы, Джимми.
Джимми посмотрел.
— Два пятнадцать, — медленно проговорил он и взглянул на небо, словно сомневаясь в правдивости циферблата. Но тот не обманывал: теперь тени падали в другую сторону.
— Он опередил нас, — сказал Бен. — Он всю дорогу идет на четыре шага впереди. Неужто мы и впрямь думали — как мы могли? — что ОН так и останется в блаженном неведении на наш счет? Что ОН не примет в расчет ни возможность быть обнаруженным, ни противника? Надо ехать сейчас, пока мы не истратили остаток дня на пустые споры о том, сколько ангелочков могут сплясать на булавочной головке.
— Он прав, — спокойно сказал Каллахэн. — Думаю, лучше закончить разговоры и отправиться в путь.
— Ну так поехали, — взмолился Марк.
Джимми быстро вырулил со стоянки у цветочного магазина, взвизгнув шинами на мостовой. Хозяин проводил их долгим взглядом: трое мужчин (один из них — священник) и мальчик сидели в машине, на номерном знаке которой стояло обозначение «Д.М.» (доктор медицины), и выкрикивали друг другу совершенно безумные вещи.
Коди подъехал к дому Марстена с Брукс-роуд (тупиковая оконечность поселка). Поглядев на небо под новым углом, Дональд Каллахэн подумал: «Ну и ну, да этот дом просто нависает над головой. Странно, раньше я этого не замечал. Взгромоздился на вершину холма над перекрестком Джойнтер-авеню и Брок-стрит, как на насест… а высота тут, должно быть, идеальная. Идеальная высота и почти круговой обзор городского массива.» Дом был огромным, беспорядочно спланированным, а при закрытых ставнях приобретал в мозгу неудобную, чрезмерно большую конфигурацию, делаясь похожим на саркофаг монолитом, напоминанием о гибели.
А еще в нем произошло убийство и самоубийство, что означало: дом стоит на оскверненной земле.
Каллахэн открыл было рот, чтобы сказать об этом, но передумал.
Коди свернул на Брукс-роуд, и на секунду дом скрылся за деревьями. Потом они поредели, и вот Коди уже сворачивал на подъездную аллею. «Паккард» стоял возле самого гаража, и Джимми, заглушив мотор, достал револьвер Маккаслина.
Каллахэн ощутил, как атмосфера этого места вмиг завладела им. Он вынул из кармана крест, принадлежавший прежде его матери, и надел на шею вместе со своим собственным. В здешних оголенных осенью деревьях птицы не пели. Длинная растрепанная трава казалась неоправданно высохшей и обезвоженной даже для этого времени года, а земля — серой и истощенной. Ведущие на крыльцо ступеньки покоробились самым диким образом. На одном из столбиков крыльца выделялся более светлый квадратик краски — там недавно сняли знак «Посторонним вход воспрещен». Под старым ржавым засовом парадной двери поблескивал медью новый английский замок.
— Может, как Марк, через окно… — неуверенно начал Джимми.
— Нет, — сказал Бен. — Через парадный вход, и баста. Если придется, выломаем дверь.
— Не думаю, что это понадобится, — сказал Каллахэн, и они не узнали его голос. Когда все они выбрались из машины, священник, не задумываясь, повел их к крыльцу. Стоило приблизиться к ступенькам, как Каллахэном овладел тот прежний пыл, какой он полагал пропавшим навеки. Дом словно бы склонялся к ним со всех сторон, из трещин в краске буквально сочилось здешнее зло. И все же отец Каллахэн не помедлил. Всякие мысли о том, чтобы потянуть время, исчезли без следа. В последние минуты он принял руководство на себя, но что-то побуждало его к большему.
— Во имя Господа, Отца нашего! — выкрикнул священник, и в голосе прозвучала хриплая командирская нота, отчего все придвинулись ближе. — Приказываю тебе, зло: изыди из этого дома! Духи, прочь! — И, не отдавая себе отчета, что собирается делать, Каллахэн ударил в дверь зажатым в руке распятием.
Последовала вспышка света (позже все сошлись на том, что действительно полыхнуло), едкое дуновение озона и треск, будто закричали самые доски. Округлое веерное окошко над дверью внезапно взорвалось, наружу полетели кусочки стекла, и в ту же секунду по левую руку от них большое окно, выходящее на газон, харкнуло на траву осколками. Джимми вскрикнул: новый английский замок лег на дощатый пол к их ногам, расплавившись в малоузнаваемую массу. Марк нагнулся, чтобы подобрать его, и ойкнул:
— Горячо!
Каллахэн, дрожа, отодвинулся от двери и опустил взгляд к зажатому в руке кресту.
