Разбиться было совсем нетрудно, особенно во время половодья. По всему берегу между водой и откосами тянулась плоская песчаная полоса, а здесь из-под глины выходила гранитная порода и отвесно обрывалась в реку. Мыс врезался в воду, как бастион береговой обороны; не хватало только пушек. Льдины по очереди тыкались в его подножие и, убедившись в прочности камня, отходили подальше.

Яшка устал смотреть на кружение льдин. Взгляд его заскользил вверх по гранитным ребрам. Из каменных щелей торчали редкие сухие стебли и дергались под ветром.

Там, где раньше стояла церковь, остался невысокий земляной холм. Его край нависал над обрывом узким козырьком, лохматым от прошлогодней травы и вылезших корней. Казалось, что мыс хмурит брови.

Облака не выдержали наконец солнечного напора и в одном месте разбежались. Рванулся широкий сноп лучей. Склон холма, обращенный к реке, так заблестел обледенелым снегом, что Яшка зажмурился. И не сразу увидел, как на этом снегу, над самым козырьком, копошатся две маленькие фигурки.

А когда увидел, удивился.

Сначала просто удивился: что они там делают? А потом испугался. Слишком уж близко от края они были. И даже отсюда было видно, какой скользкий этот склон, облизанный косыми лучами и теплым ветром. Балбесы! Наверно, первоклашки какие-то. Ума, как у цыплят.

Скользя подошвами, он взбежал на бугор, чтобы крикнуть оттуда: «Вы, малявки! Марш наверх! Жить надоело?»

Он не крикнул. Не успел, потому что один из ребят, тот, что держался повыше, поднял голову и крикнул сам:

– Эй! Помоги вылезти! А то мы, кажется, затарахтим вниз!

«Факт, затарахтят», – подумал Яшка. И почувствовал непрошенную радость оттого, что не он царапается на скользкой и опасной кромке. Это была скверная радость, Яшка понимал. Но, в конце концов, при чем здесь он? Ведь не по его вине оказались там эти безмозглые котята.

– Удобно устроились, – ехидно сказал Яшка. – Чего это вы там искали?

Тот, что просил помочь, – худощавый малыш в сбитом на затылок шлеме с медными пуговками и в пальтишке из такой же серой материи, – медленно и сердито посмотрел на Яшку. Потом пожал плечами. В самом деле, не до разговоров. Другой мальчишка, в синей вязаной шапочке с помпоном, сказал:

– Веревку бы…

Яшкина радость испарилась. Положение было жуткое и дурацкое. Уйти он теперь не мог: чего доброго, эти акробаты и вправду загремят с обрыва. Высота с трехэтажный дом, а внизу или жгучая от холода вода, или льдины. Неизвестно, что хуже… Веревку бы… Где ее возьмешь? Сбегать бы в какой-нибудь дом, но страшно: вернешься, а вдруг этих уже нет…

Яшка осторожно спросил:

– Эй, вы… Вы еще держитесь?

– Держимся, – ответил мальчик в синей шапке. – Только, кажется, снег сползает.

Ох, этого еще не хватало!

Они вели себя очень спокойно. Яшка даже позавидовал такой смелости. Двигаться было опасно, и оба малыша почти не шевелились теперь. Они просто ждали от Яшки помощи. Тот, что в синей шапке с белым помпоном, замер на четвереньках. Он вцепился в ледяной выступ, и даже сверху Яшке было видно, какие красные и застывшие у него пальцы. А второй держался на спине, цепляясь каблуками и локтями за вмятины в обледенелом снегу. На Яшку он теперь не смотрел: было неудобно поворачивать голову. Он смотрел на рваные облака. Маленький матерчатый шлем совсем съехал на затылок. Волосы у мальчишки были светлые и курчавые. Ветер ерошил и спутывал эти мелкие колечки. Яшке стало совсем нехорошо. Начал в нем подниматься тяжелый, расслабляющий страх.

Яшка не боялся бы так, если бы еще не знал точно, что делать. Но он уже знал. Он видел, как, выступая из-под наледи, тянется наискосок по склону узкая грядка глинистых комьев. Конец ее совсем недалеко от ребят. Если протянуть им оттуда сумку…

А если сорвется ботинок? Глиняные комки небольшие и, наверно, крошатся под ногами…

Яшка сбросил с плеча и взял в левую руку сумку. Выдохнул сквозь сжатые зубы воздух и скользнул по мокрой ледяной корке к выступу из глины.

Страх булькал в нем, как вода, но Яшка довольно быстро добрался до конца рыжих комьев и остановился прямо над мальчишкой в шлеме, осторожно присел на корточки и толкнул к нему по снегу сумку. Все оказалось просто. Малыш вцепился в ремень, перевернулся на живот и ловко выбрался к Яшке, встал рядом.

– Топай наверх. Да осторожней, – сурово сказал Яшка.

– А Валерка? – Мальчик смотрел на оставшегося товарища.

– Мотай наверх! Обойдемся без тебя! – прикрикнул Яшка.

Он перестал бояться. Всю жизнь все командовали Яшкой, а сейчас командовал он, и его слушались. Попробовали бы не послушаться!

– Марш! – повторил он. Посмотрел на перемазанное серое пальтишко и добавил: – Перемазался как черт. Дома тебе достанется…

– Наверно… – вздохнул малыш и, оглядываясь, начал выбираться наверх.

С Валеркой было труднее. Сумка не доставала до него. Никак не доставала. Яшка вспомнил про нож. Ржавым своим перочинным ножом он принялся перепиливать ремень там, где он был пришит. Дергал тупым лезвием и опасливо поглядывал: держится ли еще Валерка? Тот держался.

Наконец ремень был перерезан. Сумка висела теперь на одном его конце, зато длина ремня стала больше в два раза.