этих забот, как это ни странно, я получаю истинное наслаждение. Но ты скоро и сама это изведаешь. Я рада за тебя!

У мамы на все железные установки. Ты ведь ее знаешь. Она считает, что сделала из папы человека, а теперь мечтает и из меня «вылепить» крупного инженера. А потопу решила, что забота о ребенке не должна вытеснить у меня того, что она считает главным, ради чего я училась, окончила институт, даже стала изобретателем. Словом, как ни говори, а бабушки — это здорово! Ты выписывай к себе маму из Воронежа без разговоров.

Непременно!

Так я и воспитываю наших с Костей сына и дочь. Под дочерью я разумею наше с ним изобретение «труба до неба», о которой я тебе в Москве все уши прожужжала.

После заключения договора о совместной разработке и использовании нашего с Костей изобретения фирмой «Электрик пайп компании у нас в Москве была создана группа при одном из Московских научно- исследовательских институтов, куда меня п распределили. Кроме нас с Костей туда вошли и опытные дядьки-специалисты. Так что у нас не „детский сад“!

Предстояло разработать проект экспериментальной установки энерготрубы. Наш канадский знакомый Александр Максимович несколько раз приезжал в Москву.

Все-таки он хитер, себе на уме, бестия! Одно слово — «бизнесмен»! Избегает риска, и все мысли его — о выгоде, барыше и акционерах. Сначала договаривались делать две установки по одному проекту — в СССР и Америке. Но он неожиданно «переиграл». Желая угодить своим акционерам и сразу с гарантией выдать энергию из «ветровой трубы», он уклонился от принятого раньше совместного плана, сослался на новые указания своего отца (директора компании), стал настаивать на самостоятельной заокеанской установке в Скалистых горах. И строить там не поднимающуюся в небо мягкую трубу, как у нас задумано, а спускающуюся сверху по горному склону жесткую, использующую рельеф местности в каком-то там каньоне.

Я с пеной у рта возражала, готова была кусаться, доказывала, что это не даст того эффекта, как наша мягкая труба, поставленная в любом месте и уходящая в верхние холодные слои воздуха. В Скалистых горах не может быть такой разницы температур, потому что даже на высоте одного километра над трубой будет сказываться тепло нагретых солнцем горных склонов.

Чтобы подняться до зимней температуры, придется строить трубу более высокую, чем мы с Костей задумывали. Даже линии снегов может оказаться мало!

Я так отчаянно спорила, что наговорила Александру Максимовичу кучу резкостей. Костя потом сказал, что я теперь в полной мере раскрыла канадцу свой характер и он, пожалуй, будет Костю, бедненького, жалеть. Но, честное слово, не такой уж у меня плохой характер! Ты-то меня знаешь! Да и Косте жаловаться не на что. Одна только мама могла бы насчет меня чуть-чуть согласиться.

Пусть в этом вопросе строительства установки в Скалистых горах мы и повздорили, все же против канадца я ничего не могу сказать. Во всем остальном он мне даже нравится: воспитан, сдержан, умеет ухаживать за женщинами, и даже, представь, я жалела, что мы с тобой не на прежнем положении. Он бывал у нас дома, очаровал мою маму. У него деловые разговоры с Костей часто заканчивались за шахматной доской.

Кстати, ты мне не поверишь, но я решила постигнуть глубины этой мудрой игры. Теперь она мне по- настоящему полюбилась.

Я хотела сделать сюрприз Косте. Это стало моей единственной от него тайной. За время своего декретного отпуска я перечитала столько шахматных книг, перерешала столько шахматных задач и этюдов, что за одно это меня следовало бы причислить к лику шахматных святых. Но до сих пор я была в числе шахматных слепых. А теперь прозрела! И это замечательно, Катя! Я могла бы выиграть у папы, если бы не боялась раньше времени выдать себя. Однако мне всего этого было мало. Знаешь, что я сделала?

Пошла в ученицы к знаменитому шахматному мастеру и педагогу.

Верейскому! Да, да, к Верейскому, тому самому, который «душил» наше с Костей изобретение. Ты ведь слышала об этом дородном красавце, по которому сходят с ума дамы «разной масти и возраста», как он сам о них говорит. Он ведь любитель лошадей и тотализатора. Я его люто ненавидела, прозвала его «черным экспертом» и сочиняла ему письма, как запорожцы турецкому султану. Он «погорел» с нашей заявкой из-за затеянной им канители с упрямыми возражениями. Он и в шахматах был таким же, опровергнув со зла один из лучших Костиных этюдов.

Скажешь, меня никогда нельзя понять? Ну и пусть! Я пошла к нему, стала его ученицей, и все тут! И, подумай только, он совсем превратно понял мой поступок. Оказывается, пока я была девушкой, а потом готовилась стать матерью, я для него не существовала. А вот теперь, когда я по-особому якобы расцвела, он увидел меня другими глазами, и…ах! «у него закружилась голова». Словом, он сразу же выделил меня из числа своих учениц, вызвав неудовольствие некоторых из них, в частности одной довольно яркой особы, Зои Крейцер. Она вдруг увидела во мне соперницу! Я бы смеялась, если бы это не выглядело так глупо. Впрочем, глядя на поведение Верейского, можно было понять и Зою Крейцер. Он ел меня глазами, навязывал индивидуальные занятия и распускал при мне свой «павлиний хвост» остроумия и эрудиции. Клянусь тебе, что мне все это было совершенно безразлично, как бы это ни выглядело со стороны…

Однако мой сюрприз, приготовленный для Кости, не удался.

Костя узнал, что я занимаюсь у Верейского, и ходил мрачнее тучи, хотя и похвалил меня за мой поступок. Глупый, он, конечно, и не подозревал, что все это я делан я него, только ради него!

Я должна была постигнуть шахматы, которые занимают такое место в жизни любимого человека. Ну, а Верейский… даже такого я всегда сумею осадить, если понадобится.

И вот, представь, однажды без всякого предупреждения он, Верейский, запросто заявился к нам с Костей домой «поиграть в шахматы»! Как тебе это нравится? Костя и виду не подал, что он удивлен или что ему неприятно. А наш гость был мил, обходителен, остроумен и даже покорил своим внешним лоском маму.

Она таких любит! А потом он с Костей сел за доску. Если мой Костя воспринимается всеми как человек приятный, Верейский же не лишен, как сказала мама, шарма, то за доской их словно подменили. Они подкалывали друг друга, поддразнивали, переходя на какой-то тарабарский язык, который бытует у игроков «блиц» (быстрые партии). Я села неподалеку и записала в тетрадку то, что они говорили. Уши вянут! Посмотри сама: «Вам шах, как объявлял Рабинович!» «Так бы сыграл Алехин, но по другому поводу». «Эй, маэстро, ходу, ходу! Если тронул пешку, — бей!» «Ходу — это вы скажете пароходу с капитанского мостика, а бей — это тот, у кого на носу шишка!» Или «Спешка нужна лишь при ловле блох в цейтноте, а пешка — всегда!». «Что это за вонючий ход? Явное нарушение Женевской конвенции по запрету химического оружия, к тому же загрязнение окружающей среды». «Нет, лучше изобретайте шахматный противогаз или пишите завещание в потемках». И прочая белиберда! Зачем только обмениваться ею культурным людям? Со стороны кажется, что они заняты чем-то страшно несерьезным. Но стоит подойти к доске и начать вникать в то. что на ней происходит, как вся словесная шелуха спадает и остается обнаженная красота богини шахмат Каиссы.

Кстати, этот Верейский вздумал называть меня Каиссой, якобы для того, чтобы иметь право поклоняться мне. Я, конечно, поставила его на место. Но Костя все-таки все понял. Я видела, что между ним и Верейским началось соперничество. Костя не опускался до ревности, нет! Он принял вызов Верейского. И они схватывались не раз. Одну шахматную партию в важном турнире Костя ему проиграл. Зато в важнейшем споре в Комитете по изобретениям дело об энергетической трубе выиграл. Верейский взял реванш и бросил Костю в нокдаун, опровергнув его матовый этюд, посвященный ему «со значением». Теперь Костя решил нокаутировать противника на «этюдной доске». Я же, следя да этим сражением, уподобилась некой Каиссе, шахматной даме.

из-за которой рыцари бьются на турнире, сшибая друг друга с коней копьями и мечами.

В шахматах мечей и копий нет, но удары мысли, которыми обмениваются противники, есть. II для решающего удара новым атюдом Косте пришлось искать, искать, искать, быть упорным, изобретательным, неотступным. Какие важные черты характера!

Как он дорог мне из-за них! По посмотри, к чему привело это «любовное соперничество» в шахматах (31).

Белые по замыслу Кости, должны начать и выиграть. А если посмотреть на позицию, пожалуй,