Себялюбие, говорили вы, падре? Быть может. Да. Стократ да! Но не могу я быть иным — и не хочу! Только не убивать — о, только не это!..
О ты там, в небесах, почему не даешь ты мне хоть небольшой, но постоянной радости, как даешь ты другим? Почему же ты пригнетаешь меня к земле вечными разочарованиями? Зачем вкладываешь в руку мне шпагу, а в уста — жестокие слова, которые убивают? Злоба твоя ко мне только ожесточает меня. Есть во мне гордость — и я не умею отступать…
Выплыло солнце, подобное сияющему божьему лику, и сиянье его затопило горы и долы.
И Мигель смиренно склоняет голову.
Господи, я верил тебе, верил в тебя. Не хочу больше убивать! Примирись со мною, боже! Дай мне счастье, которого я так жажду! Я поверю в тебя на веки вечные. Буду чтить тебя…
Великолепное солнце разом смело утренний туман и запылало в полную силу.
Свет твой — доброе предзнаменование, господи. Верую. Да, я пойду дальше и найду свое счастье. А ты, господи, держи надо мною десницу свою!
Имя твое, Торредембарро, легче выбить на барабане, чем выговорить языком. Имя, гремящее, как цепи позорного столба. Хрустит оно, как щетка из рисовой соломы, когда ею трут сухую доску, скрипит, как ключ в заржавленном замке, как песок на зубах, но все ж прекрасна ты, Торредембарро, прекрасна, как очи каталонских детей, свежа, как их щечки.
С высоты Иленских холмов рыбачья деревня Торредембарро кажется зернами риса, разбросанными в траве, или отарой белых овец на пастбище, — наполовину она зарылась в прибрежный песок, наполовину взбегает по склону холма, греясь на солнцепеке, как курочка.
Но сегодня — слезы на милом лице Торредембарро, ибо напали на оливы жуки, и не истребить их ни окуриванием, ни молитвами.
На лужайке посреди сливовой рощи стоит белая часовенка, и рыдает перед ней вся коленопреклоненная деревня.
Деревенский юродивый Дааро возглавляет молящихся. Он так худ, что, на ребрах его можно сыграть песню, ноги его обмотаны тряпками, голова повязана цветастым платком. Голос его — как крик попугая или обезьяны. Но народ его любит.
Поодаль от молящихся, в тени оливы, молодая красавица чинит рыбацкую сеть. Но сейчас и она, не сходя с места, опустилась на колени, сложив молитвенно руки.
Солнце раскалено добела.
Отец молодой рыбачки стоит на коленях рядом с Дааро, причитая за всю деревню:
— Чем провинились мы, что ты так наказываешь нас, боже! Рыба будет у нас, будет вино, но не будет олив… Ооо!
Деревня стонет с ним вместе.
В это время, спускаясь с холма, медленно приближался к селенью незнакомый человек.
— Смилуйся, пречистая дева! Спаси наши оливы!
— Сжальтесь, святые угодники! Мы пожертвуем вам полный невод рыбы и бочонок вина…
Языческое солнце, словно камнями, побивает землю своим пламенем.
Дааро бьется лбом об стену часовни. Потом встает и, воздев к небу руки, возглашает:
— Наши святые — из камня, пречистая дева — из дерева, божий дом — из кирпича. Не могут они нас спасти! Я один могу вам помочь! Только я!
— Не кощунствуй, блаженный!
— Я — влага, я — ливень и дождь. Я — тот, кто благословлен изгнать жуков из олив!
Тем временем незнакомец подошел уже к девушке и замер, восхищенный ее пленительной свежестью.
Вот творение природы! Она прекраснее всех знатных дев Испании! Травами благоухает она, морем и травами, цветет яблоней, сияет, как этот солнечный день, розовеет, как дозревающий персик, она крепка и вся налита весенними соками. Женщина — воплощение сливовой рощи, дева-земля! Вот женщина, которая нужна мне! Ее объятия подарят мне счастье.
Рыбачка подняла глаза на незнакомца.
Вот мужчина, каких здесь не видали. Откуда пришел он? Куда идет? Почему так пристально смотрит на меня? Ах, он мне нравится! Покорил меня сразу. Мечта моя сбывается. Дааро мне предсказал: прекрасна ты, и явится за тобой благородный юноша. О, это он! Это он!
— Можно ли мне разделить с вами эту тень, девушка?
— Можно, сеньор. Тень не моя. Она — божья и принадлежит всем. Оливы дают свою тень всем, кто приходит.
— Оливовая роща осквернена! — вопит Дааро. — Здесь водятся змеи! Но бог избрал меня спасти весь край, пока жуки не успели сожрать оливы, пока деревья не засохли!
— О Дааро, сделай так!..
— Кто вы, красавица?
— Арианна, дочь рыбака Хосе.
— Я — апостол господен! — кричит Дааро. — Я божий избранник! Я одолею злые силы, изгоню самого дьявола! Я вижу сквозь века прошлое и будущее!
— Что будет с оливами, Дааро?
— Деревья ваши исцелятся! Я спасу их…
— О, сделай так, Дааро!..
Духота хватает за горло, терпко пахнет земля, огнедышащее солнце давит людей и землю.
— У вас очаровательные руки, Арианна.
Девушка краснеет, но не разнимает ладоней, сложенных для молитвы.
Мужчина стоит позади, отравляя слух ядовитыми словами обольщения.
— Вы созданы для любви, Арианна.
— Для любви, сеньор?
— Слушайте меня, оливы! Слушайте, о раскидистые деревья! Я вхожу в вас. Проникаю в стволы ваши, в ветви, в листья, в плоды. Я вхожу в вас, наполняю вас собой, оливы! Люди! Чудо близко!
— Сотвори его, Дааро!
— Вам не скучно в этой деревушке, Арианна?
— Нет, сеньор. Хлопочу по хозяйству, ухаживаю за отцом, за пчелами, пряду, молюсь и чиню отцовский невод.
— Пойдете со мной, Арианна? — Мигель вперяет в девушку свои пылающие глаза. — Вам будет хорошо со мной. Пойдете?
— Пойду, сеньор.
Она встает и подходит к незнакомцу.
— Жар-птица взлетела! — вопит Дааро. — Взмахи крыльев ее взбудоражили море и воздух! Настал мой час. Огонь из клюва ее соединяется с моим горячим дыханием. А вот доброе предзнаменование: орлы над горами, ласточки над морем! Человечья плоть зреет для савана, злая нечисть — для пламени! Люди, чудо близко!..
— Дайте мне руку, Арианна. Вот так. Вы не хотите узнать, куда я веду вас?
— Я верю вам, сеньор.
— Идем же! Хочу быть счастлив с тобою.
— Хорошо, сеньор.
— Я воплощаюсь в вихрь! Йоэ, йоэ, бурбур ан деновар! Дьявол в оливах сгорит во имя господне!
— Сверши так, о Дааро!
Мужчина и девушка поднимаются в гору через кусты. Черный плащ мужчины блестит на солнце, словно он из металла, карминная юбка рыбачки словно поет своей злостью. Он поцеловал девушку.
— Арианна!
