пока ничего не подозревающий Ужвалдо продолжал в России плохо учиться и предаваться разгулу и веселью, его семейство скиталось по миру. Вскоре за очередную несданную сессию студента Ужвадло отчислили из университета, он продал подарочную машину и продолжал жить безбедно. Но вскоре и деньги, и регистрация закончились. Он хотел умотать домой, но узнал, что ехать-то ему, члену семьи вне закона, и некуда, да и наши власти его, такого подозрительного, выпустить из страны не могли. И выслать не могли тоже, потому что, опять-таки, некуда, да и у нас прописывать его было совершенно не за что – абсолютно никакой ценности он не представлял.

От такого горя стал Ужвалда пьянствовать и жить подаянием.

«Я бомж мирового уровня, вот так-то!» – с горьким пафосом говорил он, рассказывал свою печальную историю и срывал или много аплодисментов, или денег, но чаще водки. Ему нравилось просить в метро, там было тепло, в вагонах все сидели, а он шёл мимо всех, и шёл так скорбно и в то же время достойно (гордый сын президента всё-таки!), что сострадание и сочувствие это вызывало всегда. Его теснили конкуренты, Ужвалде приходилось хитрить, но иногда собственная незавидная судьба представлялась ему до такой степени незавидной, что Ужвалдочка горько и крупно плакал.

Однажды, когда он снял с мелко-кудрявой головы шапку-ушанку и протянул её за подаянием, а одна сердобольная старушка положила в шапку банан, Кувалдометр так всхлипнул и пустил такую искреннюю крокодиловую слезу умиления, что проходивший мимо буржуй немедленно решил ему помочь и нанял лакеем. Две недели стоял Кувалда в центральном офисе буржуинского бизнеса в самой настоящей ливрее, сытый, чистый, даже довольный. Ему улыбались девушки, он видел на лицах людей удивление и почтение, это льстило Кувалде, заставляло верить в себя и думать о том, как он потратит первую зарплату. Вот день зарплаты настал, главный босс вызвал его лично к себе – и каково же было разочарование Ужвалды, когда вместо денег один из помощников босса поставил перед ним мешок всё тех же пресловутых бананов!

«Ешь, голубчик, ты ведь без них никуда, это ж твоя родная еда, родная, привычная, – сказал босс и похлопал Кувалду по плечу. – Никогда, братцы, не забуду, как он над бананом плакал…»

Вздохнул большой босс и погрузился в свои дела, а Ужвалду выперли из кабинета его помощники.

Снова расстроился Ужвалда, никак не ожидал он такого разочарования, бросил ливрею, вышел в парк и, роняя слезы с орех фундук размером, принялся есть бананы. А слёзы всё капали и капали в банановую кожуру, Кувалда протягивал бананы детям, но ели их только те, что пришли в парк без родителей. Ужвалда вспомнил о своих родителях и завыл в голос. Дети в испуге разбежались. Закутался Ужвалда в опустевший мешок и пошёл куда глаза глядят. Раз попались ему братья-негры, но они были весёлые и беззаботные, ехали резвиться в ночной клуб, два попались – но они были заняты своим промыслом и к бедам Кувалды остались безучастны. Но вдруг нежданно-негаданно появились те, у кого сын бывшего президента вызвал интерес. И пошли дела у Ужвалды очень хорошо, можно сказать, просто замечательно. Теперь и он в клубы отдыхать ездил, и он помогал нищим и обездоленным.

Новые друзья Кувалды, у которых Ужвалда работал статистом, проворачивали замечательные по своей простоте и гениальности аферы. Все в костюмах, при галстуках, они находили руководителя какого-нибудь российского банка или просто денежного предприятия, долго обрабатывали его, показывая, что им целиком и полностью можно доверять, что они надёжны, а их дело прибыльно и имеет хорошую репутацию. А затем предлагали купить у них большую партию или золота, или африканских алмазов, или ливанского кедра. Когда обрабатываемый им полностью верил и уламывался, сообщники Кувалды, пользуясь, вероятно, своим необыкновенным обаянием, снимали комнату в каком-нибудь посольстве, где в торжественной обстановке от имени правительства, посольства и банка с одной стороны и от имени российской компании с другой подписывались бумаги. И вот сделка заключена, Ужвалда вносит шампанское, обстановка самая располагающая и душевно-доверительная, бизнесмен перечисляет деньги на счёт банка. Время идёт, русский предприниматель и его фирма ждёт поставок оплаченного товара, в конце концов едет со своими бумагами, подтверждающими существование контракта, в посольство, где узнаёт, что сотрудников, эти бумаги подписавших, в посольстве нет и никогда не было, значащегося в контракте банка не существует, а ливанский кедр в той стране не растёт. Деньги ушли неизвестно куда и теперь вряд ли вернутся.

А Ужвалда уже пьёт и веселится, получив свой скромный процент от этого дела. Он лишь статист, его сотрудники, совершившие ту или иную сделку, уезжают из России, куда им надо, и вновь возвращаются, когда хотят, и только Ужвалда, маленький одинокий Ужвалда, ростом метр восемьдесят с лишним, сидит в чужой морозной стране. Никто ни разу не захотел вывезти его в родные жаркие страны, как Кувалда ни просился.

Подолгу жил Ужвалда в бедности, часто не было ему роли в каком-нибудь деле, где работали лишь посвящённые, Ужвалде говорили, что его обязательно пригласят, когда надо будет. Пробовал в такие времена Ужвалда хоть в кордебалет наняться, поплясал с большим успехом пару-тройку вечеров в стриптизе, но затем был вызван на операцию, пропадал несколько дней, после чего его выгнали за прогулы и срывы концертов из всех танцевальных мест.

А потом поймали и арестовали всех его руководителей, и остался Кувалда безработным. Про него или забыли, или не придали ему значения, но, видно, напрасно бомжевал и скрывался он по подвалам – его никто не искал, никто им не интересовался. И когда вернулся Ужвалда, сын бывшего президента, в свой бывший университет, встретили его без былого почтения и с насмешками. Ужвалда знал теперь цену славе, поэтому разыскал нужных людей и стал использовать единственное, что у него осталось, – ресурсы собственного тела. Он начал тренироваться на наркокурьера, три дня тренировался и уже собрался идти на первое задание. Но тут-то гепатит его и пробрал, и никуда Ужвалду ничего нести не пустили – самый же первый милиционер, увидев желтоглазого вялого монстра, от всей души заинтересовался бы им. Так Кувалде стало вдруг плохо, что работодатели сразу от него отказались, а сердобольные обитательницы общежития, куда Ужвалда приполз болеть и кормиться, подобрали его, вызвали «Скорую помощь», и та не медлила ни секунды.

– …Вот такая вот фигня, – вздохнув, сказал Кувалда, когда где-то на улице уже всходило солнце. – Чего буду делать, не знаю.

– Пить не будешь год, скорее всего. – Фома ещё никогда не был так растроган. Он бы протянул Кувалдочке какой-нибудь фрукт или овощ, но совершенно ничего от гостинцев не осталось, как-то всё оно за ночь улетучилось. Не осталось даже ни одной сигареты, вместе с едой пропала за разговором целая пачка.

– Вот. А эти, что приходили, – из моей страны студенты… С моей малой Родины… Это они так меня ненавидеть ходят.

– Но ты же их прощаешь?

– Прощаю.

– Вот и правильно.

Нужно было проветрить палату, в которой было накурено, но не открывались окна. Фома, хлопая сонными глазами, пошёл в ванную, открыл самую горячую воду, повалил из душа пар, и Фома начал махать

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату