Марк принес. Джимми разбил стекло аварийного выхода возле ручки, просунул руку внутрь и щелкнул задвижкой. Внутренняя дверь оказалась незаперта, и они вошли.
Мигом распознав запах, Джимми почувствовал, как сжимаются ноздри, пытаясь не впускать этот смрад, не такой сильный, как в подвале дома Марстена, но по сути столь же противный — запах гнили и мертвечины. Воняло сыростью и тухлятиной. Джимми обнаружил, что вспоминает, как в детстве во время весенних каникул отправился на велике с приятелями собирать вылезшие из-под растаявшего снега бутылки из-под пива и лимонада. В одной из бутылок (из-под апельсиновой шипучки) он увидел разложившийся трупик полевки, которая позарилась на сладкое и потом не сумела выбраться. Нечаянно нюхнув, Джимми сразу отвернулся и его стошнило. Здешняя вонь была такой же убойной — смесь тошнотворно-сладкого с тухло-кислым, которая бешено ферментировалась. Он почувствовал, что желудок подкатывает к горлу.
— Они где-то здесь, — сказал Марк.
Они методично взялись прочесывать дом — кухня, столовая, гостиная, обе спальни, — открывая по дороге шкафы. Джимми думал, что они что-нибудь найдут в гардеробе большой спальни, но там оказалась лишь кучка нестиранной одежды.
— Подвала нет? — спросил Марк.
— Нет, но, может быть, есть место, куда заползти.
Они обошли фургон и увидели вделанную в дешевый цементный фундамент трейлера небольшую дверку, открывающуюся внутрь. На ней висел старый амбарный замок. Джимми сбил его пятью сильными ударами молотка, толкнул полулюк, тот открылся и на них накатила полновесная волна смрада.
— Они тут, — сказал Марк.
Заглянув внутрь, Джимми разглядел три пары ступней, напомнивших лежащие на поле битвы трупы. Одна пара ног была обута в рабочие башмаки, другая — в вязаные домашние тапочки, а третья пара поистине крохотных ножек — босая. «Семейный портрет, — мелькнула у Джимми сумасшедшая мысль.
— «Читательский дайджест», где же ты, когда ты нам нужен?» Его накрыла волна нереальности. «Дитенок, — подумал он. — Как же нам так обойтись с малышом?»
Пометив люк черным восковым карандашом, Джимми поднял сломанный замок.
— Пошли к следующей двери, — сказал он.
— Подождите, — сказал Марк. — Дайте, я вытащу одного наружу.
— Вытащишь?.. Зачем?
— Вдруг дневной свет их убьет, — объяснил мальчик. — И не придется делать это кольями.
Это обнадежило Джимми.
— Ага, ладно. Которого?
— Только не малыша, — немедленно сказал Марк. — Дядьку. Поймаете его за ногу.
— Хорошо, — согласился Джимми. Во рту пересохло. Он сглотнул, и в горле пискнуло.
То, что последовало, оказалось просто невыносимым. Стоило Рою Макдугаллу целиком оказаться на свету, он заворочался, как потревоженный во сне человек. Кожа пожелтела, обвисла, покрылась влажной испариной. Глазные яблоки под тонкой кожей сомкнутых век закатились. Ноги медленно, сонно задрыгались в сырой опавшей листве. Верхняя губа поджалась, показав клыки, не уступавшие по величине клыкам большой собаки, немецкой овчарки или колли. Руки медленно затрепыхались в воздухе, одна мазнула рубашку Марка, и мальчик с криком омерзения рванулся в сторону. большой собаки, немецкой овчарки или колли. Руки медленно затрепыхались в воздухе, одна мазнула рубашку Марка, и мальчик с криком омерзения рванулся в сторону.
Рой перевернулся на живот и медленно, горбясь, пополз обратно. Руки, колени, лицо оставляли на мягком от дождя перегное канавки. Джимми заметил, что прерывистое дыхание по типу Чейн-Стокса, начавшееся, как только на тело упал свет, прекратилось, стоило Макдугаллу полностью оказаться в тени. Как и выделение влаги. Добравшись до своего прежнего лежбища, Макдугалл перевернулся и замер.
— Закройте, — задушенным голосом сказал Марк. — Пожалуйста, закройте.
Джимми затворил люк и, насколько удалось, приладил сбитый молотком замок на место. Перед глазами стояла картина: тело Макдугалла с трудом пробирается по сырым гнилым листьям, как сонная змея. Джимми казалось, что время, когда эта картина будет храниться у него на задворках памяти, никогда не наступит. Даже проживи он до ста лет.
Дрожа, они стояли под дождем и глядели друг на друга.
— К соседям? — спросил Марк.
— Да. По логике вещей, в первую очередь Макдугаллы должны были напасть на них.
Они перешли дорогу и на этот раз красноречивый запах гнили заполнил их ноздри еще во дворе. Под звонком была фамилия Ивенс. Джимми кивнул. Дэвид Ивенс с семьей. Дэвид работал механиком в автоотделе у Сирса, в Гэйтс-Фоллз. Пару лет назад Джимми лечил его, кажется, от кисты.
На сей раз звонок сработал, но никто не откликнулся. Миссис Ивенс они нашли в кровати. Двое ребятишек в одинаковых, разрисованных персонажами из «Винни-Пуха» пижамах, спали на койках в одной спальне. На поиски Дэвида Ивенса времени ушло больше. Он укрылся в неоконченной кладовке над небольшим гаражом.
Входную дверь и дверь гаража Джимми пометил кружками с крестом внутри.
— Неплохо, — сказал он. — Двое за двоих.
Марк застенчиво сказал:
— Можете две минутки подождать? Я бы вымыл руки.
— Конечно, — ответил Джимми. — Я и сам бы вымыл. Ивенсы не будут в претензии, если мы воспользуемся их ванной.
Они вошли в дом. Джимми уселся в гостиной, прикрыв глаза. Вскоре он услышал, как Марк пустил воду в ванной.
На затемненном экране глаз Джимми увидел секционный стол, увидел, как задрожала укрывающая тело Марджори Глик простыня, как из-под нее выпала рука и пальцы начали утонченный хрупкий танец в воздухе…
Он открыл глаза.
Ивенсы содержали свой вагончик лучше, чем Макдугаллы — он был более опрятным и ухоженным. Джимми никогда не встречал миссис Ивенс, но она, казалось, гордилась своим домом. Игрушки мертвых ребятишек аккуратной кучкой лежали в маленькой кладовке — вероятно, в оригинальной брошюрке торговцев подвижными домами это помещение именовалось «прачечной». Бедные дети. Джимми надеялся, что, когда они еще могли наслаждаться ясными днями и солнечным светом, игрушки их радовали. В кладовке стоял трехколесный велосипед, несколько больших пластмассовых грузовиков с игрушечной автозаправочной станцией, трактор на колесах (из-за которого, должно быть, происходили солидные драки), игрушечный биллиард…
Джимми отвел было взгляд и вдруг, потрясенный, снова посмотрел на игрушки.
Синий мел.
Три затененных, висящих в ряд лампы.
В их ярком свете вокруг зеленого стола ходят, стряхивая с кончиков пальцев крупинки синего мела мужчины с киями…
— Марк! — крикнул Джимми, мигом выпрямляясь на стуле. — Марк!
И Марк, как был, без рубашки, бегом примчался узнать, в чем дело.
Около половины третьего Мэтта забежал повидать давнишний ученик (выпуск шестьдесят четвертого года, литература — отлично, сочинение — удовлетворительно). Он не оставил без внимания груды литературы по чародейству и поинтересовался, не пишет ли Мэтт диссертацию по оккультизму. Мэтт пытался припомнить, как же его зовут — Герберт или Хэролд.
Когда Герберт-Хэролд зашел в палату, Мэтт, читавший книгу под названием «Странные исчезновения», приветствовал такой перерыв. Он уже ждал телефонного звонка, хотя понимал, что смело войти в школу на Брок-стрит до трех часов его товарищам не удастся. Старому учителю отчаянно хотелось знать, что же случилось с отцом Каллахэном. А дневные часы убегали с тревожной быстротой, хотя Мэтт всегда слышал, что в больнице время течет медленно. Вот когда он, наконец, почувствовал себя стариком — медлительным и плохо соображающим.
Он начал рассказывать Герберту-Хэролду про вермонтский городок Момсон, чью историю только что
