и весьма пресмыкался.

«Совершенно верно», ответил Казанова императору, «но что можно сказать о том, кто продает такие дворянские титулы?»

Тогда император повернулся к нему спиной и удалился.

Императору Йозефу II очень нравилось слушать аплодисменты анекдотам, которые он рассказывал. Он рассказывал прелестно, но смотрел на каждого, кто не смеялся, как на дурака.

Здесь один яростный рассказчик анекдотов издевается над другим. В одном из писем архива в Дуксе Казанова по-другому излагает свою первую встречу с Йозефом II. «Его Величество остался вчера стоять, чтобы более получаса говорить со мной тет-а-тет. При первых же словах императора я начал дрожать перед его импозантным достоинством и монарх это заметил; потом я отвечал глупым голосом, тупыми и сдавленными предложениями.»

В общем Казанова был восхищен и Веной, и своими «фройнляйнс», как он называет их немецким словом.

Кроме того, он познакомился с танцовщицей из Милана, которая была умна, начитана и вдобавок очень мила. У нее он познакомился с графом Эрдеди и князем Кински. Казанова несчастливо влюбился в танцовщицу Фольяцци, позднее жену балетмейстера Анджолини, в которого она была влюблена. Казанова за ней ухаживал, она над ним смеялась.

Влюбленная театральная актриса, говорит Казанова, это крепость, в которую невозможно проникнуть иначе, чем по мосту из золота. Но Казанова не отчаивается, а она любит его общество. Он украшает половину ее писем. За день до своего отъезда он крадет ее миниатюру.

Казанова отправился из Вены почтовой каретой. Он прибыл в Венецию после полудня на троицу 1753 (или 1754) года. Как точная дата из этого времени существует венецианский документ, по которому Казанова 15 марта 1754 года стал крестным отцом дочери Кроче.

В двадцать девять лет он снова в Венеции; у Казанова нет денег, но есть три старых покровителя. Он, «получив определенный опыт», «зная законы чести и вежливости» и ощущая себя «преодолевшим все свои положения», тоскует, однако, по старым привычкам, только хочет быть более предусмотрительным.

По возвращении из Падуи, куда он сопровождал Брагадино, он увидел, как вблизи Бренты перевернулся кабриолет и женщина заскользила по покатому круто падающему берегу; он спрыгнул с катившейся коляски и «скромной рукой» задержал падение и поправил завернувшуюся юбку. Он «действительно увидел то, что женщина никогда не показывает неизвестному». Ее спутник, офицер в австрийской форме, поднялся невредимым. Красавица стыдливо сидела в траве и называла Казанову ангелом-спасителем. Слуги поставили кабриолет на колеса.

На следующий день он надел маску, чтобы пойти на праздник Бучинторо — венчания дожа с морем, и когда с открытым лицом пил кофе в кофейне под прокурациями на площади святого Марка, красивая маска легко ударила его веером.

«Почему Вы ударили меня?», спросил Казанова.

«Чтобы наказать спасители, который меня не узнал.»

Он предложил им на свадьбу дожа свою гондолу, если конечно они не члены чужих посольств, так как гондола несет герб патриция. Cпутник ответил, что они венецианцы. В гондоле Казанова сел рядом с дамой, проявив определенную дерзость так, что она отодвинулась.

По возвращении офицер пригласил его на обед в «Дикаря».

За едой она сняла маску. Он нашел ее очень милой. Кем приходился ей офицер: супругом, любовником, кузеном, содержателем? Рожденный для приключений, он тотчас хотел знать условия новой авантюры.

Их поведение вызвало его уважение. После обеда он отвязался от какого-то короткого дела и купил ложу в опере буффа; потом пригласил ее на souper (ужин) и в своей гондоле отвез домой, причем под покровом темноты получил от красавицы все свидетельства ее благосклонности, которые можно получить в присутствии ничего не подозревающих свидетелей.

Утром пришел офицер, Пьетро Кампана (Казанова называет его П.К.; Герман фон Ленер нашел настоящие имена). Его отец богат, рассказал он, но рассорился с ним. Дама была женой маклера Колонда, урожденная Оттовиани, ее сестра Роза — жена патриция Марчелло (Казанова пишет: О., К., М.). Госпожа Колонда так же порвала со своим мужем, как он со своим отцом.

Кампана носил форму австрийского капитана благодаря патенту, но не служил. Он занимался поставками скота в Венецию и доставлял скот из Венгрии и Штирмарка, что давало ему десять тысяч гульденов в год. Чужое банкротство и другие несчастливые обстоятельства привели его к денежным затруднениям. Казанова может оказать большую любезность и акцептировать три векселя, которые он не может выкупить; потом Кампана даст ему одновременно три векселя, которые будут выкуплены, прежде чем у других векселей истечет срок, и кроме того он заложит ему дело с доставкой скота.

Казанова сразу отклонил предложение. Кампана пригласил посетить его и дал адрес отца, в чьем доме жил без позволения.

На следующий день «злой дух» потащил Казанову в дом Кампаны. Тот за три векселя хотел взять его в долю. Это будет подарок в пять тысяч гульденов в год. Казанова попросил больше не говорить об этом. Кампана оставил его на пару минут и вернулся с матерью и сестрой, которым представил Казанову. Мать выглядела наивной и респектабельной, дочь была сама красота. Наивная мать через четверть часа удалилась. Дочь в какие-то полчаса совершенно полонила его. Катарина выходит лишь с матерью, которая благочестива и снисходительна. (Ленер установил, что Катарина Кампана родилась 3 декабря 1738 года. В архиве Дукса не найдено ни одного письма от К.К., как называет Казанова в своих воспоминаниях Катарину Кампана).

В то время он впервые после возвращения пошел к госпоже Манцони, которая рассказала, что Тереза Имер вернулась из Байрейта, где маркграф устроил ее счастье. Тереза жила напротив и госпожа Манцони тотчас велела позвать ее. Тереза пришла через пару минут с картинно-красивым мальчиком на руках. Изумление и радость Терезы и Казановы были велики. Они вспоминали о своей юности в доме сенатора Малипьеро. Два часа она рассказывала свои приключения и пригласила на обед домой. Хотя маркграф велел присматривать за ней, но такой старый друг как Казанова стоит вне всяких подозрений. Таков стиль речи всех галантных дам, говорит Казанова, который проведал ее на следующий день спозаранку и нашел еще в постели с сыном. Когда Казанова расположился возле постели, хорошо воспитанный ребенок оставил их одних. Казанова провел там три часа, последний — так ему помнится — был превосходным. «Читатель увидит последствия через пять лет», пишет Казанова. Но так называемые последствия, дочь по имени Софи, уже тогда народилась на свет.

Когда Казанова увидел Имер через несколько лет, он не желал ее больше. Гораздо позднее в письмах к Пассано она говорила о нем дружественно: «Я встречала от господина Казановы только добро, вежливость и дружбу, и знаю о нем лишь то, что доказывает его честь и честность.»

Тогда же Казанова занимался своим младшим братом, пресловутым Гаэтано или Дзанетто, который хотел стать священником; поэтому он нуждался в ренте. Казанова называет его невеждой с милым лицом. Казанова добился у аббата Гримани, который все еще не отдал долг Дзанетто за проданную мебель из наемного дома, что Гримани перевел на Дзанетто пожизненное владение одного дома. Это был фиктивный доход, так как дом был перегружен закладными. Два года спустя Дзанетто был посвящен в сан помощника священника ad titulum patrimoniae.