снаряд из наших аккумуляторов пропускается громадной силы электрический ток. Он взаимодействует с магнитным полем. Каждый знает, что магнитное поле не терпит присутствия электрического тока, который искажает его, поэтому оно с колоссальной силой выталкивает снаряд с током прочь. Начальная скорость, обретаемая снарядом, достаточна, чтобы перебросить его через два океана. М-да!.. Позвольте, господин Кадасима… Я осмелюсь выразить опасение, что вы не слушаете меня.

— Да, я не слушаю вас, господин Кленов, хотя в другое время я заплатил бы вам за эти сведения немалые деньги. Сейчас у меня с вами иной разговор. Моя ставка проиграна. Как истый японец, я должен уйти из жизни и ждать другого перевоплощения. Но я должен выполнить это согласно всем нашим обычаям.

— М-да!.. Хорошо ли я вас понимаю?

— Я уничтожен, я не нужен никому… Нет никого, кто внял бы последней моей мольбе. Я должен умереть!

— М-да!.. — сказал Кленов и растопырил локти.

В этот момент мимо прошел бывший полковник, а ныне майор Молния. Профессор вежливо поздоровался с ним.

— Я должен умереть, Иван Алексеевич! Но у нас существуют традиции, которые я не могу переступить! У меня есть в мире только один человек, на дружбу которого осмеливаюсь я рассчитывать. И этот человек вы, Иван Алексеевич.

— Я? М-да!.. — удивился Кленов.

— Да, вы. Вы единственный человек, который может и должен оказать мне последнюю услугу.

— Услугу? М-да!.. Пожалуйста, что могу… Извольте!

— О, я знал это! Я не мог сомневаться. Мы связаны кровью, пусть случайно не пролитой, но все же кровью!..

— М-да.!. М-да!.. — сразу рассердился Кленов.

Японец выхватил кинжал. Профессор в испуге попятился.

— Не бойтесь! Это священный вакасатси. Я ношу его с собой как защиту от всех жизненных невзгод. У японского дворянина из жизни есть только одна дверь, на пороге которой лежит этот кинжал.

— М-да!.. Но я не вполне понимаю…

— В древней стране Ямато есть священный обычай сеппуку, или харакири… Этим кинжалом японец взрезает себе живот, а друг его, выполняя роль кайтсаки, должен отрубить ему в этот момент голову. Я привез для этого саблю… Иван Алексеевич, об этой дружеской последней услуге я прошу вас!

— Что? — в испуге закричал Кленов, отскакивая от японца и хватаясь за сердце.

Лицо старого японца исказилось от внутреннего страдания.

— Я не могу уйти из жизни иначе. Поэтому я прошу, я умоляю вас, профессор: отрубите мне голову, когда я вспорю себе живот!

— М-да!.. Но, позвольте… ведь я же не умею рубить головы…

Японец упал на колени и, держа в одной руке кинжал, другой хватался за полы пальто профессора.

К ним подошел секретарь министра:

— Василий Климентьевич просит вас на испытание, профессор. Сейчас будет произведен эксперимент выстрела. Всем остальным предлагается скрыться за прикрытия.

— М-да!.. Я сейчас, сейчас… — растерянно говорил профессор, глядя на распростертого на песке японца.

Секретарь остался с хнычущим японцем, а Кленов зашагал прочь. Два раза он сердито обернулся.

— Мы ждем вас, — сказал министр, увидев Кленова.

— М-да!.. Понимаете, задержался… Какие-то совершенно необыкновенные предложения… Никогда в жизни не слышал ничего подобного! — Руки профессора тряслись.

— Товарищ майор!

— Есть!

— Все ли готово?

— Есть все готово.

— Ваши координаты?

— Триста сорок семь и девятьсот восемьдесят четыре.

— Так. Подождите. — Министр полез в карман гимнастерки и вынул маленькую записную книжку. — Я, друзья, на досуге прежде астрономией и математикой занимался. Вот и решил траекторию подсчитать… Подождите, посмотрю, что у меня получилось. Так…

Молния удивленно смотрел на министра.

Молния, еще в бытность свою полковником, написал классический труд о сверхдальней стрельбе. Ему он и был обязан тем, что, отстраненный от руководства строительством, он все же остался при батарее сверхдальнего боя, чтобы произвести залп. Все подсчеты были сделаны им на основе этого труда. И вот Василий Климентьевич неожиданно сомневается теперь даже в правильности его расчетов. Но Молния не повел и бровью. Он умел сносить невзгоды, понимая, какому делу служит.

— Триста сорок семь и девятьсот восемьдесят шесть? — спросил Василий Климентьевич, суетливо и застенчиво перелистывая книжку.

— Нет, триста сорок семь и девятьсот восемьдесят четыре, — твердо сказал Молния.

Министр нашел нужную страницу, голос его сразу стал, как и прежде, уверенным:

— А по-моему, девятьсот восемьдесят шесть. Я учел некоторые дополнительные моменты притяжения космических тел. Знаете задачу о трех телах?

— Разве вам удалось решить эту задачу? — удивился Молния.

— В общем виде нет. Но методом постепенного приближения подсчитать конкретный случай можно.

Молния пожал плечами.

— Прежде вам пришлось бы только один случай подсчитывать несколько лет.

— Вы правы. Но в наш электронный век это делает электронно-вычислительная машина. Это оказалось даже легче, чем переводить с одного языка на другой, играть в шахматы, точно определять по миллиону данных прогноз погоды, она может решить и наш случай.

— Вы правы, — сказал Молния. — Без электронных машин не обойтись.

— Все дело в программе вычислений. В моем случае машина получила цифры: триста сорок семь и девятьсот восемьдесят шесть.

— Я могу изменить прицел. Промах не играет сейчас роли.

Василий Климентьевич нахмурился.

— Сейчас, может быть, и не играет. Но мы с вами ведь собирались взорвать остров Аренида. Точность прицела решает в таком случае все.

— Какие будут приказания? — сухо спросил Молния.

— Что ж, проверим? Тогда, товарищ майор, будьте любезны изменить прицел.

С безразличным видом Молния подошел к аппарату и отдал распоряжение.

Пока ждали сигнала готовности, все молчали.

Кленов, растопырив локти, хмуро смотрел в пол. Наконец сигнальная доска засветилась. Министр взглянул на Молнию.

— Огонь!

— Есть огонь! — Молния нажал кнопку.

Задрожали стены. Пол под ногами заколебался. За окном взметнулись тучи песка.

Министр указал глазами на экран.

В первое мгновение ничего нельзя было разглядеть. Потом стала отчетливо вырисовываться Земля, словно видимая с громадной высоты. С непостижимой быстротой она сначала превратилась в вогнутую чашу, с одного конца которой виднелось море. Потом чаша эта, постепенно поворачиваясь и удаляясь, стала закругляться с краев, превращаясь в шар.

Молния, Кленов и министр переглянулись. Они видели земной шар, который благодаря полету