Дэвон закрыла глаза. О, эти опустошающие душу воспоминания! Она не хотела думать о Хантере. Она потеряла и его тоже — как и ребенка. О нем не было слышно ни слова с тех пор, как его отправили на север, в эту плавучую тюрьму, и, в глубине души, она понимала, что он скорее всего тоже уже умер, хотя Мордекай вовсю старался убедить ее, что он жив. Тревожное выражение его лица не очень-то соответствовало этим оптимистическим заверениям. Она, так же, как и Элсбет, хорошо знала, что представляют собой эти плавучие темницы. Они никогда об этом не говорили, но каждый боялся худшего.

Капельки слез все еще продолжали катиться одна за другой по ее бледным щекам. Она уже их даже и не замечала. Нет, она больше не будет бороться со смертью. Она не хочет больше оставаться на этой земле, где с самого рождения она мало что знала, кроме боли. Она хотела быть вместе с теми, кого она любила. В этой жизни у нее больше никого нет.

Погруженная в свои мрачные мысли, Дэвон не слышала, как на террасу вышла Элсбет, не посмотрела на нее и тогда, когда поняла, что она уже не одна. Ее взгляд по-прежнему был устремлен куда-то вдаль, за эти влажные, зеленые поляны: она была вся в ожидании ангела смерти, который наверняка прячется в этом холодном сером тумане.

Элсбет озабоченно сдвинула брови. Как вернуть Дэвон к жизни? Конечно, она была жива физически, но не духовно. Она оправилась после выкидыша. Сердце ее билось, легкие дышали — но это были единственные признаки того, что она жива. Она целыми днями сидела вот так, на ступенях террасы; еду ей приносили сюда, она съедала несколько кусочков — и все. Элсбет опасалась, что Дэвон просто решила уморить себя. Она просто не знала, что делать. Депрессия у Дэвон не только не уменьшалась, а скорее с каждым днем усиливалась.

Элсбет тихонько подошла к Дэвон, присела в кресло-качалку. Половицы пола заскрипели, когда она закачалась в кресле. Дэвон не пошевелилась и никак не отреагировала на ее присутствие. Элсбет посмотрела на нее, и сердце у нее сжалось от жалости. Мало кто узнал бы в ней ту кипящую внутренним огнем женщину, на которой женился Хантер.

— Дэвон, тебе обед принести сюда?

Не отвечая на ее вопрос и не глядя в ее сторону, Дэвон тихо спросила:

— Как ты можешь быть так добра ко мне после всего, что я натворила? Я же знаю, как ты любила Хантера, и если бы не я, ты была бы сейчас замужем и он был бы жив…

Элсбет медленно продолжала раскачиваться в своем кресле, ее взгляд тоже прошелся по серому, какому-то заброшенному ландшафту, и мысли ее обратились к человеку, который сейчас лихорадочно пытался раздобыть хоть какие-то сведения, необходимые, чтобы вытащить Хантера на свободу — если он, конечно, еще жив. Как она любила Мордекая — и не в последнюю очередь за его преданность и верность тем, кого он любит! Она бы не хотела, чтобы в прошлом что-то сложилось по-иному ведь тогда она бы не обрела любви Мордекая. Боже, как ей не стыдно! Ведь жизнь Хантера — под угрозой, а она думает о себе!

— Ты права, я любила Хантера с самого детства, но у меня нет обиды на тебя за то, что случилось. Я верю, что бы ни делалось, все к лучшему, хотя пока мы этого и не ощущаем.

Не веря своим ушам, Дэвон впервые обратила свой взгляд на Элсбет. Недоверие смешалось с осуждением:

— Как ты так можешь говорить? Что же здесь хорошего: я потеряла ребенка, Хантера нет больше с нами. Если бы он не спас мне жизнь, он бы сам остался в живых, а Сесилия готовилась бы к своему выпускному балу, как и полагается девушке в ее годы. А теперь ее разыскивают, как убийцу, и повесят, если поймают…

— Дэвон, не надо корить себя за то, что произошло с Хантером и Сесилией. Не твоя вина, что Сесилия убила Нейла Самнера. Хантер решил помогать патриотам задолго до того, как встретил тебя. Он знал, на что идет. И он пошел на это — как и многие другие — потому что хотел видеть Виргинию свободной от британского ига.

— Но арестовали-то его из-за меня. Если бы Нейл Самнер не узнал меня, Хантер никогда не попал бы под подозрение.

— Может быть, но мы с самого начала все понимали, что это лишь дело времени, пока ему удастся сохранять свою тайну. Меня вообще удивляет, что его раньше не заподозрили. Он так свободно вращался в обоих лагерях. Других, кто сохранял верность короне, давно бы уже вымазали дегтем и вываляли в перьях, а Хантеру все было нипочем; мало кому из роялистов удавалось найти покупателей на свой урожай, а Баркли-Гроув продолжал процветать. Не будь полковник Браггерт такой дубиной, он бы давно уже должен был догадаться, что в его окружении действует шпион противника.

Элсбет помолчала, пытаясь справиться со спазмом в горле, возникшем при мысли, что никогда в жизни больше не увидит Хантера.

— И ты должна помнить, что у нас нет никаких доказательств, что Хантер мертв. Мы должны верить, что он жив, Дэвон. И что он к тебе вернется. И что Сесилия в безопасности… где бы она ни была сейчас.

Глаза Дэвон вновь увлажнились, и она отвернулась. Хоть бы Элсбет оказалась права! — молила она про себя. — Только бы Хантер был жив! Но вот насчет чего она уж явно ошибается — так это, что он вернется к ней. Ее пальцы вновь прошлись по пустому, плоскому животу, теперь ей нечем удержать Хантера около себя, да она и не будет его просить быть с ней. Она его слишком любила, чтобы не дать ему соединиться с женщиной, которую он по-настоящему любит — с Элсбет. Если бы это было угодно Богу, она отдала бы с радостью свою жизнь, только бы жил Хантер.

«Боже, дай Хантеру вернуться к тем, кого он любит, и клянусь, я никогда больше не омрачу его жизнь своим существованием», — молча молила Дэвон — и вдруг из тумана появилась фигура всадника.

Да, это те же темные волосы, те же очертания фигуры — Дэвон вскочила на ноги и бросилась вниз по ступенькам; Элсбет не успела ее остановить. Имя Хантера уже трепетало на ее устах. Фигура на секунду исчезла в лоскуте тумана, появилась вновь; всадник остановился в нескольких футах от нее. Это был Рурке О'Коннор.

Он узнал жену Хантера, и по выражению его красивого лица можно было понять, что это для него приятный сюрприз. Он улыбнулся — проказно-хамовато, грациозно поклонился в седле, взмахнув треуголкой:

— Миледи, приятно видеть вас — причем не мертвой, хотя мне о вас именно так сказали Дэвон сразу потухшим взглядом вглядывалась в человека, которого она приняла за своего мужа. Волна разочарования, даже гнева поднялась в ней.

— Так вы не Хантер… — сказала она, каким-то даже обвинительным тоном.

Рурке снова отвесил поклон.

— Это вы метко подметили, миледи. Но я как раз приехал поговорить насчет него и его сестрички Сесилии.

— Так вы не Хантер, — снова повторила Дэвон с нарастающим гневом. У нее вдруг возникло чувство, как будто она второй раз потеряла мужа, — и зашаталась под тяжестью непереносимой боли.

Рурке быстро спрыгнул на землю и успел подхватить Дэвон прежде, чем она рухнула. Он легко поднял ее на руки. Она недвижно смотрела куда-то вдаль, мимо человека, который так похож на ее супруга.

— Внеси ее в дом. Она очень больна, нельзя, чтобы она охладилась, — распорядилась Элсбет, указывая ему путь в спальню Дэвон.

Рурке осторожно положил Дэвон на широкую двуспальную кровать и встал в сторонку Элсбет накрыла ее одеялом, пощупала лоб. Вроде не горячий. Прошептала:

— Отдохни, Дэвон. Скоро тебе станет лучше.

Управившись с больной, Эслбет занялась симпатичным морячком — впрочем, и на суше он был хоть куда. Приветливая улыбка несколько смягчила жесткие складки озабоченности на ее лице. Она провела его в холл и закрыла дверь — как оказалось, недостаточно плотно.

Ей всегда нравился кузен Хантера — еще когда они были детьми. Она понимала его стремление доказать всем, что он вполне самостоятельный и ни в ком не нуждается. Другие его сторонились, а она пыталась подружиться. Это было нелегким делом — особенно, когда в последние годы его репутация стала оставлять желать лучшего. Однако она старалась всегда помнить, что этот человек, которого многие