галлюцинаций не бывает!

— Передайте ей привет.

Что такое?.. Ага, Марта его выпроваживает. Он машинально встал.

— Поцелуй ее от меня, — бросил вдогонку Жермен.

— Хорошо… хорошо…

Ему хотелось бросить им прямо в лицо: «Она умерла, умер» ла… Я это точно знаю — ведь я сам ее убил». Но он сдержался: не стоит доставлять Марте такую большую радость.

— До свиданья. Марта. Ничего, ничего… Я найду дорогу. Перегнувшись через перила, она прислушивалась к его удаляющимся шагам.

— Если у вас будет что-нибудь новенькое, сообщите нам, Фернан!

Равинель входит в ближайшее бистро, выпивает две рюмки коньяку. Время бежит. Тем хуже. Если взять такси, он успеет. Самое главное сейчас — тут же, на месте, разобраться во всем. Вот я, Равинель, стою перед баром. Я в здравом уме. Я хладнокровно рассуждаю. Я ничего не боюсь. Вчера вечером, да, мне было страшно. Какое-то умопомрачение. Но это прошло. Ладно! Рассмотрим факты как можно спокойней… Мирей умерла. Я в этом уверен, так же как а том, что я Равинель, потому что я помню все до мельчайших деталей, потому что я сам держал труп, а вот сейчас, в данную минуту, я пью коньяк, и все это наяву… Мирей жива. Я и в этом уверен, потому что она собственноручно написала письмо, отослала пневматической почтой, и почтальон доставил его по адресу… Да, Мирей жива, потому что ее видел Жермен. Усомниться в его словах невозможно. Идем дальше. Раз она не может быть одновременно и живой, и мертвой… Значит, она ни то, ни другое… Значит, она призрак. Так подсказывает логика. Я вовсе не стараюсь себя успокоить. Да и что же тут успокоительного? Просто-напросто обычная логика. Мирей является своему брату. Возможно, вскоре она явится и мне. Я заранее к этому готов. А вот Люсьен ни за что с этим не согласится. Ни за что не согласится. И все это ее университетское образование. Ее вечное умничанье. Ну и что же мы друг другу скажем? Он выпил третью рюмку коньяку. Надо же согреться, черт возьми! Если б не было Люсьен…

Он расплачивается, идет к остановке такси. Теперь не прозевать бы Люсьен.

— На Монпарнас, побыстрей!

Он откидывается на сиденье, задумывается. Спрашивает себя: может, недавние мысли — лишь плод больного воображения? И он убеждает себя, что попал в безвыходное положение. Так или иначе, он — висельник. Он устал. Вчера ему даже хотелось увидеть Мирей. Теперь он этого боится. Он догадывается, что Мирей не оставит его в покое. Разве она забудет о нем?.. Почему мертвые все помнят?.. Опять прежние мысли!… К счастью, машина останавливается. Равинель не ждет сдачу. Захлопывает дверцу. Расталкивает людей, выбегает на перрон. Электричка замедляет ход и замирает у края платформы. Хлынувший из вагонов людской поток растекается по тротуарам. Равинель подходит к контролеру.

— Это поезд из Нанта?

— Да.

Его охватывает странное нетерпение. Он встает на цыпочки, вытягивает шею и наконец замечает Люсьен. Она в строгом черном костюме, на голове — берет. С виду спокойна.

— Люсьен!

Из предосторожности они обменялись дашь рукопожатием.

— На тебя страшно смотреть, Фернан. Он грустно улыбается.

— Потому что мне страшно, — признается он.

Они жались к перилам метро, чтобы не попасть в толчею. — Я не успел спять для тебя номер, — извинился Равинель. — Но мы можем.

— Номер! Да ты что?! Я обязательно должна уехать в шесть. У меня ночное дежурство.

— Вот как! А ты не…

— Что я?.. Не брошу тебя?.. Это ты хочешь сказать? Ты полагаешь, что тебе грозит опасность… Тут поблизости нет какого-нибудь тихого кафе, где можно спокойно поговорить? Потому что я приехала главным образом поговорить. Посмотреть, уж не заболел ли ты.

Сняв перчатку, она взяла Равинеля за руку и, не обращая внимания на прохожих, проверила его пульс, ущипнула за щеку.

— Ты, ей-богу, похудел. Лицо желтое, глаза мутные. В этом вся Люсьен. Ее никогда не интересовало мнение других, никогда не волновало, что о ной могут подумать. Среди пронзительных выкриков мальчишек-газетчиков она преспокойно сосчитала его пульс, посмотрела язык, пощупала железы. И Равинель сразу же почувствовал себя в безопасности. Люсьен, как бы это сказать, была полной противоположностью всего неопределенного, мягкого, смутного. Люсьен вела себя самоуверенно, резковато, почти вызывающе. У нее был резкий, решительный голос. Иногда ему хотелось бы с ней поменяться… А иногда он ненавидел ее… Потому что она порой наводила на мысль о хирургическом инструменте — холодном» гладком, никелированном.

— Пойдем по улице Ренн. Там наверняка наткнемся на какое-нибудь бистро.

Они перешли площадь, Люсьен крепко взяла его под руку, словно направляя и поддерживая.

— Я ровным счетом ничего не поняла из твоих двух звонков. Во-первых, было плохо слышно. И потом ты слишком тараторил. Давай по порядку. Когда ты вчера утром вернулся домой, труп Мирей исчез. Так?

— Именно.

Он внимательно следил за ней, спрашивая себя, как она будет сейчас реагировать, она ведь вечно твердит: «Не будем нервничать… Чуточку здравого смысла…» Они сосредоточенно вышагивали по тротуару, не обращая внимания на далекую перспективу улицы, уходящей к перекрестку Сен-Жермен. Равинель отдыхал после ужасной нервотрепки. Пусть-ка Люсьен хоть ненадолго возьмет на себя это тяжкое бремя.

— Что же тут долго голову ломать, — заметила она. — Могло труп унести течением? Он улыбнулся.

— Исключено! Во-первых, течения почти нет, ты это знаешь не хуже меня. А если бы и было, так труп заклинился бы в протоке, у водослива. Думаешь, я не обыскал все, прежде чем тебе позвонить? Конечно, обыскал…

Она стала хмуриться, а он, несмотря на все свое волнение, не на шутку обрадовался, видя, как она буквально засыпалась, не хуже абитуриента, застигнутого врасплох неожиданным вопросом не по программе.

— А может, тело украли, чтобы тебя шантажировать? — растерянно спросила она.

— Исключено! Я уж об этом думал. Даже расспросил дочку почтальона, девчушку, которая каждое утро пасет козу на лугу против прачечной.

— Ну?.. А она ничего не заподозрит?

— Я принял меры предосторожности. К тому же у девчонки не все дома… Короче, это предположение начисто отпадает. Кому нужен труп? Чтобы меня шантажировать, как ты сказала, или чтобы мне навредить? Но никому до меня нет дела… И потом, ты представляешь себе, что такое украсть труп? Стоп. Вот маленькое кафе, как раз для нас.

Крошечный бар, три стола, сдвинутые вокруг печки. Хозяин за кассой читал спортивную газету.

— Нет. Завтраков у нас не бывает… Но если желаете бутерброды… Очень хорошо! И две кружки пива!

Хозяин ушел в подсобку, должно быть узкую и тесную, Равинель выдвинул стол, чтобы Люсьен могла сесть. Перед кафе со скрипом останавливались автобусы, стремительно выпускали из дверей двух-трех пассажиров и катили дальше, отбрасывая тень. Сняв шляпку, Люсьен облокотилась на стол.

— Ну, а что это еще за история с пневматичкой? Она уже протянула руку, но он покачал головой.

— Письмо осталось дома. Я туда не вернулся. Но я помню его наизусть. Слушай: «Я уеду дня на два, на три. Не беспокойся. Ничего серьезного… Гм!… Продукты в погребе, в шкафу для провизии… Сначала доешь начатую банку варенья…»

— Минутку!

— Будь уверена, я не ошибаюсь: «Доешь начатую банку варенья, а потом уж открывай новую. И завертывай кран, когда не пользуешься газовой плитой. А то ты вечно забываешь. До встречи. Целую тебя…»