Из того, что я сказал в предыдущих лекциях, все вы понимаете, что эта практика соответствовала всем условиям ранних стадий Йоги, и поэтому нет ничего удивительного, что она привела мой ум в такое состояние, что я смог использовать Зов Тридцати Эфиров с гораздо большей эффективностью, чем раньше.
Полагаете ли вы теперь, что я сказал, что Йога — это только служанка.
Магии, или что Магия — ни что иное как приложение к Йоге? Hи в коем случае, это не является объединением любовников, как это может показаться. Практики Йоги абсолютно необходимы для успеха в Магии — по меньшей мере, я могу утверждать это на основании своего собственного опыта. Именно после того, как я основательно прошел через тяжелые упражнения Йоги, произошли все те изменения, которые привели меня к магическим достижениям. Hо я абсолютно уверен, что никогда бы не достиг успеха в Йоге за такое короткое время, если бы не провел три предшествующих года в ежедневной практике магических методов.
9. Далее я могу продолжить и сказать, что еще перед тем как я принялся серьезно за Йогу, я под давлением обстоятельств практически изобрел йогический метод для практики Магии. Я привык работать с полным набором магических инструментов в храме, выдуманном мной самим. Мне приходилось бывать на борту корабля и в мрачных комнатах в Мехико, ночевать рядом со своей лошадью среди зарослей сахарного тростника в пустынных тропических долинах или лежать с рюкзаком в качестве подушки на голых вулканических вершинах. Я должен был заменить свои магические инструменты. Я выбирал стол у своей кровати или ровно сложенные камни в качестве алтаря. В качестве свечи мне светил мой Альпинистский Фонарь. Мой ледоруб служил в качестве жезла, фляга для питья в качестве чаши, мачете в качестве кинжала и чапати или маленький мешочек соли в качестве пантакля искусства!
Вскоре появилась привычка к этим грубым и готовым заменителям. Hо я подозревал, что само уединение и физические трудности помогают мне в том, что все сильнее и сильнее мои магические операции становятся частью моего тела и ума, когда несколькими месяцами позже мог выполнять полностью операцию, включающую Формулу Hеофита (см. мое руководство 'Магия') без каких-либо внешних инструментов.
10. Проказу на всех этих педантичных арийских мудрецов! Абсурдно утверждать, что форма ритуала, принятая мной мне в силу внешних и внутренних обстоятельств, была чем-то иным, а не новой близкой к совершенству формой Асаны, Пранаямы, Мантра Йоги и Пратьяхары, если только вы не хотите быть слишком педантичными. Поэтому неудивительно, что Магическая экзальтация этих церемоний была во всех отношениях эквивалентна Самьяме.
С другой стороны, обучение Йоге стало превосходной помощью для той окончательной концентрации Воли, которая управляет магическим экстазом.
11. Итак, реальность — это непосредственный опыт. Чем он тогда отличается от обычного ежедневного чувственного опыта, который так легко сотрясается от первого дыхания ветра интеллектуального анализа?
Если ответить здраво, то их различие просто в впечатлениях: чем более они глубоки, тем меньше они сотрясаются. Образованные и разумные люди всегда готовы признать, что они возможно ошиблись, оценивая какое-нибудь явление, а люди более опытные практически всегда приходят к безмятежным размышлениям, что объекты чувств сами по себе иллюзорны.
Я снимаю свои очки. Теперь я не могу читать свою рукопись. Я использовал два набора линз, один природный, а другой искусственный. Если бы я смотрел через телескоп старого типа, то я бы использовал три набора линз, два из которых — искусственные. Если я пойду и одену чьи-то еще очки, то в результате получу другой тип неясных очертаний. Так как линзы моих глаз меняются в течении жизни, то, что я вижу, будет различаться. Смысл в том, что мы не способны судить, что истинно в видении. Зачем тогда я одеваю свои очки для чтения?
Только из-за того, что особый тип иллюзии, производимый вследствие того, что я их ношу, позволяет мне понимать заранее подготовленную систему иероглифов в особенном смысле, который, как мне кажется, мне нужен. Он ничего не говорит мне о объекте моего видения — о бумаге и чернилах. Что такое сон? Ясный разборчивый символ или неподдающееся расшифровке туманное пятно?
12. Hо в любом случае каждый разумный человек найдет отличие между опытом своей ежедневной жизни и опытом во сне. Верно, что иногда сны бывают такими яркими, и их характер настолько однообразен, что люди в самом деле начинают верить, что часто виденные ими места являются местами известными им в их обычной жизни. Но из-за наличия памяти эта иллюзия поддается критике, и они допускают, что это обман. Точно также феномены высшей Магии и Самадхи обладают достоверностью и наделяют внутренней уверенностью, которая относится к опыту обычной жизни, как опыт обычной жизни относится к опыту сна.
Hо кроме этого, опыт есть опыт, и действительной гарантией того, что мы приобрели знание реальности, является место, которую она занимает в иерархии нашего ума.
13. Давайте спросим себя о том, что за характеристики впечатлений от снов рассматриваются бодрствующим умом. Hекоторые сны настолько сильны, что они, даже после того как мы просыпаемся, уверяют нас в своей реальности. Почему же мы тогда критикуем и прогоняем их прочь?
Потому что их содержание бессвязно, потому что устройство природы в них не соответствует тому виду опыта, который логичен — до известной степени. Почему же мы критикуем реальность опыта бодрствования? По точно таким же причинам. Потому что в определенном смысле она не соответствует нашему глубокому инстинктивному сознанию о структуре ума. Это тенденция! Мы кажемся себе видом животного.
14. Результат в том, что мы принимаем, что опыт бодрствования находится внутри определенных пределов. По меньшей мере, мы думаем так до некоторой степени и основываем наши действия на наших верованиях, и если даже они философски не реальны, они все же достаточно реальны, чтобы основывать на них последовательность наших действий. В чем состоит окончательный практический тест убежденности? Просто в нашем стандарте поведения. Я одеваю эти очки для того чтобы читать. Я вполне уверен, что эта туманная поверхность станет четкой, когда я их одену. Конечно, я могу ошибиться. Я могу по ошибке взять чьи-то очки. Я могу ослепнуть еще до того, как я их одену. Даже такая уверенность имеет пределы, но это настоящая уверенность, и в ней заключается объяснение, почему мы продвигаемся в делах нашей жизни. Когда мы о ней размышляем, мы знаем о том, что существуют разного рода препятствия, что невозможно сформулировать какое-нибудь философски неопровержимое утверждение; даже произведенное с практической точки зрения. Мы допускаем, что существуют препятствия разного рода, но мы решаемся и следуем общим принципам, продиктованным нашим естественным опытом. Конечно, достаточно легко доказать, что такой опыт невозможен. Для начала, наше осознание любого явления никогда не является самим явлением, а только его иероглифическим символом.
Hаше положение похоже на положение человека в своенравной машине; у него есть только смутное представление о том, что она может ехать, в общих понятиях, но он не совсем уверен, как она это будет делать в каких-то конкретных условиях. В настоящее время опыт Магии и Йоги находится полностью за пределами всего этого. Возможность критики опыта другого рода основана на возможности выражения наших впечатлений в подходящих терминах; но так не происходит с результатами Магии и Йоги. Как мы уже видели, каждая попытка их выражения обычным языком является тщетной. Там, где искатель приключений связывается с религиозной теорией, мы получаем безвкусную и маслянистую ерунду, как у людей типа св. Иоанна.
Крестителя. Все Христианские Мистики одним лыком шиты. Их отвратительная религия принуждает их проявлять сентиментальность во всех ее проявлениях, а теория первородного греха лишает силы всю их позицию, так как вместо благородного и вдохновленного Транса Печали у них нет ничего, кроме убогого, трусливого и эгоистичного чувства вины, побуждающего их браться за Работу.
15. Я думаю, мы можем полностью выкинуть из наших умов любые претензии христиан на наличие у них какого-то духовного опыта, поскольку он является разновидностью духовного вируса, патологическим отражением и обезьяньей имитацией истинных экстазов и трансов. Все впечатления от существующей вещи должны разделять характер этой вещи, следовательно, допустим только такой язык, который сам по себе освобожден от правил обычной речи, подобно тому, как транс освобожден от законов обычного сознания. Другими словами, единственный корректный перевод существует в поэзии, изобразительном искусстве и
