Сначала дверь. Он ее запер. Может быть, кто-нибудь старается ее открыть? Нет, неверно. Звук исходил из другого места. Убийца не станет рисковать шкурой, открывая выходящую в общий коридор дверь. Конечно, большинство гостей уже спят, но один-то — человек с лилейным тальком — вернулся поздно и мог начать задавать вопросы.

Мужчина с лилейным тальком. Хьюстон принялся лихорадочно соображать. Этот человек появлялся всякий раз, когда случалось что-нибудь жуткое.

Хьюстон сел в кровати и уставился на окно. Но балкона за стеклом не было. Поребрика, подходящего прямиком к окну — тоже. Тогда откуда? Откуда, черт побери, несется этот проклятый скрежещущий звук?!

Желудок сократился. Руки начали трястись. Только тогда до него наконец-то дошло: дверь, смежная дверь между его номером и соседним! И не одна дверь! Две! С этой стороны дверь можно было преспокойно открыть. Но Хьюстон запер ее, и вот теперь кто-то в соседней комнате старается ее отворить со своей стороны. Ни один возвратившийся поздно постоялец ничего не заметит и не станет задавать вопросы. У убийцы — сколько угодно времени, и никто ему не помешает.

Дверь стала отворяться. Хьюстон был не вооружен, наг, беспомощен во тьме. Ему не выжить. Тогда Пит набрал полную грудь воздуха, готовясь заорать.

И тут же остановился. Помощь вовремя все равно не подоспеет. А крик лишь насторожит убийцу и заставит его действовать как можно быстрее. Хьюстон изо всех сил вжал голову в подушку. Если убийца воспользуется ножом, тогда у Хьюстона будет возможность прыгнуть и схватить его за руку.

А дальше? Разумеется, этот человек тренирован, в то время как Пит не имеет никакой подготовки. Руки парализовало от страха. Пальцы онемели.

Он прищурился, понимая, что с такого расстояния никакому убийце не рассмотреть, спит Хьюстон или бодрствует. Дверь была полностью открыта, но в соседней комнате царил мрак. Хьюстону была видна лишь тень, направляющаяся к нему. Согбенная. Осторожно передвигающаяся. Никаких выстрелов, способных разбудить постояльцев. Нож — вот отличное оружие для такого дела. Или подушка… как беднягу- священника.

Фигура приблизилась к кровати. И принялась изучать Хьюстона. Несмотря на то, что легкие жгло немилосердно, Хьюстон старался дышать, напрягая брюшной пресс, чтобы звук выходил ровным, как у спящего.

К нему потянулась рука.

Сейчас! И Хьюстон нырнул. А затем взвился в воздух, приземлившись прямо на человека, повалив его, запутав в протянутых за собой простынях, и путаясь сам. Они стали биться на полу в отчаянной схватке. Пит выругался и постарался выдернуть нож из руки убийцы. И тут в пах ему врезалось колено. Пит застонал, чуть не согнулся пополам и схватил убийцу за горло.

— Пит, прекрати! — Но он продолжал душить. — Нет, Пит! — В темноте голос был хриплым, дергающимся. — Хватит! Ты мне больно делаешь!

Задыхаясь, Хьюстон замер. И в тот же момент выпустил жертву из рук.

— Симона!

— Горло, Боже…

— Господи, прости. — Хьюстон, пошатываясь, поднялся на ноги и помог женщине встать. Он зашарил рукой по стене в поисках выключателя, а затем включил лампу на столике возле кровати. Симона глотала слюну, массируя пережатое горло. На ней была рубашка и джинсы. Левая щека опухала. Она быстро, от боли мигала.

— Черт, да я же тебя едва не прикончил! — сказал Хьюстон.

Симона свалилась поперек кровати, разминая шею. Простыни лежали на полу.

Внезапно Хьюстон почувствовал холод.

И собственную наготу. Он стоял совсем рядом с женщиной абсолютно голый. Трясущимися руками Пит поднял простыни с пола и обернулся ими. Длинный конец он закинул через плечо.

Симона расхохоталась.

— В чем дело? — удивился Пит.

— Вид у тебя идиотский, — сказала она. — Смешной и глупый.

— Да ты меня чуть ли не до смерти напугала!

— Второй ключ забрал отец. Поэтому через входную дверь я попасть не могла.

— Так постучала бы, что ли!

— А если бы меня кто увидел? Отец, например? Нет уж! Поэтому я обнаружила ключи от соседней комнаты и прошла через эту дверь.

Пит сжал простыни. И снова Симона засмеялась.

— А когда я открывала соседнюю дверь, то стукнула ключом в замке.

— Ты могла бы постучать в соседнюю дверь!

— В том-то и была загвоздка. Я не хотела тебя будить. Ты не думай, я не только над тобой, я над нами обоими смеюсь. Вся мизансцена получилась забавная. Эти простыни. — Она показала пальцем и захихикала. — Ты выглядишь оскорбленным величеством. — По ее щекам катились слезы.

Пит сам не смог сдержаться. Он осмотрел себя, эти смятые простыни и представил, как смешно выглядит со стороны — свое замешательство, негодование. Он почувствовал, как в нем закипает смех. Рухнув на постель, он смеялся до тех пор, пока не заныл живот. Слезы заструились по его лицу.

— Господи, ну и парочка, — простонал он. — Неужели было что-то такое срочное, необходимое, что нельзя было подождать до утра?

Симона прекратила смеяться.

Лицо ее походило на лицо ребенка, глаза были наполнены до краев страхом.

И тут до Хьюстона дошло.

— Нет.

— Пит, я…

— Нет, — повторил он твердо. Она выглядела пристыженной.

— Мне очень неловко.

— Ерунда.

— Я думала… Ладно, проехали. Если бы я с тобой переспала, то тогда ты, быть может, понял, как много для меня значишь и как я хочу быть с тобой. Я сказала тебе, о чем говорил отец. Но ведь это не мои слова. Я просто переводила, позволила ему высказать свою точку зрения.

— Но не стала спорить.

— Не при нем же. Это бы его возмутило.

— То есть, ты не сдаешься?

Она решительно покачала головой.

— Поедешь со мной? — он выпрямился. — В Ронсево?

— Куда угодно. Я тебя одного не отпущу. Ты мне необходим. Черт побери, да я же тебя люблю!

— Не надо.

Она была поражена.

— Не говори. Не надо.

Пит закрыл глаза. И его затрясло.

Они выехали на рассвете. Под дверь отца Симона подсунула записку, в которой написала о том, чтобы он не волновался, что она позвонит и все объяснит, и что в любом случае скрываться вечно она не сможет, да и не намерена.

У них с Хьюстоном все было наравне и шансы на спасение одинаковые.

Но пока они ехали — Пит выбрал другой маршрут до города и все время наблюдал за дорогой в зеркальце заднего обзора — то почему-то все время молчали. Узкая дорога извивалась крутыми кольцами сквозь обсаженную деревьями деревенскую местность. И чем дольше они молчали, тем отчетливее осознавали, что их нервозность все больше и больше нарастает.

— Что-то не в порядке, — наконец, проговорила Симона. — Что?

Хьюстон покачал головой из стороны в сторону, уходя от вопроса.