делали ее доброжелательным пауком, который восседал в центре паутины коммуникаций, простирающейся от Поворота до восточного Удела.

Мэйбл уже давно наблюдала за домом Марстена, понукаемая желанием увидеть что-нибудь получше, и тут ставни слева от крыльца раскрылись, выпустив золотой квадрат света, который определенно не был ровным свечением электричества. Но Мэйбл лишь мельком засекла то, что могло быть очертаниями головы и плеч мужчины — и это причиняло вдове танталовы муки. А еще повергло ее в странный трепет.

Больше в доме никакого шевеления не было.

Мэйбл подумала: ну что ж это за люди такие, если они открывают окна только тогда, когда ни одна живая душа не может их толком разглядеть?

Она положила бинокль и осторожно подняла телефонную трубку. Два голоса, которые она быстро определила как принадлежащие Хэрриет Дорхэм и Глинис Мэйберри, болтали про то, как этот парнишка — Райерсон — нашел собаку Ирвина Пэринтона.

Мэйбл сидела тихо, дыша ртом, чтобы ничем не выдать своего присутствия на линии.

Дэнни и Ральфи Глик отправились навестить Марка Питри, получив приказ вернуться к девяти. Когда в начале одиннадцатого они не появились, Марджори Глик позвонила Питри домой. Нет, сказала миссис Питри, мальчиков тут не было. Не приходили. Может быть, лучше ваш муж поговорит с Генри. Миссис Глик передала трубку мужу, ощущая в животе легкость страха.

Мужчины переговорили. Да, мальчишки пошли по тропинке через лес. Нет, в это время года ручеек очень сильно мелеет, особенно в хорошую погоду. Не глубже, чем по щиколотку. Генри предложил, что пойдет с мощным фонарем со своего конца тропинки, а мистер Глик — со своего. Может, мальчики нашли нору сурка, или курят, или еще что. Тони согласился и поблагодарил мистера Питри за беспокойство. Мистер Питри сказал — что вы, какое же беспокойство. Тони повесил трубку и успокоил жену — та была напугана. Про себя он решил, что пусть только мальчишки найдутся — оба не смогут сидеть целую неделю.

Но не успел он даже выйти со двора, как из-за деревьев, спотыкаясь, появился Дэнни и рухнул рядом с площадкой для рашпера на заднем дворе. Он был как в чаду, говорил медленно, на вопросы отвечал с трудом и не всегда осмысленно. За отвороты брюк набилась трава, в волосах запутались осенние листья.

Он рассказал отцу, что они с Ральфи пошли по дорожке через лес, перешли вброд по камням Крокетт- брук и совершенно спокойно взобрались на другой берег. Потом Ральфи начал болтать, что в лесу призрак (Дэнни не стал упоминать, что сам вбил братишке в голову эту мысль). Ральфи сказал, что видит какое-то лицо. Дэнни стало страшно. Он не верил ни в призраков, ни в прочую чушь вроде буки, но действительно подумал, будто что-то слышит в темноте.

Что они сделали потом?

Дэнни думал, что они пошли дальше, держась за руки. Но уверен в этом не был. Ральфи хныкал насчет призрака. Дэнни велел ему перестать, потому что скоро станут видны фонари на Джойнтер-авеню. Оставалось всего две сотни шагов. А потом случилось что-то плохое.

Что? Что плохое?

Дэнни не знал.

Они заспорили с ним, разволновались, принялись увещевать. Дэнни только медленно, непонимающе качал головой. Да, он знал, что должен бы помнить — но вспомнить не мог. Честное слово, не мог. Нет, он не припоминает, чтобы обо что-то споткнулся и упал. Просто… все потемнело. Очень сильно потемнело. А следующее, что помнит Дэнни — он лежит на дорожке один. Ральфи исчез.

Паркинс Джиллеспи заявил, что нет никакого смысла идти в лес нынче ночью. Слишком много поваленных деревьев. Может, мальчик просто убрел от тропинки. Они с Нолли Гарднером, Тони Гликом и Генри Питри прошли из конца в конец и по дорожке, и вдоль обочин Джойнтер-авеню и Брок-стрит, громко выкликая Ральфи через мощные мегафоны на батарейках.

Ранним утром следующего дня камберлендская полиция и полиция штата начали совместно прочесывать лесной массив. Ничего не обнаружив, они расширили область поисков. Четыре дня они рыскали по кустам, а мистер и миссис Глик бродили по лесам и полям, обходя поваленные стволы, и с бесконечной щемящей надеждой выкрикивали имя сынишки.

Поскольку успехом поиски не увенчались, очистили тралом дно Тэггарт-стрим и Королевской реки. Впустую.

На пятый день насмерть перепуганная, впавшая в истерику Марджори разбудила мужа в четыре часа утра. В коридоре наверху Дэнни свалился без чувств по дороге в туалет. Скорая помощь увезла его в центральную больницу штата. Предварительным диагнозом был жестокий и запоздалый нервный шок.

Лечащий врач, человек по фамилии Горби, отвел мистера Глика в сторонку.

— Ваш мальчик был когда-нибудь подвержен астматическим приступам?

Мистер Глик, быстро помаргивая, затряс головой. Меньше, чем за неделю, он состарился на добрых десять лет.

— И никакой ревматической лихорадки?

— У Дэнни? Нет… у Дэнни нет.

— А положительной туберкулиновой пробы у мальчика в прошлом году не было?

— Туберкулиновой? У моего мальчика туберкулез?

— Мистер Глик, мы просто пытаемся выяснить…

— Мардж! Мардж! Иди-ка сюда!

Марджори Глик поднялась и медленно пошла по коридору в их сторону. Лицо ее было бледным, волосы причесаны кое-как. Казалось, эту женщину мучает приступ жестокой мигрени.

— Дэнни в этом году делали туберкулиновую пробу?

— Да, — невыразительно сказала она. — В начале учебного года. Проба отрицательная.

Горби спросил:

— Он не кашляет по ночам?

— Нет.

— Жалобы на боль в груди или в суставах?

— Нет.

— Болезненное мочеиспускание?

— Нет.

— Какие-нибудь анормальные кровотечения? Из носа, стул с кровью или, может, царапин и синяков больше обычного?

— Нет.

Горби улыбнулся и кивнул.