– Гена… – негромко сказал Владик. – Я не поеду, Гена.

Генка замер: не послышалось ли?

– Что? – шепотом спросил Генка.

– Не поеду, – повторил Владик.

– Почему? – сказал Генка напряженно и быстро. Он сидел чуть позади Владика и видел только его затылок и щеку на фоне реки и неба. Лица не видел. Да и что разберешь в сумерках?

– Не хочу, – отозвался Владик.

– А Илька?

– А что Илька? С папой поедет. Они вдвоем не соскучатся.

«Может быть, из-за Ильки он не едет? – мелькнула мысль. – Может, обиделся, что Илька все время липнет к его отцу?»

– Иван Сергеевич не разрешит тебе остаться, – уверенно сказал Генка.

– Разрешит.

– Он знает?

– Да.

Ох, до чего же все было непонятно!

– Владька! – отчаянно и жалобно заговорил он. – Что ты мне мозги выкручиваешь? Сначала – «поеду», потом – «не поеду». Сам, что ли, не знаешь, что тебе надо?

– Знаю, – сказал Владик и повернулся к Генке. В глазах его блеснули точки береговых костров. Как насмешливые искорки. Но Владькины слова были совсем не насмешливы: – Конечно, я сначала хотел… Обидно ведь, столько времени у моря жил и почти не видел его. Думаешь, не обидно?

Это Генка понимал.

– А сейчас? – спросил он.

– Знаешь, как плохо лежать после операции? – сказал Владик. – Лежишь в этой проклятой темноте и ничего еще не знаешь. Повязка на глазах. Я тогда все время про одно думал… Вот приеду домой, снова будет август. Опять змея запустим. Я свой, а ты свой. Вместе. Как в том году… А тут все кувырком пошло из-за этой Одессы. Ну, не совсем кувырком: сначала казалось, что хорошо, а потом… Опять получается ты здесь, а я там… – И он сказал, словно ставя точку: – Я так не хочу.

Генка закрыл глаза и увидел то, что хотел увидеть: неудержимый ход облаков и кипение ветра в тополях. От таких ветров певуче и туго начинают гудеть нити «конвертов».

Нарастающими толчками поднималась в Генке радость. Он никогда не думал, что радость можно чувствовать так же, как боль, как тепло, как ветер.

Генка рывком поднялся и шагнул к воде. Она тихо качнулась навстречу, замочила кеды. Генка зачем-то тронул воду ладонью.

– Теплая…

Он боялся, что начнет говорить сейчас суетливо и много, как говорят чересчур обрадованные люди.

Но молчать тоже было нельзя.

– А жить где будешь, пока они ездят? У тетки? Давай лучше у меня. У нас места много, отец уехал.

– Да нет… – сказал Владик. – Я, наверно, у тети Тамары буду.

– У кого? – удивленно переспросил Генка.

– Ну… у Илькиной мамы.

И, растерявшись от неожиданной догадки, Генка сначала спросил, а потом испугался своего любопытства:

– Слушай, а они поженятся, да? Твой отец и… тетя Тамара…

Владик помолчал, а Генка в эти секунды отчаянно сожалел, что сунулся с таким вопросом.

– Ну… я не знаю, – ответил наконец Владик. – То есть наверно… Да.

Генка снова сел рядом. Совсем рядом. Надо было что-то сказать Владику.

– Она хорошая. Только строгая, – заметил Генка.

– Тетя Тамара? – изумленно сказал Владик. – Да что ты. Она совсем добрая. Илька уж ни капельки не слушается, от рук отбился, козел несчастный.

Они оба засмеялись.

Илька был товарищ. Товарищ, вот и все. Генка иногда покрикивал на него по привычке, но давно уже не думал о нем как о маленьком. А Владик говорил сейчас про Ильку как про младшего братишку. И такой разговор очень многое делал понятным.

– Слушай, Владь… Значит, он будет у тебя как брат?

– Илька? Да… Значит, будет. Брат… Смешно, верно?

Все еще улыбаясь, Генка сказал: